Д. Перова - Национальный археологический музей Афины

Вышеописанная «Маска Агамемнона» не была единственным атрибутом погребального культа, найденным в древних Микенах. В ходе раскопок помимо золотых украшений и кубков было обнаружено несколько подобных масок. Они отличались «портретными чертами» усопших, то есть древние мастера пытались уловить их индивидуальность. Это плоские чеканные «слепки», в которых височные области располагаются на одной плоскости с лицом, за счет чего не передается реальный объем. Погребальные золотые маски известны на территории именно микенской цивилизации, не имея аналогов в кикладской и минойской (критской) культурах.

Значительную часть найденных сокровищ в микенских гробницах составляют женские украшения, в том числе диадемы — пластины из золота, украшавшие лоб древнегреческих аристократок и в сочетании с серьгами, бусами и другими драгоценностями окружавшие своих обладательниц золотым сиянием.

Изделие декорировано изысканным чеканным узором с повторяющимся растительным мотивом и тонкими подвесками. Изображения цветов, густо покрывающие поверхность диадемы, создают прихотливый эффект, отражая многочисленными гранями падающий на них свет.

Этот замечательный образец ювелирного искусства микенской эпохи является самым крупным известным перстнем-печаткой. На его овальной поверхности, подобно фризу, разворачивается ритуальная сцена — процессия подношения даров женскому божеству. Богиня располагается на троне в левой части композиции, удобно устроив ноги на специальном табурете и подняв в правой руке сосуд конической формы, принимая почести. За ее спиной сидит орел. Участники действа, несущие емкости для возлияния, — не простые смертные: это некие мифические зооморфные существа со львиными головами. Мерный ритм композиции подчеркивается вертикалями ростков оливковых деревьев, нанесенных мастером на поверхность перстня между фигурами дарителей.

Царский дворец в Тиринфе, характерный памятник архитектуры микенской эпохи, разрушенный в V веке до н. э., также открыл Генрих Шлиман. Стены внутри него были покрыты фресками, одной из которых является «Охота на кабана».

Сохранившийся фрагмент представляет травлю дикого зверя собаками, одна из которых на лету вгрызается в его спину, а две другие продолжают смертельную гонку до победного исхода. Все животные — и псы, и вепрь — показаны в прыжке, практически в одной и той же позе. Каждый участник этой сцены получил индивидуальную трактовку: шкура кабана испещрена завитками шерсти, а собаки отличаются друг от друга окрасом.

Кожаные шлемы, на которые с лицевой стороны нашивались расколотые вдоль клыки кабана, пользовались популярностью во II тысячелетии до н. э. в Греции, поскольку составляли хорошую альтернативу бронзовым. Такой доспех закрывал только голову, оставляя лицо воина незащищенным. В более позднюю эпоху появились другие виды уже металлических шлемов, развивавшиеся в направлениях максимальной защиты или комфортности.

Данный шлем состоит из четырех рядов клыков, помещенных друг над другом. С двух сторон от его края спускаются неширокие полоски кожи с несколькими горизонтально расположенными клыками. Они скреплялись под подбородком воина. Для изготовления подобного шлема требовались клыки нескольких животных.

В микенских гробницах были обнаружены не только украшения, но и богатое оружие. На данном знаменитом кинжале представлена сцена охоты на львов. В его бронзовый клинок инкрустированы выполненные из золота с большим мастерством фигурки охотников и трех зверей. Композиция находится в тесной связи с формой поверхности. Более широкому основанию соответствуют стоящие охотники, вооруженные копьями и луками и защищающиеся от атаки дикого животного щитами. Фигура пятого и наиболее неудачливого из них распростерта на земле под лапами разъяренного, отчаянно обороняющегося льва. Примечательно, что два других его сородича убегают, сочтя свои силы неравными мощи противника. Их распластанные в прыжке тела идеально вписываются в узкое острие кинжала.

Лепное изображение женской головы было найдено в Культовом центре микенского акрополя. Некоторые исследователи считают, что оно может быть изваянием богини. Пластическая моделировка лица подчеркнута красками: подведены раскосые глаза и брови, подкрашены губы, выписаны завитки волос, падающие на лоб из-под нарисованной детали головного убора, не сохранившегося целиком. Густые красный и черный цвета, не утратившие интенсивности, и сегодня сильно выделяются на бледном лице, придавая ему грозное и неумолимое выражение. И если эта скульптурная голова действительно отражает образ женского божества, то можно представить, какой трепет она вызывала в древности в людях, служивших культу. Широко раскрытыми глазами богиня словно смотрит прямо в душу оцепеневшему зрителю, завораживая его.

Эта изумительная картина поражает благородством цвета и изящной линией рисунка. К сожалению, от фрески сохранился только фрагмент, и зритель имеет возможность созерцать лишь погрудный портрет микенской женщины. Однако даже по нему можно оценить мастерство художника и почувствовать сильнейшее обаяние, исходящее от изображенной гречанки. Роскошные формы, довольно широкие плечи, тонкие пальцы, прекрасные волосы, перевязанные лентами, пронзительный взгляд черных как ночь глаз и тонкие дуги бровей — таким дошел до нашего времени образ безымянной девы, чью прелесть воспел микенский автор. Эта дама, скорее всего, — представительница местной аристократии, знала цену своей красоте и всячески старалась ее преумножить: на фреске она запечатлена держащей в руке украшение, возможно, принимая его от кого-то в дар или просто собираясь надеть.

Кратер — популярный вид емкости в Древней Греции, предназначенный для смешивания вина и воды, так как напиток не употреблялся неразбавленным. От предназначения сосуда зависит и его форма: широкий и невысокий, оснащенный двумя симметричными ручками, он идеально соответствует своей функции. Форма же, в свою очередь, диктует характер и композиционные особенности росписи изделия.

Кратер воинов украшен сценой отправления на битву. Мужчины облачены в шлемы и кирасы и вооружены щитами и копьями. Самая последняя изображенная фигура (слева), женщина, взмахнувшая рукой на прощание и глядящая им вслед, — вечный мотив скорбящей жены или матери, провожающей на войну своих близких и ожидающей их возвращения. Широкое тулово сосуда позволяет художнику разворачивать на его поверхности сцену процессии, подобно фризу, создавая впечатление непрерывного шествия.

Искусство геометрического периода (X–VIII века до н. э.) дошло до нас в образцах керамики и мелкой пластики.

Дипилонская амфора относится к так называемому кругу дипилонских ваз, найденных возле давших им наименование Дипилонских ворот на территории древнего афинского кладбища. Эти крупные керамические изделия устанавливались на могилы в качестве надгробных памятников.

Сосуд испещрен орнаментом, по характеру которого стиль вазописи называется геометрическим. Вся поверхность изделия разделена на множество горизонтальных фризов, в каждом из которых во избежание однообразия используется свой рисунок. Часто повторяется мотив меандра — схематического изображения морских волн. Роспись емкости уподобляется пестрому ковру, не оставляя ни одного незаполненного участка. В самой широкой части ее тулова находится центральная «программная» композиция — сцена погребения и оплакивания умершего, схематичные фигурки которой вплетаются в орнаментальное полотно. Строгий и лаконичный декор амфоры соответствует ее печальному предназначению.

Геометрический кратер также был найден в Дипилоне в Афинах и использовался в качестве надгробного памятника. Древний художник представил сцены на двух фризах. В декоре кратера изображения людей и лошадей с колесницами играют более важную роль, чем в ранее описанной дипилонской амфоре, однако они все же находятся в строгом подчинении линейному ритму и общему декоративному строю росписи. Фигурки людей и животных по-прежнему схематичны, лишены индивидуальности и составляют орнаментальную канву. Мотив усопшего и плакальщиков (на верхнем фризе) уже знаком зрителю по сходной композиции росписи дипилонской амфоры. Увеличение числа фигур приводит к уменьшению роли орнаментальных мотивов, чтобы не отвлекать внимание от основного изображения и не «потерять» его на общем пестром узорном фоне, иначе произведение утратит гармонию и благородство.