Что же касаемо шустрой этой девчонки, то она свидетелю не понравилась сразу. Еще до облавы, пока все было тихо. Судите сами, дорогие товарищи. Стоит как будто бы скромненько, торгует подержанными колодами, а на самом деле сигнализацию кому-то строит, и торговля тут придумана для отвода глаз. Откуда это известно? А вот откуда. Он к ней в аккурат сунулся, хотел было купить картишки для домашних надобностей. Ну, поговорили, поторговались, а в цене не сошлись. Потом он сунулся к ней второй раз, третий, все надеялся, что уступит. И что же вы думаете? Чудеса какие-то, форменный цирк! Вроде бы сам перетасовал картишки, пока торговались, а сверху колоды опять дама треф.
Жоржетта не встретилась с Никифором Петровичем в милиции. Следователя вызвали из комнаты, а она осталась с милиционером, заранее радуясь благополучному исходу своих неприятностей. Рассказывала, до чего скверно живется им с папочкой: ни еды в доме, ни дровишек на зиму, а холода уже начались. Милиционер слушал, понимающе вздыхал: опять, видно, предстоит тяжелая зима.
Минут через двадцать следователь вернулся в комнату, и сразу все неузнаваемо переменилось. Прежнего сочувствия на лице следователя не было.
— Доставишь гражданку в Чека, — приказал он милиционеру и стал укладывать в газету отобранные у нее вещи.
— За что? — крикнула Жоржетта. — Я ни в чем не виновата!
— Там разберутся, — не глядя на нее, сказал следователь и приказал милиционеру не мешкать.
Разбираться в рыночном этом инциденте довелось ближайшему помощнику Профессора Семену Иванову.
В отличие от Эдуарда Отто, был он очень молод, физически очень крепок и, как большинство молодых людей своего времени, чрезвычайно прямолинеен в суждениях. Искренне делил, например, все человечество на таких же, как он сам, братишек, то есть на «своих в доску», и на злонамеренных прихвостней мирового капитала, чьи темные махинации требуют зоркого присмотра со стороны Чека. От души удивлялся и недоумевал, если вдруг выяснялось, что обнаруживаются странные человеческие особи, не соответствующие этим четким философским категориям, а услышав однажды, что исключение лишь подтверждает правило, как-то сразу успокоился.
Биография Семена Ивановича Иванова, или попросту товарища Семена, была похожа на биографии многих молодых чекистов, ставших сотрудниками Чрезвычайной комиссии по партийной мобилизации.
В подпасках был, батрачил с мальчишеских лет, таскал тяжелые кули в лабазе деревенского богатея. Затем была нелегкая флотская служба. На эскадренном миноносце «Константин» довелось товарищу Семену, обыкновенному машинисту, председательствовать в судовом комитете. После этого дрался в рядах красногвардейцев, устанавливал Советскую власть, с экспедиционным отрядом балтийцев побывал под Нарвой, где моряки преградили дорогу наступающим немецким дивизиям, с полгода возглавлял «чрезвычайку» в Шлиссельбургском уезде.
Кстати, в Шлиссельбурге молодой председатель Чека обратил на себя внимание исключительно удачной операцией, приведшей к поимке и разоблачению известного царского палача Леонида Гудимы. Этот Гудима, состоявший в помощниках у начальника шлиссельбургской каторжной тюрьмы, славился своей жестокостью и садизмом, с удовольствием принимал участие в казнях политзаключенных. Товарищ Семен схватил палача, не позволив сбежать в Финляндию.
Из Шлиссельбурга Семена Иванова откомандировали в Чека, назначив в помощники Профессору.
Работы хватало с избытком. Иной, менее устойчивый, давно бы, наверно, свалился, не выдержав чудовищной нагрузки, а товарищ Семен безропотно нес свой крест. Вот только глаза предательски слипались к вечеру от постоянного хронического недосыпания, и частенько надо было бегать к умывальнику, чтобы ополоснуть лицо холодной водицей.
Узнав от коменданта, что привели какую-то барышню, задержанную на рынке с револьвером, товарищ Семен мысленно ругнулся. Бездельники все же засели в милиции! Где бы самим выяснить, что к чему, так нет же, норовят свалить свои обязанности на других!
Беседа с Никифором Петровичем Уксусовым заставила его по-другому взглянуть на это рыночное происшествие. Уединившись в кабинете Профессора, он подробно расспрашивал обо всем старого токаря и даже попросил разложить на столе карты примерно таким же манером, как лежали они у барышни. Дневник ее Семен Иванов перелистал бегло, без особого любопытства. Записи были сугубо домашнего характера. Кто когда пришел, кто когда ушел, — кому это интересно…
Как и Никифору Петровичу, Жоржетта ему не понравилась. Вернее, как-то насторожила. Была в ней, в этой рано повзрослевшей девчонке, некая затаенная двойственность. На первый взгляд — перепуганная, несчастная, а глаза — внимательные, цепкие, все оценивающие. Решает, поди, в уме и никак не решит самую важную для себя задачу: с чего вдруг доставили ее в Чека?
— Давайте знакомиться, — начал товарищ Семен наскоро перечитывая коротенький милицейский протокол. — Значит, вы будете Жоржетта Кюрц? Рождения тысяча девятьсот третьего года? Проживаете на Малой Московской, четыре?
Жоржетта послушно кивала головой.
— Оружие нашли, значит, в Летнем саду под скамейкой? Вот оно что, даже в тряпочку было завернуто… На рынке торговали картами?
И вдруг он вскинулся, посмотрел на нее в упор:
— А с Пантюшкои давно виделись?
Позднее он и сам не мог объяснить товарищам, почему спросил об этом. Вероятно, потому, что не выходила у него из головы «Английская папка» со всеми ее проклятыми загадками, на которые не было ответа. Бывает так — занимаешься будто бы другими делами, обо всем вроде забыл, а в голове заноза…
В общем, спросил он просто так, на всякий, как говорится, пожарный случай, и сам не поверил нежданному эффекту. Губы девчонки дрогнули, что-то смятенное, настигнутое врасплох, мелькнуло на лице.
— Я не понимаю… Наверно, это недоразумение… Я никакого Пантюшки не знаю…
— Ну что ж, недоразумения тоже случаются, — поспешно согласился товарищ Семен, торопясь выиграть время. — Тогда так, гражданочка. Бери вот бумагу, садись и пиши…
— Что писать?
— А все по порядку. Кто такая, на какие шиши проживаешь, откуда раздобыла револьверчик, в кого собиралась стрелять… И предупреждаю: баловаться у нас нельзя! Пиши одну правду, понятно? На исповеди у попа бывала?
— Бывала…
— Вот и валяй, как на исповеди. Без вранья, одну только правду…
Теперь можно было собраться с мыслями. Жоржетта писала за столом, изредка поглядывая на товарища Семена, а он сидел напротив, лихорадочно пытаясь сообразить, что же все это должно означать.
Дам трефовых девчонка не зря клала сверху, это было яснее ясного. Про револьвер врет, это тоже ясно. И теперь вдруг выясняется, что известна ей кличка англичанина. Не смутилась бы иначе, не дрогнула. Но откуда известна — вот в чем вопрос, что у них может быть общего? Неужто этот сверхосторожный тип допустил промах, доверившись этакой пигалице?
А что, если?.. Но это слишком маловероятно! Нет, нет, этого быть не может, иначе давно бы провалился английский агент! Хотя, если глянуть с другой стороны, почему бы и нет? В жизни всякое случается, а барышня молоденькая, привлекательная. Надо еще раз посмотреть на ее дневник, что-то многовато в нем разных фамилий… Приходил такой-то, приходил этакий. Что у них там, собрания устраиваются, на Малой Московской?
Оставив дверь кабинета приоткрытой, Семен Иванов поспешил в комендантскую. Никогда еще не чувствовал он такой нужды в рассудительном совете Профессора. Дежурный комендант глянул в свою шпаргалку и сказал, что вернется товарищ Отто не скоро, выехал на срочную операцию.
Тогда товарищ Семен решился проверить свою догадку. Пришел в кабинет, рассеянно просмотрел исписанные Жоржеттой листочки бумаги и сердито швырнул их в корзинку для мусора.
— За кого нас принимаешь? — спросил он, укоризненно покачав лохматой головой. — Выходит, за дурачков, которые должны верить твоему нахальному вранью? Нет, барышня, не выйдет! Учти, мы полностью в курсе дела, а тебе я советую подумать о своем будущем. Чистосердечное признанье — вот что требуется в настоящий момент.
— Но я написала истинную правду…
— Брехня это, а не правда! И вообще, барышня, неужто ты думаешь, что никто ничего не соображает? Ты вот сидишь с утра на рынке, выложила напоказ своих трефовых дамочек, мерзнешь, на что-то надеешься, а Пантюшка, между прочим, и знать тебя не желает…
Удар пришелся в точку, вновь дрогнули ее губы.
— Соображать бы пора, не маленькая… Пантюшку в данный момент интересует другая женщина…
— Кто? Кто его интересует? — вырвалось вдруг у Жоржетты.
— Сама знаешь кто — Марья Ивановна!
— Но она же в командировке, в Москве!
— И он там с ней прохлаждается, — быстро нашелся Семен Иванов, чувствуя, что обязан использовать удачу до конца. — Обманули тебя, дурочку, облапошили… Мерзни, мол, на рынке, сиди с трефовыми дамочками, а мы поедем в Москву любовь крутить…
