— Умерла! и эту уморил… так тому и быть следовало!.. — шептали в толпе, окружавшей гроб.
Но каким-то образом, неизвестно откуда, скоро по губернии начали распространяться слухи, что первая жена графа жива, что он держит ее под замками, в подземелье, и что Анна Григорьевна умерла от огорчения, узнав про это. Говорили, но никто не решался проверить этих слухов. Граф Михаил по-прежнему нагонял на всех страх, а сам никого не боялся.
Он продолжал свою преступную, разгульную жизнь и через три года, в 1780 году женился снова, на дочери маиора, Марье Яковлевне Ревякиной.
Нам неизвестна жизнь и судьба этой третьей жены его, известно только, что от нее у него было четверо детей — сын и три дочери. Известно также, что и этот брак был незаконный, так как во время его совершения несчастная графиня все еще томилась в своей темнице. Смерть долго не приходила к ней на помощь. Она умерла только в самом конце 1786 года.
Ее смерть огласилась и тайна подземелья окончательно перестала быть тайной. Но общество не возвышало голоса, власти бездействовали, граф Михаил Девиер оставался на свободе, продолжая свои разбои. Все эти обстоятельства всплыли на поверхность только через долгие годы, когда его дети стали отстаивать законность своего рождения в виду жалоб, поданных в сенат и синод родственниками отца их.
Конец карьеры графа Михаила Девиера, по сохранившимся сведениям, носит на себе такой же легендарный характер, как и вся жизнь его. В последние годы XVIII века с ним случилась история, схожая с историей его брата Николая, только последствия были иные.
Как-то раз обедал он у богатого помещика, жившего верст за сто от Высокого. Он пленился великолепной серебряной посудой, которую подавали за обедом и решил во что бы то ни стало завладеть ею. Он подкупил дворецкого, который украл для него эту посуду и явился с нею в Высокое.
Девиер обещал ему дать «вольную», показав его своим крепостным, но, конечно, не намерен был исполнить этого. Получив посуду, он пожелал избавиться от опасного свидетеля. Он удержал его у себя, обращался с ним ласково, оказывал ему знаки доверия и, когда наступила зима и Дон покрылся льдом, дал ему какое-то поручение в уездный город.
Между тем кучеру было приказано дорогою убить его, а труп бросить в прорубь. Так все и совершилось. Но труп как-то выплыл, его вытащили, узнали дворецкого и в кармане его платья нашли зашитое в кожу собственноручное письмо Девиера, в котором он уговаривал его украсть посуду и обещал за это пристанище, деньги и «вольную».
Обворованный помещик имел большие связи и решился возбудить дело. Девиеру приходилось плохо: он мог кончить ссылкою в Сибирь. Тогда он, не долго думая, повторил комедию, уж раз ему удавшуюся. Он, как и относительно первой жены своей, распустил весть о своей смерти, устроил свои похороны, а сам преспокойно продолжал жить в Высоком, щедрыми подарками обеспечивая себе молчание и бездействие местных властей.
Несмотря на существующие документы и свидетельства современников, сразу даже не верится подобным историям, относящимся к нашему, сравнительно недавнему, прошлому. Поражают не изверги, вроде Девиеров — такие изверги найдутся везде и во все времена — поражает состояние общества, при котором могут заведомо, открыто оставаться безнаказанными самые страшные злодеяния, и не знаешь, кто отвратительнее: безнаказанный ли изверг, или общество, которое его покрывало и держало в среде своей из-за самых позорных побуждений.
Но зачем поражаться этими былями нашего прошлого?! Стоит только попристальнее поглядеть вокруг себя, чтобы ясно увидеть, что общество развивается и улучшается крайне медленно, что под новой вылощенной оболочкой скрывается та же преступная слабость, те же позорные инстинкты.
1883 г.
