Серебряные светильники из Северной Африки, подобные этому (происходящему из приморского марокканского города Эс-Сувейра), чрезвычайно редки, а узор, которым он декорирован, не встречается на других ханукальных лампах. Однако похожие мотивы можно увидеть на ювелирных украшениях региона. Так, к примеру, позолоченные розетки присутствуют на ручных и ножных браслетах и поясах. Еще один типичный элемент — выгравированные цветы, чьи лепестки равномерно расходятся от сердцевины к краям. Этот декор характерен для произведений из Эс-Сувейры, Менкеса, Марракеша, изготовлявшихся вплоть до первой половины XX века, когда ювелирное дело в регионе пришло в упадок.
На боковой поверхности ханукии изображены рыбы и птицы, вероятнее всего, воспринимавшиеся как символы плодородия. Птицы, особенно в паре, в исламской культуре, главенствующей на данной территории, символизировали любовь. Возможно, эта лампа служила свадебным подарком, содержавшим в себе пожелания рождения детей и жизни в мире и согласии.
Неизвестный мастер. Ханукальный светильник. Начало XX века. Белый металл: литье, серебрение; медный сплав. 23,2x31,8Данный предмет — один из обширной коллекции ханукальных светильников Еврейского музея — отличается необычным дизайном. Его форма, напоминающая портик античного здания, отсылает к неоклассическим мотивам. С другой стороны, интересна проработка этой формы: колонны портика не похожи на античные модели, скорее, они подобны витым колоннам, по традиции обозначавшим вход в Иерусалимский Храм на различных изображениях (например, античных мозаиках и монетах). На фронтоне — центральное событие праздника Ханука: вход евреев в Иерусалимский Храм после осквернения его греками, торжественное зажигание семисвечника-меноры. Надпись на светильнике взята из литургии Хануки и поясняет изображение: «И тогда пришли сыновья Твои в Святая Святых Храма Твоего, и убрали идолов из Твоего Дворца, и очистили Святилище Твое. И зажгли светильники во дворах Храма».
Ури Лессер (1861–1931) Без названия (Сцена в парке, или Мужчина в сером костюме). Конец XIX-начало XX века. Холст, масло. 52,1x38,7Ури Лессер — немецкий живописец и график еврейского происхождения. Будучи выпускником дюссельдорфской Академии художеств, он учился в Брюсселе, Париже (у французского мастера Ж. Лефевра) и Мюнхене, сблизившись с другим немецко-еврейским творцом М. Либерманом. Лессер был членом Берлинского сецессиона и одним из немногих еврейских художников, работавших и выставлявшихся публично в Германии начала XX века.
Хотя этот мастер создал ряд работ на еврейские темы, а также несколько аллегорических полотен на библейские сюжеты («Адам и Ева», «Иеремия»), более всего ему удавалось писать природу и город. В изображении берлинских кофеен, парков и улиц, как и в представленной картине, он передавал одиночество современного городского жителя.
Исидор Кауфман (1854–1921) Портрет Исидора Гевича. Около 1900. Дерево, масло. 45,9x37,1Исидор Кауфман родился в семье венгерских евреев в городе Арад (нынешняя Румыния) и прежде, чем смог воплотить мечту о художественном образовании, был вынужден несколько лет заниматься коммерцией. В 1874 Барон Акцель, губернатор Арада, отправил Кауфмана учиться в рисовальную школу в Будапеште, а в 1875 — в Венскую академию изобразительных искусств. Будучи непринятым, молодой человек посещал ее как вольнослушатель, беря частные уроки у известного в то время портретиста Й. М. Айгнера, а затем у исторического живописца Й. Тренквальда, академиста, последователя так называемой назарейской школы. Это романтическое направление в живописи, ставившее своей задачей возродить стиль Средневековья и Раннего Ренессанса, несомненно, повлияло на Кауфмана. Он познакомился с торговцем картинами Ф. Шварцем и по его заказу написал множество небольших жанровых произведений, их охотно покупали.
Ранние работы автора были выполнены в модном духе сентиментальности, принятом в XIX веке при обращении к еврейским сюжетам. Однако, когда в 1894 мастер отправился в Восточную Европу и открыл для себя мир еврейского «местечка», его трактовка трансформировалась. Безличная сентиментальная история сменилась рассказом о жизни реальных людей. Кроме того, Кауфман создал галерею портретов, поражающих глубиной образов и тщательностью проработки деталей.
Джеймс Жак-Жозеф Тиссо (1836–1902) Иосиф в Египте. Около 1896–1902. Картон, гуашь. 23,2x27,7Джеймс Жак-Жозеф Тиссо, француз по происхождению, значительную часть жизни работавший в Англии, известен по преимуществу полотнами, посвященными высшему свету. Однако существует и другая, менее популярная, но не менее значительная сторона его творчества: цикл иллюстраций библейских сюжетов. В свои последние десятилетия именно этому направлению автор уделял большую часть времени.
Первоначально Тиссо загорелся идеей художественного представления жизни Иисуса Христа в соответствии с текстом Нового Завета. В 1886 он совершил поездку в Палестину. Ее целью было знакомство с землей Израиля, природой и этнографическим материалом (как и многие, мастер наивно переносил черты современной ему еврейской жизни на библейский период).
Цикл «Жизнь Христа» (1886–1895) хорошо восприняла публика, и Тиссо совершил повторное путешествие на Ближний Восток, дабы собрать материал для иллюстраций к Еврейской Библии (или Ветхому Завету). Его результатом стала серия, над которой художник трудился вплоть до самой смерти. В 1901 95 работ, посвященных сюжетам из Книги Бытия, были выставлены в Париже.
На этом листе изображен Иосиф, которого фараон сделал наместником Египта, после того, как тот дал удачное толкование его снам («…поставил Иосифа над всей землей Египетской», Бытие, 41:41). Египтяне, представленные Тиссо в соответствии с археологическими источниками, приветствуют Иосифа и преклоняются перед ним.
Джеймс Жак-Жозеф Тиссо (1836–1902) Адам и Ева, изгнанные из рая. Около 1896–1902. Картон, гуашь. 22,6x31,7Работы Джеймса Тиссо иллюстрируют библейское повествование практически «покадрово», запечатлевая все важнейшие сюжетные повороты. Такой способ, возможно, отчасти сложился под влиянием кинематографа, изобретенного в 1895. Живопись Тиссо, в свою очередь, повлияла на экранизации библейских сюжетов, начиная с таких режиссеров, как Гриффит, и заканчивая Стивеном Спилбергом.
На данном листе изображена сцена изгнания Адама и Евы из рая. Некоторое время назад они могли беспрепятственно находиться в райскому саду, соблюдая лишь одно условие: не есть плодов с древа познания добра и зла. Герои нарушили Божественный приказ, Создатель «…изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувимов и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Бытие, 3:24).
Известно, что в этой картине отразились личные переживания художника. По всей вероятности, обращение Тиссо к библейским сюжетам было спровоцировано трагической гибелью его 26-летней подруги Кэтлин Ньютон. Ее облик мастер не раз воспроизводил в женских образах своих полотен. Так, изгнанная из рая Ева имеет черты Ньютон.
Мауриций Минковский (1881–1930) «Он глянул и повредился в уме» 1910. Холст, масло. 109,2x133,4Перед зрителем — одна из крайне немногочисленных в западном изобразительном искусстве попыток проиллюстрировать сюжет из Талмуда.
Польско-еврейский художник Мауриций Минковский, эмигрировавший впоследствии в Буэнос-Айрес, недаром обратился к данному эпизоду. В талмудической истории (трактат Хагига, 146) рассказывается о четырех мудрецах, вошедших в Пардес: Бен-Азай, Бен-Зома, Элиша бен-Абуйя (Ахер) и рабби Акива. Пардес здесь может пониматься как райский сад, но, кроме того, этим словом, в виде аббревиатуры, обозначаются четыре уровня понимания Библии. Не все герои были готовы к такому опыту. «Бен-Азай глянул — и умер… Бен-Зома глянул — и повредился [в уме]… Ахер — порубил посадки [то есть отошел от еврейской религии]; рабби Акива вошел с миром и вышел с миром». На раме картины, рядом с подписью автора, присутствует цитата, относящаяся к Бен-Зоме. Контекст этой истории становится актуальным в конце XVIII–XIX веке, когда традиционное еврейство оказалось перед вызовом европейской цивилизации.
Минковский изобразил современных ему «мудрецов», религиозных евреев, столкнувшихся с европейским миром. Движение еврейского Просвещения (Гаскала), активное в ту эпоху, всячески поощряло идею ассимиляции и аккультурации еврейства. В центре полотна — четверо юношей, которые должны по-своему решить дилемму религии и секуляризма. Один из них, в трактовке Минковского, не смог примириться с данным противоречием и, как его далекий предшественник Бен-Зома, «глянул и повредился в уме».