В кабине станции наведения ракет Кадомцев пробыл недолго.
Старший лейтенант Вахрушев сел за пульт офицера наведения и, используя имитационную аппаратуру, провел несколько тренировок по низковысотным малоразмерным целям. Кадомцев был рядом и видел: Вахрушев сознательно создавал для операторов наиболее сложные условия. Выдавал «пачку», имитирующую цель, на минимальной дальности, когда она вот-вот войдет в зону пуска и когда от операторов требуются исключительная быстрота, собранность, мгновенная реакция — ошибка одного здесь, как правило, означает провал работы всего расчета. Запускал цель специально через зону местных предметов, и ее отметка то и дело смазывалась на фоне золотистой ряби «местников». Тем не менее операторы ни разу не сорвали проводки.
После третьего варианта Кадомцев, чувствуя, что у него у самого от напряжения стучит в висках, положил руку на плечо Вахрушева.
— Хватит. Достаточно…
Ни перед тренировкой, ни во время работы Вахрушев не сказал солдатам ни одного лишнего слова, только уставные команды. Они понимали его с одного взгляда, не расспрашивали, не требовали уточнений, работали молча и сосредоточенно.
— Разрешите, товарищ капитан, сверх программы? Продемонстрировать «систему Ю-три»?
— Давайте.
После команды Вахрушева «создать условия!» в кабине началась вакханалия. Распахнулась дверь, от хлынувшего дневного света зарябило в глазах; задребезжал динамик громкоговорящей связи, включенный на полную громкость; где-то над операторскими шкафами назойливо запищал зуммер.
А Вахрушев, перекрывая шум, уже выдавал команды:
— Контрольная цель! Скоростная, одиночная. Поиск. Азимут… Высота… Дальность…
Потом на экранах появилась не одна, а группа целей: золотистые светлячки, мерцающие сквозь метелицу помех. Они упрямо липнут к перекрестиям, как пчелы к намазанной медом сотовой раме.
Одна из них, первая, прочно захвачена в цепкие руки локатора, устойчиво «сидит» в самом центре перекрестия. Но вдруг начинает меркнуть, пропадать, будто растворяясь в зеленоватой зыби экрана…
Операторы встревожены.
— Цель маневрирует! Уходит на малую высоту!
Вахрушев быстро меняет режим слежения за целью, которая уже входит в зону огня зенитных ракет. Пуск!
— Захватить вторую…
Когда закончилась эта необычная тренировка, Кадомцев так и не понял: все ли было правильно, хорошо ли действовал расчет? Судить по экранам? На вахрушевском-то он еще более или менее контролировал обстановку, а операторские для него были почти «слепы» из-за сильного бокового освещения. Команды и доклады? Пожалуй, они выдавались правильно вообще, в целом. А о деталях он просто не мог судить. Он не настолько был компетентен. И потом этот надоедливый, все заглушающий шум…
Выключив аппаратуру и устало опустив голову, Вахрушев шевелил пальцами, словно стряхивал с них невидимые капли воды. Затихли вентиляторы, замолк динамик, и только зуммер еще продолжал пищать.
— Мамкин! Выключи свое рацпредложение, — пробубнил сержант Резник. — У меня от него желудок вибрирует.
Мамкин поднялся со стула, потянулся к выключателю, но помедлил и, обращаясь к Кадомцеву, сказал с откровенной гордостью:
— Зато стрессор какой!
— Стрессор? — удивился Кадомцев, чувствуя, что, кажется, начинает кое-что понимать. — Сверхраздражитель?
— Точно, — кивнул Вахрушев. — Военно-инженерная психология, товарищ капитан.
Вот оно что! Значит, именно в этом вся соль «системы Ю-три». Но ведь, насколько помнил Кадомцев, психология рекомендует снимать, рассеивать так называемые «стрессовые» явления? Чтобы улучшить прием информации.
— А вы поступаете наоборот?
— В том-то и дело, — сказал Вахрушев. — Я провожу вас и по дороге объясню.
Уже со ступенек Вахрушев, обернувшись, крикнул:
— Младший сержант Резник! Продолжайте тренировку! Садитесь за пульт офицера наведения и действуйте по учебному плану.
Кадомцеву он пояснил:
— Резник уже давно освоил обязанность офицера наведения. Сообразительный парень.
Так вот насчет нашей системы подготовки операторов. Сначала сделаю вам вводную теоретическую часть.
Рецепторы, анализаторы, сенсорные свойства… Со всеми этими терминами Кадомцев в свое время встречался в академических курсах. Не в них, собственно, было дело. Главное — Вахрушев со своими операторами поступал по-своему. Существует мнение, что повысить эффективность восприятия можно, максимально устранив все посторонние раздражители, то есть убрав стрессоры. Но у оператора-ракетчика в боевой обстановке таких идеальных условий никогда не будет. Наоборот.
Почему бы не применить и здесь принцип физических тренировок? Надевают ведь хоккеисты на тренировках специальные свинцовые пояса?
— Но тут разные вещи: физиология и психология, — сказал Кадомцев. — Разные закономерности.
— Вот и нам так говорят: разные принципы, разные законы. А мы все-таки считаем: не убирать надо стрессоры, а преодолевать их, привыкать к ним. Тогда в нормальной обстановке работоспособность намного увеличивается. Правда, нет у нас еще стабильности. Ввели специальный график ошибок сопровождения на каждого оператора. А в чем дело, не поймем.
— Потому что кустарничаете, — сказал Кадомцев. — Попробуйте привлечь инженеров.
— Я выступал в полку на технической конференции, — усмехнулся Вахрушев. — Мне сказали: не фокусничайте, вы не хоккеисты. Рискованное дело.
— Чем же оно рискованное?
— Видите ли, тут даже у опытных операторов очень скоро возникает психологический барьер. Оператор при этом иногда утрачивает часть своих старых навыков, то есть даже по-старому работает хуже, слабее. Потому что методика подготовки совсем другая. Но это наверняка временное явление. Мои хлопцы этот барьер преодолели.
— Так, так… — протянул Кадомцев. — Насколько я понимаю, эта ваша «система Ю-три» — занятие полулегальное? А мне Трушков говорил: де-юре и де-факто.
— Ну это он, наверно, имел в виду меня. А вообще-то положение наше сомнительное. Сами понимаете: боевая готовность. Пропустишь цель — головой ответишь. Да еще спросят за эксперименты.
На опушке в корабельном сосняке висел бестолковый разноголосый грачиный грай. Взъерошенные грачи яростно драли глотки, укладывая сучья в свои колючие гнезда-шары. Вниз летели перья, прутики, прошлогодние шишки.
Опасливо задирая голову, Вахрушев говорил что-то, но что, было непонятно. Все тонуло в ошалелом грачином гаме.
— Я говорю: поучиться надо у этих горланов! — кричал Вахрушев, улыбаясь и тыча вверх пальцем.
— Чему поучиться?
— Упорству, трудолюбию. Их же дважды пытались изгнать. Из трех берданок палили. А им нипочем. Они на все капали сверху.
— Помешали?
— Помешали. Кое у кого вызывали «стрессовые» явления. На нервы, дескать, действуют. Поступил приказ: «Отрегулировать!».
— Не все в жизни регулируется.
Вахрушеву пора уже было возвращаться, но он не торопился. И Кадомцев понимал, почему он медлит. Он ждал, что скажет Кадомцев о «системе Ю-три», ждал его мнения как замполита.
Стоило ли сейчас говорить определенно об этом, не зная досконально существа? Ведь речь в конечном счете идет о методике обучения операторов. Нет, почему же? Пожалуй, в первую очередь о морально-психологической подготовке расчетов. А уж это имеет к нему самое прямое отношение.
— У вас какая-нибудь литература по этой проблеме есть? — спросил он.
— Кое-что есть. Несколько монографий и брошюр.
— Занесите мне сегодня вечером. Надо проштудировать.
— Сделаю, — сказал Вахрушев, не скрывая разочарования. Видно, решил, что Кадомцев все-таки ушел от прямого ответа.
Пожимая ему руку на прощание, Кадомцев сказал:
— Больше бодрости, Вахрушев! Хвост трубой, как говорят моряки. Дело у вас, безусловно, перспективное. А меня считайте союзником…
— Это другой разговор! — Вахрушев стиснул руку Кадомцева. — Спасибо. Разрешите идти?
— Одну минуту! — сказал Кадомцев. — Что же вы про Салтыкова не спрашиваете, не интересуетесь?
— Извините, товарищ капитан, — чуть смутился Вахрушев. — Но я не думаю, чтобы…
— А я выяснил причину. У него резко ухудшилось зрение.
— В самом деле?
— Да. И очень жаль, что вы этого не замечали. Я имею в виду не только вас.
— Жалко парня… Сейчас припоминаю: кое-что за Салтыковым я замечал и раньше. Близорукость его замечал. Но как-то не придавал значения.
— Вот и плохо, — упрекнул Кадомцев. — Именно в этом наша беда. Видим, замечаем, но часто не умеем анализировать, не умеем делать выводы. Кстати, о Мамкине тоже стоит подумать.
— Мамкин? — удивился Вахрушев. — По-моему, с ним все обстоит нормально. Исполнительный, расторопный хлопец. Рационализацией занимается.
