Если бы речь шла только о нищих, возможно, Констанция смогла бы смириться, но нет, были еще и прокаженные! Роберт обожает прокаженных, они позволяют королю показать себя столь преданным и столь милосердным… Он принимает их во дворце и торопится облобызать им руки, изъязвленные болезнью. Какой-то сеньор изумляется такой прекрасной, но чрезмерной добротой…
— Иисус Христос принял облик прокаженного, — напоминает король сентенциозным тоном.
Согласно Евангелию, Христос исцелял прокаженных… И вскоре король в своем показном смирении будет делать то же. В любом случае, ему приписывают чудодейственные исцеления: ему будто бы достаточно перекрестить больного, и проказа исчезает… Хитроумные люди в это верят или притворяются, что верят. Начиная с Роберта и вплоть до Людовика XVI королям будут приписывать способность исцелять золотуху, то есть всякого рода гнойные фистулы.
С нищими и золотушными Роберт пребывает на вершине счастья. В сущности, чем больше он живет во грехе с Бертой, тем больше он выказывает себя добрым христианином, скромным и благожелательным. В конечном счете, Констанция освобождает место. Она покидает Париж, оставляет Роберта его нищим, его прокаженным и его любовнице, чтобы провести цвет молодости в Этампе, где замок идеально подходил для ее личного двора и для детей.
В 1031 году Роберту Благочестивому — ибо отныне его нельзя называть иначе — пятьдесят пять лет. Для той эпохи возраст вполне солидный, но он чувствует себя вполне хорошо. Все идет отлично до 29 июня. В тот день солнечное затмение явилось потрясением для суеверных людей. Конечно, это затмение — предвестник смерти, во всяком случае, так говорят все вокруг.
Действительно, король внезапно заболевает сильнейшей лихорадкой… и через три недели умирает. Из Мелёна, где болезнь поразила короля, его останки перевозят в Сен-Дени, где он похоронен рядом с отцом, Гуго Капетом.
Монахи Сен-Дени так признательны покойному королю за множество благодеяний, что в своих агиографических сочинениях они описывают поразительные явления и катаклизмы, сопровождающие эту смерть: по небу будто бы прошла комета, реки вышли из берегов, обрушив дома и погубив маленьких детей… Сами небеса оплакивают благочестивого Роберта.
Это благочестие пошло Парижу на пользу. Впервые после нашествий викингов суверен задумался о переустройстве города. Правда, только монастыри, аббатства, церкви и его собственный дворец попользовались королевскими щедротами, но начало положено.
* * *
Появление на троне Генриха I, сына Роберта Благочестивого, знаменует начало трудного периода: голод, эпидемии и пожары непрерывно сменяют друг друга.
И потом, парижане разделились, одни приветствуют нового короля Генриха, другие требуют корону для его младшего брата Роберта. Генрих, обеспокоенный тем, что значительная часть горожан оспаривает его власть, счел разумным бежать и укрыться в городке Фекан у своего союзника герцога Нормандского.
Он поступил правильно: в Париже больше нечего есть. На рынках продают мясо собак или мышей и даже, говорят, свежие, поспешно отрытые трупы, которые нужно хорошо готовить, чтобы самим не отравиться. В церквах толпятся несчастные голодающие в надежде обрести помощь или умереть или дождаться какого-нибудь события, которое положит конец страданиям. Все плохо. В 1034 году пожар, более мощный, чем другие, уничтожил хибары, в которых ютились простолюдины. В 1035 году голод сопровождается болезнью, напоминающей чуму, которая убивает вернее, чем голод.
В это время Генрих I преследует мятежников, оспаривающих его права на трон. Это означает, что Парижем ему заниматься некогда.
Для церкви настал момент воспользоваться всеми этими бедствиями, чтобы укрепить свою власть. В 1049 году эльзасский папа Лев IX, едва избранный понтификом, вбил себе в голову, что должен искоренить симонию, разъедающую духовенство. Верно, во Франции и особенно в Париже управители епархий и аббатств — далеко не всегда люди самые верующие и самые заслуженные. Это, прежде всего, те, кто сумел купить должность у монарха. Эта заведенная издавна практика, конечно, вполне устраивает богатых честолюбцев, но также и короля, который извлекает из продажи церковных должностей немалую часть своих доходов. Кроме того, высшие церковные иерархи, всем обязанные суверену, не могут отказать ему, если нужно набрать несколько батальонов, когда дело идет к войне.
Во что вмешивается этот папа? — должно быть, вопрошает себя Генрих I. Пытаясь одолеть некоторые дурные обычаи, Святой престол стремится распространить свое влияние на все христианские страны. Это невыносимо! Для начала и чтобы продемонстрировать дурной настрой королевства, ни один французский епископ не отвечает на приглашение Льва IX, который созывает собор для обсуждения столь деликатной темы, как «клирики, подверженные симонии».
Впрочем, этот папа по-прежнему стремится навредить королю франков. Пребывая в Ратисбоне, Его святейшество посещает аббатство Сент-Эммеран, в котором хранится рака, будто бы содержащая мощи… святого Дени! Но святой Денис покоится близ Парижа, это всякий знает. Так вот, нет, понтифик объявляет, что истинные мощи — те, что хранятся в Германской империи.
Король Генрих отвергает эту новоявленную истину. Торжественно, в присутствии толпы парижан, он приказывает открыть саркофаг в аббатстве Сен-Дени. Оттуда вырывается столь благовонный и сладостный запах, что все убеждены: такой запах может исходить только от мощей святого! И люди продолжают радостно возносить молитвы Денису в его церкви в пригороде Парижа.
Но король Генрих желает предпринять кое-что еще, ударить сильнее и выше, чтобы уменьшить влияние и власть папы. Для этого он создаст в Париже роскошное аббатство, которое будет принадлежать только ему, невзирая на все римские притязания.
На месте часовни, посвященной святому Мартину, Генрих I закладывает монастырь Сен-Мартен-де-Шан, обносит его стенами, дарует ему золото и земли, жалует бенефиции, права, привилегии, освобождение от налогов…
Дело громадное и завершено будет только при сыне Генриха, короле Филиппе I. В момент освящения в 1067 году Сен-Мартен-де-Шан представляет собой обширное пространство, обнесенное зубчатыми стенами с восемнадцатью эркерами и четырьмя мощными сторожевыми башнями.
Именно этот знаменитый монастырь был в 1079 году передан ордену Клюни. Прежних каноников заменили семьдесят бенедиктинских монахов. Сен-Мартен-де-Шан стал приорством, «четвертой дочерью Клюни», как выражались в ту эпоху. Ибо аббатство имеет владения во Франции, но также в Швейцарии, Испании, Англии.
Этим жестом Филипп I хочет, наверное, сделать некоторые уступки Святому престолу, погладить папу по шёрстке, пойти на компромисс ввиду двух интердиктов[50], объявленных во всеуслышание…
Ибо век завершается так же, как начинался — запрещенной любовью. В 1092 году Филипп страстно влюбился в Бертраду, обрученную со старым графом Анжуйским. Чтобы обрести счастье, король отвергает свою жену и заключает ее в замок в Монтрёй-сюр-Мер. Увы, тем временем сладостная Бертрада успела выйти замуж за своего старика. Но если считаться с приличиями, для чего быть королем? Бертраду похищают, операция оказывается не слишком трудной, ибо жертва на это согласна! Двадцатидвухлетняя девушка пылко отдается королю, который почти на тридцать лет старше ее: она довольна и счастлива тем, что разгуливает по дворцу Сите, как настоящая королева франков.
Эту королеву парижане принимают и встречают рукоплесканиями, когда она покидает свою резиденцию. Люди здравомыслящие, жители города полагают, что их король имеет право на счастье. В других местах общественное мнение не столь доброжелательно…
Папа Урбан II ошеломлен: «Подобное событие очевидным образом свидетельствует об упадке всего королевства и предвещает скорое уничтожение ваших церквей…», — пишет он. А затем, поскольку не может вразумить влюбленных, попросту отлучает обоих от церкви. Отныне короля с его красоткой не должны пускать в церковь, двери монастырей также будут для них закрыты. В принципе. Ибо много таких, кто сохраняет к королю уважение, смешанное со снисходительностью.
И это длится двенадцать лет! Двенадцать лет соборов, переговоров, невыполненных обещаний — двенадцать лет дворец Сите укрывает эту скандальную связь. Наконец, в 1104 году Бертраду внезапно поражает раскаяние! Она не может больше жить во грехе, хочет принести покаяние и стремится теперь к тому, чтобы облечься в лохмотья и удалиться в бедную хижину в Пуату.
Король Филипп, это понятно, несколько озадачен. Но ничто не устоит перед волей Бертрады! И поэтому на собор в Париже король является босоногим, в жесткой шерстяной рясе, чтобы принести клятву, что он отказывается от той, которую уже потерял… Филипп возвращается в одиночестве в свой дворец, Бертрада улетает в свой пуатевинский шалаш, отлучение снято, мир вновь обретает прежний порядок.
