— Опять, — виновато улыбнулся Костя. В каждый свой приход он обязательно приносил цветы, ветки вербы, багульника или кедровую шишку.
— Спасибо, — сказала Зойка, мизинцем трогая примятые лепестки цветка. — А Белкин всегда забывает. Обещает — и забывает. Вот всю осень прошу его привезти хоть немного таежной красной смородины — он ведь летает в самые медвежьи углы. Не допросишься.
— Нет чуткости, — усмехнулся Костя.
— А у тебя есть?
— Не знаю…
— А что такое чуткость?
— Чуткость? Это…
Костя стал пространно объяснять, сбиваясь, путаясь и краснея, но Зойка уже не слушала его. Почему она спросила о чуткости? Может быть, действительно этого не хватает Белкину? Чепуха. Она ведь никогда не нуждалась в чьей-то особой чуткости. И вообще, где есть любовь, что нужно еще? Ведь как раз поэтому ей самой нередко претит Костина чрезмерная предупредительность. Хорошо, что он, кажется, понимает это.
Новая мысль неожиданно и неприятно поразила ее: очень уж часто она сравнивает их двоих — мужа и Костю. Что это? Рассудочность или обычное женское любопытство? Или за всем этим нечто более существенное и глубокое? В любом случае нехорошо. Особенно сейчас, в отсутствие Белкина.
Повернув голову, она перехватила взгляд Кости, устремленный на черную коробку телефона, и ощутила вдруг смутную тревогу.
— Позвонить? — спросил Костя.
— Да.
Он дважды набирал номер дежурного: телефон был занят. Наконец дежурный ответил, сначала односложно, потом, узнав Костин голос, стал объяснять подробно. Костя слушал, покусывая губу, и по глазам его Зойка видела: речь идет о серьезном.
— Что случилось?
— Пока ничего страшного, — Костя положил трубку. — Я закурю?
— Объясни, что произошло?
— Скорее всего сели на вынужденную. До точки они не долетели. Не прибыли. Значит, вынужденная посадка. Да ты не волнуйся, такие случаи бывают. Сама знаешь. Все обойдется.
— А если?..
— Знаешь что? Давай-ка собирайся. Съездим на аэродром.
Старший лейтенант Масюков сидел в крохотной канцелярии и угрюмо разглядывал лежащую перед ним на столе радиограмму, которую только что принес ефрейтор-радист. Радиограмма была составлена в таких резких выражениях, что даже радист с минуту неловко потоптался на пороге, повздыхал сочувственно, прежде чем уйти. Как будто считал себя виноватым за эту неприятную бумажку.
А что он, Масюков, мог сделать сейчас, когда неизвестно где и неизвестно почему застрял вертолет? Надеялись, что магнетрон Варенников к вечеру доставит, а там полночи на монтаж, и к утру станция работала бы по всем паспортным параметрам. Теперь все полетело к черту…
«Неотложные меры»… Какие? Не могут же они тут изготовить новый высокочастотный генератор, а то, что не оказалось запасного, не их вина, пусть отвечают снабженцы или техотдел. Впрочем, что там говорить: в первую очередь отвечать придется Масюкову как начальнику точки. И радиограмма — лаконичное подтверждение тому.
Одна надежда только на Юру Тихонова, на его техническую смекалку. Он что-нибудь придумает, сообразит. Ну, а если уж и Юра ничего не сделает, тогда взыскания не миновать. Не посмотрят и на то, что Масюков без году неделю начальник и что все время ходил в «молодых и перспективных».
Масюков крутанул ручку телефона, устало сказал в трубку:
— Найди-ка старшего лейтенанта Тихонова. Пускай зайдет ко мне.
Потом подошел к окну, распахнул раму, чтобы проветрить комнату: Тихонов не курил и всегда ворчал, если где-нибудь было накурено.
Тихонов еще с порога увидел радиограмму, шагнул к столу и стал ее читать, осторожно, за уголок держа вымазанными в масле пальцами.
— На, вытри. — Масюков достал из стола старое полотенце, подал ему. Тихонов тщательно, по одному, вытер пальцы, пожевал губами.
— Правильное указание. Принципиальное.
— Я не об этом, — поморщился Масюков. — Что будем делать?
— Ты командир. Вот и решай.
Месяц назад старый начальник точки капитан Помозов был переведен с повышением, а вместо него назначили Масюкова. Для некоторых это назначение было неожиданным, и в первую очередь, пожалуй, для самого Масюкова. Они с Юрой Тихоновым до этого работали на одинаковых должностях — техниками; и то, что Тихонов — один из самых сильных специалистов в полку, было известно многим. Как техник, он, конечно, был сильнее старшего лейтенанта Масюкова. А повысили все-таки того. Начальству было виднее.
Тихонов в общем-то не был самолюбивым, но тут его, видно, задело. Он не упустил случая, чтобы немножко поершиться перед своим старым другом — новым начальником.
Присев к столу, Тихонов перевернул радиограмму и стал быстро набрасывать схему генератора: лампу, цепи сопротивления, конденсаторы. Масюков косился, обиженно выпятив губу: ему не понравился и ответ Тихонова, и то, что он рисует на служебной бумаге. Ее ведь потом надо подшивать в дело.
Но приходилось терпеть, мириться — Тихонов предлагал единственный выход из положения: насколько возможно, поддержать жизнь старого генератора.
— А потянет?
— Должен потянуть, — сказал Тихонов. — Мы же ему даем вроде допинга. Ненадолго омолодим. Конечно, это не решение проблемы, но все-таки…
Масюков запустил пальцы в патлатые волосы, долго и пытливо разглядывал схему. Наконец озабоченно вздохнул:
— Боюсь, что эти конденсаторы не выдержат. Пробьет.
— Не пробьет — я все рассчитал. Больше того: мои ребята уже переделывают схему.
— Без моего разрешения?
— Но ведь другого выхода все равно нет, — пожал плечами Тихонов. — Переделки там незначительные. Поэтому я и дал команду.
— Ну знаешь!..
Старший лейтенант Масюков рассерженно вскочил, бросился к окну, закрыл его, потом зачем-то метнулся к порогу и, остановившись посредине комнаты, нервно ухватил пальцами подбородок.
— Ты что, прикидываешься, будто не понимаешь? Служба — закон! Ты вот им разрешил, а вдруг все сорвется, вдруг запорете? А ты меня попросту игнорируешь. И уже не первый раз, между прочим.
— Ну ладно… — примирительно протянул Тихонов. — Чего ты завелся-то?
— Я завелся?! — Масюков, будто подстегнутый, снова забегал по комнате. Но теперь он уже был по-настоящему возмущен. — Ты думаешь, если друг мне, так можно анархию разводить?
Тихонов медленно поднялся. Широкой ладонью прихлопнул на столе радиограмму.
— Слушай, Николай… Если я что сделал неправильно, скажи, замечание сделай. А кричать и возмущаться командиру не положено.
Слова эти Тихонов произнес Масюкову в спину, в затылок, когда тот в очередной раз бежал к порогу. Масюков враз затормозил, словно натолкнулся на стул. Повернул удивленно голову, встретив колючий, немигающий взгляд товарища, неожиданно смутился.
— Опять занесло… — с досадой махнул рукой. — Сегодня второй раз. Утром на старшину насыпался…
Что Тихонову нравилось в товарище, так это честность и прямодушие. Он мог ошибаться, его могло «заносить», но он никогда не уходил от ответа.
— А знаешь, Николай, мы ведь с тобой о главном еще не говорили.
— О чем это? — Масюков насупил брови, с неудовольствием наблюдая, как Тихонов притянул к себе новую бумажку, щелкнул авторучкой, опять собираясь рисовать. Что за дурацкая привычка: как придет, так обязательно исчертит все бумаги на столе. — Ты чего там рисуешь, это же инвентарная ведомость!
Тихонов невозмутимо отложил ведомость, не глядя взял предложенный стандартный лист канцелярской бумаги, быстро набросал какую-то схему, на этот раз напоминающую топографическую карту. В центре, там, где параллельно шли зубчатые линии, аккуратно поставил крестик, подумал и обвел его кружком. Вздохнул, поднял голову.
— Вот, видимо, тут…
— Что? — не понял Масюков.
— Тут где-то пропал вертолет. В Варнацком ущелье. Может, сел на вынужденную, а может… и хуже. От нас это примерно километров семьдесят. В прошлом году я там бывал. Рыбачили в Бурначихе. Таймени там отменные.
Тихонов нарисовал сбоку на листе аккуратную стрелку, обозначил «север — юг» и положил готовую схему перед Масюковым.
— Надо посылать поисковую группу. Сегодня после ужина.
— Как? — Масюков удивленно схватился за подбородок. — Самовольно? Никто нам такого указания не давал. И потом у нас на технике людей в обрез, ты же знаешь.
— Коля! — Тихонов взглянул на друга сузившимися глазами.
Поиск вертолета — уравнение с несколькими неизвестными. Приказ об этом может быть, а может и не быть. Есть ведь и другие варианты.
А здесь техника, которая должна круглосуточно находиться в боевой готовности. Боеготовность эту обеспечивают люди. А люди… Словом, если продолжать эту цепочку, то она может завести слишком далеко. Тихонов невесело усмехнулся, подошел к другу, положил руку ему на плечо. — Давай решай, командир. Например, так. Приказываю: создать поисковую группу в составе трех человек, наиболее подготовленных физически. Включить в группу радиста с ротной радиостанцией. Командиром группы назначить старшего лейтенанта Тихонова Юрия Акимовича.
