Ферму построил в конце 1890-х годов известный петербургский архитектор Юлий Юльевич Бенуа – академик архитектуры, архитектор Первого российского страхового общества, Женского патриотического общества и Аничкова дворца, автор многочисленных построек в Петербурге, представитель знаменитого художественного рода Бенуа. Он арендовал у владельцев Мурина обширный участок неплодородной земли от Муринского ручья до окраины Петербурга, заключив договор аренды на пятьдесят лет. Строительство велось по собственным чертежам Ю.Ю. Бенуа и под его непосредственным наблюдением. К 1904 году строительство усадьбы было завершено.
Ядром фермы стал красивый двухэтажный деревянный дом с каменным подвалом, мансардами и башней, которая служила одновременно и украшением, и наблюдательной вышкой на случай пожара. Молочное предприятие включало в себя самые разные постройки, в том числе коровники, сараи и ветряную водокачку. От имени владельца фермы пошло и название проспекта, который здесь заканчивался. В 1952 году, во время массовой кампании переименований, имя Бенуа сняли, и проспект Бенуа стал Тихорецким – «в память об освобождении советскими войсками города Тихорецка в январе 1943 года».
Ферма Бенуа являлась успешным коммерческим предприятием – она славилась на весь Петербург, снабжая петербуржцев высококачественными молочными продуктами. Молоко предварительно обрабатывали на ферме – здесь существовала собственная лаборатория, затем отправляли на молочный завод в центр города – на Моховую улицу. Бенуа дорожил репутацией и от состоятельных заказчиков, а таких было немало, нареканий не поступало.
«Молоко, сливки, масло, – сообщала реклама в столичных газетах. – Доставка на дом гигиенического детского молока в посуде с герметическим затвором. Бутылки моются кипяченой водой. Скот находится под самым тщательным ветеринарным надзором». Лесную ферму удостоили золотой медали на проходившей в 1913 году в Петербурге Всероссийской гигиенической выставке и высшей награды – на Международной выставке.
Ю.Ю. Бенуа поставил дело на широкую ногу. На ферме содержалось более двухсот породистых коров. Постоянных работников (скотников, дойщиц и т. д.) насчитывалось всего до тридцати человек, поскольку на сезонные работы нанимали поденщиков. На ферме поддерживалась идеальная чистота – порядки царили строгие, что давало впоследствии повод советским авторам обвинять администрацию фермы в жестоком «эксплуатировании трудящихся».
В качестве доказательства приводили пример того, как управляющий фермой ветеринарный врач Н.С. Захаров проверял чистоту. Он доставал из кармана батистовый платок, проводил им по коровьей спине. Если платок чуть загрязнялся, работнику приходилось заново чистить корову да еще и платить штраф. Порядок строгий, но ферма являлась подлинно образцовой и стремилась следовать европейским меркам ведения молочного хозяйства.
В светлом и просторном коровнике устроили электрическое освещение, уложили рельсы для вагонеток для уборки навоза, провели водопровод: в вычищенные после кормления коров бетонные лотки напускали воду. Корма разносили корзинами, процеживали молоко из подойников через несколько слоев марли и сливали в бидоны, которые охлаждали в молочной. Подобная технология просуществовала до конца 1940-х годов. Затем сначала появились автопоилки, потом скребковые транспортеры для уборки навоза, а в 1950-х годах – механическое доение…
Как ни странно, но Первая мировая война, тяжело отразившаяся на жизни Петрограда, привела к дальнейшему процветанию Лесной фермы. Хотя не хватало работников, труднее стало с фуражом, все окупала дороговизна на молоко и масло.
После февральской революции 1917 года Ю.Ю. Бенуа решил продать ферму Министерству государственного призрения. Управляющий Захаров одновременно состоял на службе в этом Министерстве. Однако купля-продажа фермы не состоялась, поскольку сделке воспротивились Петроградский уездный и Муринский волостной земельный комитеты. Муринцы выдвигали довод, что в волости и без того не хватает земель для распределения ее между крестьянами. Кончился спор тем, что имение передали под особый контроль Муринскому волисполкому, а тот сдал ферму Министерству государственного призрения в аренду на один год, оставив за собой право распоряжаться землей по собственному усмотрению.
Вскоре после Октябрьской революции ферму Бенуа национализировали. На начало 1918 года на ферме содержалось 257 коров, 43 лошади, 5 нетелей, 40 телят и 6 быков-производителей. Работники фермы жили гораздо лучше, чем прочие труженики в голодающем Петрограде: имели земельные участки, получали по две бутылки молока в день на одного работающего и по одной бутылке – на каждого другого члена семьи, причем по ценам 1910 года, то есть по 10 коп. за бутылку. Естественно, работники фермы с трудом поддавались большевистской агитации и не собирались сбрасывать с себя «иго эксплуататоров», заявляя, что при прежней власти им жилось лучше.
Такое положение вещей не понравилось новым властям. Председатель уездного земельного комитета П.Ф. Муравьев обвинил администрацию фермы в «саботаже против революционной власти», заявив в том духе, что, мол, «преступно пить молоко досыта, когда в Питере ребятишки от голода пухнут». Вместо Захарова на ферме поставили нового управляющего. Что ж, власти добились своего: вскоре и на «ферме Бенуа» началась разруха. А что это такое, лучше всего выразил профессор Преображенский в булгаковском «Собачьем сердце»…
Запасные детали для сельскохозяйственного инвентаря кончились, поэтому на запчасти стали разбирать пригодные плуги и сеялки. Часть пашни забросили, летом на ней стали пасти скот. Половину лошадей передали Красной Армии. Зато антибольшевистских настроений на ферме больше не наблюдалось…
2 июля 1918 года Муринский волостной земельный комитет постановил оставить ферму в ведении земельного отдела уездного Совдепа, чтобы уберечь от раздела, «как представляющую культурную ценность в виде племенного скота». В ноябре 1918 года в состав Петроградской трудовой коммуны вошли шесть бывших помещичьих имений, получивших название «городские молочные фермы». Бывшая ферма Бенуа значилась под номером один, став «1-й городской молочной фермой» Петрогубкоммуны. Однако чаще всего ее называли «Лесной фермой», или совхозом «Лесная ферма». Затем ферма стала именоваться просто совхозом «Лесное».
Петрогубкоммуна была заинтересована в восстановлении фермы, и в 1920 году там начали строительство конюшни на 60 лошадей, молотильного сарая, построили склады для сена и торфа, отремонтировали коровник и систему водопровода. С 1 декабря 1920 года все городские молочные фермы и совхозы передали из ведения Петрогубкоммуны в Петроградское губернское управление советскими хозяйствами (губсовхоз).
К весне 1921 года на ферме насчитывалось уже около пятисот голов крупного рогатого скота, в том числе свыше трехсот коров. Все надоенное молоко отправлялось по двадцати объектам – в детские консультации и ясли, больницы и дома ребенка. С помощью одного из заводов Выборгской стороны на ферме отремонтировали инвентарь, а от Красной Армии поступило несколько десятков выбракованных лошадей.
С началом НЭПа хозяйство стало набирать силу. Кроме молочного животноводства, совхоз выращивал картофель, содержал свиней, кроликов и кур. К середине 1920-х годов на ферме насчитывалось около тысячи голов скота при трехстах обслуживающих работниках. Увеличение стада коров произошло за счет коров с хутора Реймера, располагавшегося по другую сторону Муринского ручья. Владелец этого хутора, кроме скаковых лошадей, содержал небольшую ферму. К совхозу отошли также и угодия бывшего хутора Реймера.
Отправка молока с «1-й городской молочной фермы» (с бывшей «Лесной фермы» Бенуа). Фото 1923 года
Прежний владелец лесной фермы, Ю.Ю. Бенуа, смог приспособиться к новой власти и работал в Наркомате продовольствия, составляя там проекты сельскохозяйственных заведений и молочных заводов, санаториев и домов для рабочих. В конце 1921 года совхоз «Лесное» вошел в Петроградское единое потребительское общество (ПЕПО), впоследствии – Ленинградский союз потребительских обществ. Совхоз находился на особом положении: вопреки строгому запрету вырубать пригородные рощи и парки, когда ферме для нужд хозяйства потребовался участок из «лесной дачи „Сосновка“ не менее 200 куб. сажен», разрешение тут же было получено.
С конца 1920-х годов в совхозе «Лесное» начали развивать овощеводство. Потребовался специалист, им стал Павел Александрович Смирнов, в 1930 году назначенный сюда старшим агрономом. В свои 28 лет он успел уже поработать агрономом земотдела в Чудовском районе Новгородской области. После совхоза «Лесное» он стал главным агрономом овощеводческого совхоза «Пискаревка», участвовал в войне, а после демобилизации по болезни в январе 1945 года вернулся в «Лесное», где и пробыл главным агрономом до ухода на пенсию в 1963 году…
