Метафизику, который задался целью проследить идеальную геометрию года, здесь является важнейший вопрос о протяжении точки. Вот где сокрыта сущая бездна значений и смыслов. Что такое (допустим, в истории) переход от покоя к движению? От геометрической точки, от звезды — к лучу? Мы рассматриваем первый революционный перелом года, переход в восприятии времени: от точечного (зимнего) к линеарному (весеннему).
Линия делается знаком времени. Сошедшего с места, сделавшего первый шаг. Здесь и начинают сходиться вместе все заявленные темы: февраль, Петербург, Сретение, Масленица, революция. Все они прямо или скрыто линеарны. Все это символы наступившего сезона, который представляет собой скрытое потрясение календаря.
Московского календаря: это важное уточнение: в первую очередь из Москвы видны как единое целое февраль и Петербург и с ними весь февральский праздничный чертеж. Весь он по линии, по траектории революционного (нарушившего московский покой) луча.
*6 февраля 1918 года правительство большевиков в Петрограде меняет календарь со старого на новый. В России установлен европейский счет времени. (Вот он, прыжок через время.) Москва готовится протестовать и вдруг узнает, что новое правительство и самая столица переезжают (возвращаются) из Петербурга в Москву.
Переезд состоялся в ночь с 12 на 13 марта.
Объяснение этому было простое: войска Юденича подошли к северной столице слишком близко; революционное правительство оказалось в прямой опасности. От нее, от близкого фронта, от берега, края страны правительство двинулось в ее центр. (Тут слышно другое объяснение: столица вернулась на привычное место, закатилась в Москву, как в лунку.)
С 6 февраля по 12 марта 1918 года прошел последний петербургский (столичный) сезон. Первый и единственный, который праздновался в Питере по новому календарю.
6 февраля — блаженная Ксения Петербургская
Точная дата ее рождения неизвестна (между 1719 и 1732). Известнейшая святая, один из символов града Петрова. О жизни ее ходит множество легенд. Она предсказала смерть императрицы Елизаветы и другие заметные в столице события. Слава ее началась при жизни (она ее, как могла, избегала). Извозчики, завидя блаженную, издалека мчались к ней, предлагая прокатиться хоть немного. Тот, кто вез ее, затем весь день имел значительный заработок. Лавки, в которые она заходила, также принимались счастливым образом торговать. После смерти земля с ее могилы разбираема была постоянно. Положили на могилу каменную плиту — и она была разбита и разнесена по кусочкам. Записано множество случаев чудесной помощи Ксении: исцеление больных, но особо –устройство на службу, помощь в судебных делах (петербургские мотивы), в замужестве, воспитании и устройстве детей. Кончина ее между 1794 и 1806 годами.
О петербургской святой Москва пословиц не сложила. О самом Петербурге –другое дело; таких множество. Большая часть разыгрывает разницу между столицами «по признаку пола»: Питер женится, Москва замуж идет.
Кстати, блаженная Ксения пошла в юродивые после смерти мужа и долго ходила в его одежде; она говорила всем и сама всерьез полагала, что она это он. В ее истории, однако, гораздо важнее избегание славы, отстранение от своего «Я», бытие в ином помещении (имени), в другом свете.
*Петербург деловит, просвещен, высокомерен, смеется над суевериями Москвы, над ее «бабьей» склонностью к чуду. В ответ Москва отказывает «рациональному» Петербургу в способности устраивать чудеса. Все это различные проекции извечного спора о первенстве, о праве на единственность (русской столицы), о правильности чертежа, помещения во времени, которое в двух столицах столь разно.
15 февраля — Сретение
Евангелие от Луки. Согласно древнему обычаю, младенца на сороковой день по рождении несли в храм, чтобы принести благодарственную жертву. Мария и Иосиф Обручник принесли в храм Иисуса и с ним двух горлиц (птенцов голубя), дабы их отдать Господу вместо первенца. В храме родителей и младенца встретили вещий старец Симеон и пророчица Анна. Симеон первым узнает (встречает) Бога.
Христос до того момента не явлен глазу. Теперь наступает время его рассмотрения и прямого узнавания (рисования). Первого, чувственного: узрения.
*О жертве. Кроме горлиц, были 14 000 младенцев в Вифлееме и окрестностях, убиенные Иродом. Они также «прятали» за собой Спасителя, оборачивая его многоликим, многоочитым покрывалом. В их сумме растворено его лицо.
Иисус был (и остается) надежно укрыт, замкнут. Всякое узнавание его было (и есть) чудо, творческий акт, сложное прозрение. Таким чудом было узнавание Симеона Богоприимца. Дух Святой обещал ему, что он не умрет, пока своими глазами не увидит Спасителя.
По преданию, старец Симеон был одним из семидесяти переводчиков, которые по поручению египетского царя Птолемея (основателя Александрийской библиотеки) переводили Ветхий завет на современные в ту пору языки. С еврейского на греческий. Составлялась Септуагинта (книга семидесяти, семидесятница). Симеону достался фрагмент с пророчествами Исайи. Переводчик усомнился над местом, говорящим, что Мессию родит дева. Он перевел: молодая женщина. Хотел даже выскрести «деву» из оригинала ножом, но руку его остановил Ангел. За сомнения и неточность Симеон был наказан бессмертием. Отпустить его умереть мог только родившийся от Девы, Безлетный. (Отсюда по его словам составленное: «Ныне отпущаеши».) Ко времени встречи с Христом Симеону было триста лет (по другим данным –сто, он жил в первом веке до Р.Х.). Оттого была его великая радость. Симеон взял младенца на руки (Иисус: «не старец Меня держит, но Я его держу, ибо он от меня отпущения просит») и сказал Марии: огонь ты носишь, чистая. Исайя очистился от Серафима уголь приемши.
*Это праздник всех христиан. Уточнения несущественны; католики отмечают Сретение 2 февраля (мы 15-го), для них это день свечей. В Польше для обряда очищения в костелах в этот день святят свечи, и целые процессии с горящими свечами обходят городские улицы и окрестные поля.
Однажды на Сретение, рано утром я зашел в Архангельскую церковь, ту, что на Чистых прудах, за Почтамтом. Там два храма: один Архангельский в Меньшиковой башне, в коем высоты больше, чем ширины, и рядом малый, приземистый, наоборот, заметно раздавшийся в ширину, Федора Стратилата. Службу в нем правят раньше, чем в Меньшиковой башне, и мне все никак не удавалось застать ее в этом малом храме.
Погода в то утро стояла сырая и промозглая; свет от облаков был смутен, белес и (с недосыпу) резал глаза. На службу я и в этот раз опоздал; наградою была ширина в опустевшей церкви непомерная. Храм сей, как старый «Запорожец», машинамыльница, снаружи мал, внутри же необыкновенно поместителен.
Я пошел осматривать иконы; одна меня задержала. Многонаселенная иконакалендарь (на весь год; святые, точно войско, стоят отрядами по месяцам). Я стоял и раздумывал, не постигая, отчего в середине иконы двенадцать больших праздников изображены против часовой стрелки, а вся икона, весь год — по часовой, в самом деле, почему? И тут за киотом в тесном закутке запела женщина. Пробовала голос: звуки были отдельны, почти случайны, но все до одного прекрасны. Потом, также будто бы случайно, над церковью заколотил колокол и вдруг все звуки сошлись в неясную симфонию: поющий гаммы голос и звон слились с беспорядочным хождением служек (они отирали подсвечники большими кистями и тихо переговаривались), с общей суетой, пьяными бродягами в сенях, холодом и порывами ветра на улице. Симфония показалась мне горизонтальна, как будто звуки ее нес по земле ветер.
На недавнем Крещении в Богоявленском соборе (см. выше) купол ощутимо шел вверх, синий свет из него так же медленно оплывал вниз. За месяц время поменяло вектор: двинулось по земле, потекло изо дня в день.
Я перешел в Меньшикову башню, служба здесь только начиналась. Царские врата были открыты настежь, священник-грек переодевался, поднимая медленно, картинно руки со скрещенными пальцами. Народ прибывал, и уже сделалось тесно, одной из последних протиснулась девочка, румяная дылда в полосатом вязаном колпаке и с рюкзаком за плечами — как вдруг.
Солнечный луч, пробивший где-то там, наверху белесую преграду туч, которому на земле открывалась одна только узкая щель при входе с юга, из переулка, через двор, прошил пространство и вырезал в нем две вертикальные колонны царских врат. Ему было жизни одно мгновение, и он нарисовал за это мгновение полную перспективу — сперва облил сбоку слепящим светом иконостас, выявив максимально глубину колонн и наличников (перед тем полотно иконостаса было темно и плоско), а затем, переместившись в алтарь, нашел тяжелое завитое семисвечие и неопознаваемые мелкие предметы. Все зажглось. Два этажа глубины (три –я стоял у самого входа, в притворе) открылись за одну минуту, нарисованные, явленные одним лучом. Три — одним.
