В. Морозова - Художественный музей Индианаполис

Джордж Гаррард был анималистом, пейзажистом, портретистом, гравером и достиг определенных высот в области анималистической скульптуры. В 1778 он поступил в Королевскую академию художеств и в 1781 там представил свою первую картину. Хотя случайные жанровые полотна удавались живописцу лучше, чем анималистические (сэр Джошуа Рейнолдс купил одно с выставки в Академии в 1784), Гаррард изначально определился как спортивный художник, вероятно, по совету известного атлета Томаса Торнтона (1755–1823), для которого работал в 1780-х.

Картина «Охотничья лошадь и охотник» — произведение пейзажного и в то же время спортивного жанра. Молодой человек, скорее всего, представитель аристократической прослойки общества, восседает на лошади в ожидании охоты, которая состоится, по-видимому, недалеко от его поместья. Мастер передает атмосферу солнечного осеннего утра, лесистая местность окутана легким туманом. У него широкая, эскизная манера письма, художник точно, но легко воспроизводит пейзаж, наполняя лесную поляну ярким светом и подчеркивая светотеневые контрасты. Но в изображении лошадей и человека зритель может заметить статичность и неловкость поз, а в портретных характеристиках — обобщенность и скупость.

Неоднозначный и загадочный английский живописец Джозеф Маллорд Уильям Тёрнер поступил в Королевскую академию художеств в возрасте 15 лет. Он открыл много совершенно новых приемов и предвосхитил завоевания импрессионистов и даже абстракционистов. При жизни у мастера было мало друзей, он испытывал недоверие к людям, меланхоличный характер, несомненно, повлиял на выразительные особенности его творчества.

Пейзаж явился для Тёрнера средством выражения тревожного мироощущения. Значительное место он уделяет небу, красноречивому, подвижному, находящемуся во власти переходных состояний. Оно трактуется выразительно и драматично, облака то мрачно сгущаются, то клубятся словно дым. Природу мастер воспринимает как агрессивную силу, таящую в себе зло.

Картина «Пятое бедствие Египта» демонстрирует необычное видение ветхозаветного сюжета, согласно которому Моисей за отказ фараона отпустить порабощенных евреев насылает на египетскую землю десять бедствий. Пятым является мор скота. На полотне царят хаос и фантасмагорическое буйство стихии. Видны поваленные деревья и кучка лежащих друг на друге мертвых животных на переднем плане, и чем глубже уходит взор, тем сложнее определить, что именно происходит на дальнем. Над городом хаотично разбросанные облака скручиваются, бурлят и вызывают у зрителя разнообразие переживаний. Художник добивался эффекта кипения неба, смешивая тяжелые графитово-серые тучи с вкраплениями ярких, огненных оттенков, при этом добавляя холодный голубой цвет для неопределенности состояния.

Живописец мастерски использует необычные эффекты освещения, наполняя пространство воздухом и светом, пытаясь превратить все в единое красочное пятно и лишая произведение композиционного единства. В этом отказе от общепринятой художественной системы и заключается фантастический гений Тёрнера.

Жан-Жозеф-Ксавьер Бидаль, яркий представитель неоклассического пейзажа во Франции, в течение шести лет учился в Школе изящных искусств в Лионе, затем уехал в Италию, где написал свои лучшие работы.

Сын часовщика и ювелира, Бидаль унаследовал профессиональную педантичность, что отразилось на его художественной манере. Проявляя консервативность характера, он непреклонно придерживался своего стиля в живописи, даже когда неоклассицизм вышел из моды.

Любовь к широкой перспективе, свойственная многим неоклассицистам, видна и в полотне «Парк в Мортфонтене». Оно принадлежит к типу идиллического пейзажа, где показана радостная жизнь в лучах утреннего солнца. На переднем плане из прогулочной лодки выходят изысканно одетые дамы, им помогают галантные кавалеры. Спокойная гладь реки с безмятежно скользящими по ней лебедями окружена парковыми деревьями, которые направляют взгляд зрителя вглубь пространства. На горизонте — залитые светом холмы с французскими виллами.

Мастер с тщательностью вырисовывает все элементы пейзажа, обводя контуром деревья, делая светотеневые контрасты резкими, а цвета локальными и однозначными. Такие черты придают картине сходство с аппликацией. Формы выглядят статичными и скованными, природа будто парализована — все это порождает легкое ощущение искусственности.

Уроженца Испании Диаза де ла Пенью с юности привлекало великолепие французской природы, его воспеванию он и посвятил свое творчество. Живопись мастера сочетает борьбу двух контрастирующих течений, романтического и барбизонского, и в целом представляет собой их интересное слияние. К барбизонскому течению художник примкнул позже, около 1841. Но реалистическая манера с незатейливыми сюжетами и нарочно обыденными мотивами в полной мере не могла утолить жажду восторженного и мечтательного де ла Пеньи. Поэтому он насыщает свои картины впечатляющей игрой солнечного света, пробивающегося сквозь листву величавых деревьев.

Такой же прием художник использует и в пейзаже «Волшебный пруд». На переднем плане зрителя будто обступают могучие деревья с тяжелыми кронами, но в глубине можно видеть чудесный осенний пруд, залитый солнечным светом, а сквозь темную, мрачную листву показывается голубое небо. В этом эффекте неожиданного появления, внезапном мгновении прекрасного и заключается притягательность искусства де ла Пеньи. Ее дополняет динамичная и смелая манера живописи. Положенные рядом щедрые мазки краски словно мозаика складываются в целостное изображение. Едва различимые очертания крон деревьев создают ощущение матовости. Зритель рассматривает пейзаж как сквозь призму легкого тумана. Загадочная размытость и нечеткость силуэтов во многом предвосхищают и подготавливают волну европейского импрессионизма.

Джон Бретт воспринимается историками искусства как сторонник прерафаэлитов, распространенного направления художественной жизни Англии второй половины XIX века, которое отрицало завоевания академизма и пропагандировало возврат к искусству до Рафаэля. Сам мастер в действительности всегда отвергал свою близость этому направлению и предпочитал писать подробные топографические пейзажи, заботясь в первую очередь о максимальном географическом сходстве.

С 1860-х он начал много путешествовать и в одной из своих поездок закончил пейзаж «Масса, Неаполитанский залив». Зритель видит, что тщательность и придирчивость в прорисовывании деталей не отменяют высоких эстетических качеств живописи Бретта. В зеркале залива отражается высокое ясное небо, мелкая морская рябь мирно покачивает лодки в тихой гавани, окруженной скалистым берегом.

Художник искусно передает атмосферу, естественный свет мягко обволакивает пространство, высокие горы сладко утопают в утреннем тумане. Высокая точка зрения и простор первого плана дарят ощущение свободы и полноты чувства. Зритель словно вдыхает свежий холодный воздух, чувствуя отдохновение от суеты беспокойного мира.

Жан-Батист Камиль Коро не получил классического художественного образования, он брал частные уроки у А. Мишаллона и В. Бертена, много путешествовал по Европе, знакомясь с творчеством мастеров различных направлений. Его живопись испытала влияние барбизонской, реалистической, школы, но потом смягчилась под нежным обаянием тенденций романтизма. В конце концов художник подошел к открытию совершенно нового течения, завершив романтическую традицию и подняв волну импрессионизма.

Данный пейзаж преисполнен ощущения светлой меланхолии и погружен в мечтательную серо-голубоватую дымку, что является неизменной чертой произведений Коро. Зритель видит очертания деревьев, травы, гуляющих по тропинке людей — все окутано воздухом и овеяно атмосферой осеннего полдня. Расплывчатость и мягкость форм, критиковавшиеся современниками художника, передают движение природы, легкое дуновение ветерка, шелест листьев.

Коро не стремится оправдать идеальные представления о природе, он показывает не пейзаж, а воспоминание о нем, словно матовое облако, наполненное светом, воздухом и приблизительными формоочертаниями. Естественная цветовая гамма способствует ощущению приближенности к реальности. Картина не предназначена для долгого рассматривания деталей, она создана, чтобы оставить впечатление в сердце. «Я всегда стараюсь схватить все оттенки, тем самым передать иллюзию жизни, хочу, чтобы, глядя на мой неподвижный холст, зритель ощущал бы движение вселенной и предметов», — писал Коро о своем творчестве.