Прикрывая лицо кто пестрым пончо, кто просто сорочкой, чтобы защититься от удушливого газа, люди устремились к преграждавшим им путь стальным решеткам. Стадион превратился в сплошной бедлам. Кто-то принялся выламывать доски от скамеек, чтобы сбросить их вниз на головы полицейских, а если они не поддавались, их поджигали.
То тут, то там вспыхивали языки пламени. Навстречу поднимавшемуся снизу удушливому газовому облаку сверху потянулись клубы дыма. Кое-где остальные решетки уже рушились, не устояв под натиском атакующих.
И тогда прозвучал залп. Залп, ради которого Мигель Даймонт явился на стадион. Залп, которого ему пришлось так мучительно долго дожидаться.
Это произошло столь быстро, что Мигель Даймонт еле успел скосить глаза в сторону Свена Даниэльсена. Что-то блеснуло в разрезе его пончо. Даймонт не сомневался, что он единственный заметил мгновенную вспышку. Что касается самого выстрела, то он потонул в оглушительном треске и грохоте паливших напропалую полицейских винтовок.
Раздались стоны раненых, скрюченные в предсмертной агонии люди падали, сбивая с ног соседей. Началась паника. Толкая и давя друг друга, обезумевшие от страха зрители хлынули вспять.
В этой панической давке смерть Альвареса прошла незамеченной. Один Мигель Даймонт увидел, что выстрел Свена Даниэльсена попал точно в цель. Стоявший на скамейке Кароль Альварес схватился за сердце, покачнулся и повалился навзничь.
10Через несколько часов Мигель Даймонт сидел в комфортабельном салоне «боинга», где к услугам летевших в Буэнос-Айрес пассажиров были телевизор, киноэкран, индивидуальные видеоэкраны, бар на втором этаже и полдюжины сверхулыбчивых стюардесс.
В иллюминаторе проплывали белесые облака. Иногда они редели, иногда сквозь прозрачную вуаль проглядывали ослепительные снеговые шапки.
Мигель Даймонт мысленно попрощался с ними. Он знал, что никогда больше не вернется сюда. Эта страна была шахматной доской, на которой разыгралась его партия.
Специфика профессии запрещала вторично пользоваться доской, ибо игрок оставлял на ней отпечатки пальцев. Пусть незаметные для постороннего глаза, они всё же допускали известный риск.
Ровно в три часа ночи Мигель Даймонт поднес к глазам наручные часы. Позабыв о своём окружении, он с напряженным вниманием следил за еле заметным передвижением секундной стрелки.
Истолковав интерес Даймонта по-своему, сидевший рядом аргентинец заметил:
— Ну да, ведь мы только что перевалили часовой пояс! Я и сам чуть было не забыл перевести стрелку на час вперед!
Мигель Даймонт незаметно улыбнулся. Глядя на часы, он как бы прислушивался к далекому взрыву, который, по его расчетам, должен произойти именно в эту минуту.
Подтверждение он получил незадолго перед приземлением в Нью-Орлеане. Информационное агентство ЮПИ сообщало, что недалеко от перуанской границы обнаружены обломки самолета «Де Хавиленд». По иронии судьбы бомба замедленного действия, предназначенная для Даниэльсена и пилота, взорвалась уже в пределах Эквадора, недалеко от оборудованной секретной службой перевалочной базы.
Затем диктор перешел к драматическим событиям в Перу. Смерть популярного вождя Демократического Альянса от случайной полицейской пули имела далеко идущие последствия. Сторонники Альвареса вышли на улицу, требуя немедленной отставки правительства и наказания полицейских, виновных в жестокой расправе с безоружными зрителями.
Министру внутренних дел и высшим полицейским чинам пришлось уйти в отставку, но до этого они успели отдать приказ о беспощадном подавлении беспорядков. Весь следующий день продолжались уличные стычки, приведшие к новым жертвам.
Сторонники Альвареса призвали трудящихся ко всеобщей забастовке. Напуганные перспективой гражданской войны, руководители мелкобуржуазной партии «Прогресс и свобода» расторгли союз с Демократическим Альянсом и согласились принять участие в коалиционном правительстве. Новое правительство «твердой руки», составленное в основном из представителей правых партий, немедленно отменило всеобщие выборы и объявило о введении в стране чрезвычайного положения.
Когда диктор закончил обзор новостей, Мигель Даймонт облегченно вздохнул. Затем подозвал стюардессу:
— Пожалуйста, мартини! Два бокала!
