— Ну, а насчет медицины?
— В курсе дела! — воскликнул старшина. — Это ж ее стихия! Как рыба в аквариуме. Все болезни знает, причем только по-латыни шпарит. А как зубы рвет! Одно удовольствие. Сам испытывал. Правда, болезней у нас тут маловато. Жалуется: практики нету.
Сержант Хомякова, поглядывая на крыльцо, недовольно щурилась. Догадывалась, что разговор идет о ней.
— Начинайте! — кивнул Кадомцев.
Он ожидал, что сейчас будет обычная физзарядка — армейский комплекс на четырнадцать тактов, однако начало получилось иным. Хомякова вышла на середину строя, по-дирижерски вскинула руки:
— И… раз!
В ответ солдаты дружно и, показалось Кадомцеву, радостно гаркнули так, что загудели окрестные сосны:
— Шу-ра!!! Шу-ра!!!
Кадомцев непонимающе взглянул на старшину, тот с гордостью поднял вверх палец:
— Это ее так зовут. Шура Хомякова.
— А зачем?
— Так это же научная метода, товарищ капитан! Для прочищения легких, а также для дачи им максимальной нагрузки. А кроме того, психологический эффект: воспитывается коллективизм. Не верите? А вы поговорите с Хомяковой. У нее специальная книжка имеется. «Спортивная медицина».
Давно знакомый комплекс физзарядки выглядел ново и необычно: плавные, округлые, даже изящные движения, законченность и стройность.
После зарядки Кадомцев сошел с крыльца и побежал вслед за солдатским строем — надо было тоже сделать разминку.
На опушке солдаты повернули в глубь бора по песчаной проселочной дороге, а Кадомцев замедлил бег, подумал и направился налево, тропинкой вдоль берега Марчихи.
Сонная гладь реки поблескивала сизо и загадочно, в ивняках на противоположном берегу запутались клочки утреннего тумана. Тоненько тенькал куличок-перевозчик, будто в мокрых осокорях кто-то бил о камень стекляшки.
На крутом изгибе тропы черемуховый куст обдал Кадомцева холодными каплями росы. В росяных искорках увиделась радуга, и Кадомцев, поеживаясь, вернулся и еще раз, уже с силой, дернул за влажные ветки. Посыпались брызги, и снова на мгновение повис над кустом маленький осколок радуги, вспыхнувший ярко, празднично, как фейерверк.
Тропинка то жалась к кромке берега, то резко, словно испуганно, ныряла в кусты. Кто ее протаптывал и чем объясняются ее причуды? Может быть, весенним паводком?
Пахнуло прохладой, близостью большого плеса. Кадомцев выскочил на крутояр и удивленно остановился, увидев прямо перед собой три спины в одинаковых голубых солдатских майках. Никак рыбаки?
Двое даже не шелохнулись, склонившись над удилищами, третий чуть повернул голову, поднял предупреждающе руку: ближе не подходи! Потом, косясь на поплавок, шепотом спросил:
— Курить есть?
— Нету, — тоже шепотом ответил Кадомцев. — Не курю.
Как они здесь оказались и зачем? Ну зачем — это ясно. Ловить рыбу. Видно, заядлые рыбаки; бывают такие фанатики среди рыбаков. Но они ведь наверняка без разрешения. Кто им мог дать увольнительную, да и по какому праву, когда только что проведен подъем?
— Ну и как, клюет? — громко спросил Кадомцев.
Разом обернулись три возмущенные физиономии, щурились, стараясь разглядеть незваного пришельца: Кадомцев стоял выше их, на яру, из-за спины его било солнце.
Крайний слева, тот, что просил закурить, наконец узнал Кадомцева, положил удилище на рогульку, поднялся, не спеша шевельнул сильными крутыми плечами.
— Встать! Смирно!!
В соседней заводи взметнулась пара чирков, в сосновом подлеске торопливо загукало, словно догоняя кого-то, эхо.
— Эдак вы всю рыбу распугаете! — сказал Кадомцев, рассматривая выстроившуюся на берегу троицу. — Значит, вы меня знаете?
— Так точно, — хмуро подтвердил коренастый. — Мы начальство знаем.
Кадомцев подошел ближе, в душе жалея, что попались ему эти незадачливые рыбаки. Ведь как ни крути, а придется их водворять в казарму, придется изрядно испортить им настроение. Совсем некстати все это, да еще в такое ладное, славно начавшееся утро.
— А вот я вас не знаю. Так что давайте знакомиться. Пофамильно.
Коренастый крепыш поддернул брюки и сделал шаг вперед, тяжело стукнув каблуками.
— Младший сержант Резник!
— Ефрейтер Трушков! — представился другой, долговязый и длинноногий. Он выделялся не только своей нескладностью, но еще чем-то неуловимым, отличительным от других. Может быть, иронической полуулыбкой.
— Тот самый Трушков? Архитектор?
— Тот самый, — подтвердил солдат и сразу ослабил ногу, от чего длинная его фигура вроде надломилась. Он явно приготовился поговорить, изобразив на лице вежливую учтивость. Однако Кадомцев кивнул третьему — востроносому и прыщеватому пареньку, который все это время испуганно моргал глазами и ухитрялся ловко прятаться за спину то одного, то другого товарища.
— Ну, а вы кто?
— Рядовой Мамкин! — Неестественно вытянув шею, солдатик шагнул к Кадомцеву и, видимо стараясь выглядеть бравым, смешно и неуклюже откинул левую ногу в сторону, будто лягнул. Загремела консервная банка — розовые черви вывалились из нее, торопливо поползли по песку.
— Эх ты, Мамкин сын! — сердито проворчал сержант, на четвереньках собирая рассыпанных червей. — Тоже мне строевик! Как та Дунька на припечке…
Мамкин оторопело хлопал белесыми ресницами, и вид у него был такой растерянно-бестолковый, что, казалось, парень вот-вот заплачет от стыда и смущения.
Ефрейтор Трушков деликатно вмешался в разговор, пояснил снисходительным тоном:
— Не стоит внимания, товарищ капитан. Мамкин у нас совсем еще зеленый индивидуум. Первогодок, так сказать, воин в процессе вызревания. — И, присев на корточки, будто помогая сержанту собирать червей, сыпал скороговоркой: — Ползут, а куда ползут? В разные стороны. Следовательно, абсолютное отсутствие инстинкта самосохранения. А вот есть такая рыба угорь, по виду похожая на ужа. Так ту куда ни кинь, она поворачивается и ползет к воде. Загадка природы.
Кадомцеву не понравилось пренебрежение к товарищу, явно сквозившее в витиеватой речи ефрейтора.
— Вы мне про загадки бросьте! Вы лучше объясните: почему это вас во внеурочное время тянет к воде? Как вы здесь оказались?
— Рыба ищет где глубже, а человек — где рыба, — угрюмо пошутил младший сержант, отставляя банку подальше от Мамкина. — Это наш командир так говорит. Старший лейтенант Вахрушев.
— Вы хотите сказать, что вас отпустил на рыбалку старший лейтенант Вахрушев?
— Вроде так, а ежели разобраться, то и не совсем так. — Младший сержант ловко поймал у себя на плече комара, оторвал ему крылышки и кинул в воду. — Вот ефрейтор Трушков пускай все объяснит. Он у нас главный теоретик.
— Что ж, пусть объяснит.
— В детальной форме или в принципе? — спросил ефрейтор, переламываясь на другую сторону.
— Как угодно. Только покороче.
— Если покороче, то мы присутствуем на данном берегу совершенно законно. В соответствии и согласно учебно-тренировочного спортивно-медицинского графика под кодовым названием Ю-три. Это если объяснять в принципе.
— Ничего не понял. Давайте-ка лучше в деталях.
— Слушаюсь. Значит, так. У оператора должно быть исключительно острое и устойчивое зрение. Именно устойчивое. Чем же достигается высокая работоспособность глаза, его длительная неутомляемость? Разумеется, тренировкой и правильным режимом. Я понятно говорю, товарищ капитан?
— Вполне. Только ближе к делу. Ближе к рыбалке.
Трушков жестикулировал и чуть приседал в коленках. Он напоминал чем-то лугового щеголя журавля на весеннем токовище.
— Итак, при чем здесь рыбалка? А вот при чем. Экспериментально доказано, что эффективность работы оператора на боевом дежурстве во многом зависит от правильного режима до дежурства. То есть от профилактики. Чтобы не утомлять зрение, оператору не рекомендуется перед дежурством читать, смотреть телевизор или кинофильмы. Надо дать максимально возможный отдых глазам. И, как установлено, лучший вид такого отдыха — рыбалка. При этом, отдыхая, глаз в то же время настраивается на предстоящую работу, ибо водная гладь, мелкая рябь воды, нитка лески во многом напоминают картину экрана оператора. Таким образом…
— Хватит, — прервал Кадомцев. — Все понятно. Выходит, что у вас тут своя система. Так сказать, профилакторий.
— Совершенно верно! — немедленно подхватил ефрейтор. — Экспериментальная система. Дает поразительный эффект, в результате которого наш операторский расчет блестяще повышает свое боевое мастерство, вышел в число передовых и завоевал…
— Но, но! Расхвастался… — Резник бесцеремонно оттер плечом возбужденного ефрейтора и встал между ним и Кадомцевым. — Ничего особенного, товарищ капитан. Ну, тренируемся по этой самой Ю-три. Помаленьку. А кудахтать еще рано.
