Григорьев. Что писать-то?
Следователь. Сами знаете что, не маленький. Все по порядку описывайте. И про документы непременно. Где мобпланы, где копии приказов Реввоенсовета?
Григорьев. Откуда же мне знать об этом? Документы с командира спрашивайте, с Артемия Петровича.
Следователь. А командир где? В общем, советую особенно не ломаться, Михей Григорьевич. Вы не в том положении, когда можно заставлять себя упрашивать. Вот бумага, вот перо, садитесь и пишите все без дураков…
(Допрос прерван в девять часов утра.)
Александр Иванович. Дежурная, соедините меня с ноль шесть! Благодарю. Это товарищ ноль шесть? Докладывает Печатник!
Мессинг. Здравствуй, дорогой! Ну, что там у тебя?
Александр Иванович. Все правильно, ошибки никакой нет. Встретились, тихо беседуем. В общем, принюхиваемся друг к другу, как положено для начала…
Мессинг. Впечатление какое?
Александр Иванович. Трудно пока сказать, но думаю, все будет в порядке. Осторожен, конечно, неглуп. Прикинулся сперва дурачком, изображал из себя охотника…
Мессинг. Кого? Не понял, повтори, пожалуйста!
Александр Иванович. Охотника на медведей и волков… Заблудился, дескать, случайно был ранен товарищем и тому подобное…
Мессинг. Вот сукин сын! Ну, а ты что? По биографическим моментам спрашивал?
Александр Иванович. Нет еще, не успел. Кое-что, правда, дал почувствовать. Мерцалова проглотил с трудом, едва не подавился со страху. Сидит сейчас, пишет… Все новое вам сообщат без промедлений.
Мессинг. Ты особенно с ним не затягивай. Чует мое сердце, готовят они нам пилюлю… Будь здоров, желаю успеха!
Александр Иванович. Вас понял, до свидания.
(Допрос возобновляется в девять часов сорок минут.)
Следователь. Много ли успели написать, Михей Григорьевич? (Берет исписанный Григорьевым лист, внимательно читает.) Да, негусто, негусто у вас… Границу перешло шестнадцать человек, а здесь всего пять фамилий.
Григорьев. Кого лично знаю, того и вписал…
Следователь. А документы? У кого они сейчас? У кого деньги, украденные в Демянске?
Григорьев. Не знаю. Должно быть, все у Артемия Петровича…
Следователь. Когда вы с ним расстались, с этим Артемием Петровичем?
Григорьев. Меня приказано было отправить обратно. Поскольку стал бесполезен и вообще лишняя обуза для отряда. Артемий Петрович лично распорядились в прошлую субботу…
Следователь. Выходит, вы и в налете на Демянск не принимали участия?
Григорьев. Какие налеты… С раненой-то ногой?
Следователь. Вы знаете, Михей Григорьевич, ложь часто бьет по ее автору. Причем с беспощадной силой. Ведь мы располагаем свидетельскими показаниями участников вашей же банды. Например, о том, кто пытал старого часовщика в Демянске, кто его допрашивал.
(Григорьев молчит.)
Следователь. Я вас честно предупреждал, что врать не стоит. Кстати, при обыске не был обнаружен кожаный мешочек с золотом. Куда вы его спрятали?
Григорьев. Не было у меня золота.
Следователь. Значит, опять врете?
Григорьев. Правду говорю, истинную правду.
Следователь. Дело хозяйское, можете продолжать в том же духе. План ваш в общем-то примитивный и совершенно несостоятельный. Дескать, я всего лишь рядовой участник банды, к тому же ранен, в особо опасных преступлениях участия не принимал… Короче говоря, спрос с меня маленький. Так, что ли, Михей Григорьевич?
Григорьев. Хотите — верьте, хотите — нет…
Следователь. А примитивный он по той причине, что всех нас считаете за глупцов. Сбежал, мол, Михей Григорьев три года назад к Булак-Балаховичу — и концы в воду. Но вы заблуждаетесь, Колчак!
Григорьев. Какие за мной концы? Нет за мной ничего!
Следователь. Есть, есть, Григорьев! Все помним, память у нас хорошая. Мятеж, к примеру, в Городовицкой и Верхнешелонской волостях…
Григорьев. То народ восстал против большевиков. С народа и спрашивайте…
Следователь (с подчеркнутым спокойствием). Народ, говорите? А кто же, в таком случае, объявлял «Директорию Порховского уезда», за что и прозван Колчаком? Народ? А кто зверски замучил семерых питерских рабочих из продотряда, коммунистов Выборгской стороны? Кто глаза им выкалывал и в животы напихивал зерно?
Григорьев. Самосуд был, известное дело… Всеобщее возмущение крестьянской массы…
Следователь. Нет, Григорьев, не выйдет это у вас! За спины других спрятаться нельзя, и крови с рук не отмоешь.
Григорьев. Не убивал я никого.
Следователь. Лжете, именно вы и убивали! (Достает из папки какую-то бумагу.) Вот, между прочим, акт от четвертого июня тысяча девятьсот девятнадцатого года, составленный комитетом бедноты деревни Петровка Городовицкой волости. Той самой Петровки, где погибли наши товарищи. Прошу познакомиться.
Григорьев (в смятении отталкивает от себя бумагу). Вранье все. Никого не убивал.
Следователь. Читайте, читайте, там сказано, что вы делали! Ах, не желаете? (Берет бумагу, читает.) «…Вышеуказанный Михей Григорьев, кулак и мироед из деревни Стрелицы, схватив штык от винтовки, выколол оба глаза комиссару отряда за то только, что комиссар крикнул, что взойдет опять заря Советской власти. Вышеуказанный Михей Григорьев выкалывал глаза и кричал, что тебе, мол, жидовское отродье, не видывать ясного солнышка…» Читать дальше?
Григорьев. Хватит… Я все объясню…
Следователь. Тошно, значит, слушать?
Григорьев. С восстанием была история, впутался сдуру… Многие тогда колобродили, не я один. Только зачем же лишнее приписывать? Про выкалывание глаз и прочее. Не было этого, не в моей это натуре…
Следователь (насмешливо). Вот оно что, а я, представьте, не догадался! Кроткий, стало быть, имеете характер? Как у ангелочка с крылышками?
Григорьев. Не надсмехайтесь, гражданин Ланге. Воля ваша, можете мне не верить, но рук на человека поднять не могу.
Следователь (тихо, почти шепотом). А на брата если?
Григорьев (растерялся). На брата?
Следователь. Да, да, на старшего своего братца Егора Григорьевича Григорьева, которого вы соизволили повесить, инсценировав самоубийство. Неужто забыли?
Григорьев (после паузы). Сам он. Сам… (Начинает всхлипывать, почти в истерике.) Сам себя порешил Егорша…
Следователь. Странно и непонятно… С чего бы вдруг Егорше вешаться? Приехал младший брат в гости, праздник в избе, водку все пьют, пляшут, а он ни с того ни с сего в петлю…
Григорьев. Помутнение разума нашло.
Следователь. И старуха соседка сожгла себя в помутнении разума? Не многовато ли совпадений, Михей Григорьевич?
Григорьев (кричит). Но меня оправдали! Разве вам неизвестно об этом? По суду оправдали!
Следователь. Потише, пожалуйста, глухих здесь нет. Не оправдали вас, а выпустили за недостатком улик, хотя улик этих было вполне достаточно. Чем-то вы приглянулись начальству. Послушайте, Григорьев, а в царской охранке вы не служили?
Григорьев (в страхе). Нет, нет! Что вы!
Следователь. И про это, значит, успели забыть? Агентурную-то хоть кличку помните?
(Григорьев молчит.)
Следователь. Забыли? Ничего не попишешь, надо опять напоминать. (Достает из стола документ.) Вот ваша карточка. Не копия, между прочим, подлинная. Вот и фотографии. Все честь по чести — в профиль и в фас. Узнаете себя? Молоденький еще, симпатичный… Что ж тут написано? (Читает.) Итак, кличка ваша Скобарь, отделение агентурное, завербованы были бароном Остен-Сакеном, служили старшим дворником в Петербурге, на Малой Дворянской, в доме госпожи Садыриной. Все ли правильно записано, Михей Григорьевич? Могли ведь напутать.
(Григорьев молчит.)
Следователь. А получали как? Помесячно или за отдельные услуги? Рубликов, наверно, по десяти?
(Григорьев упорно молчит.)
Следователь. Язык отнялся? Понимаю, Михей Григорьевич, это иногда случается. Вот только сочувствовать нет охоты… Так сколько же кличек было у вас? Не много ли для одного человека? Начали со Скобаря, затем стали Колчаком, почти адмиралом в волостном масштабе. Кроме того, деревенские окрестили вас Каином. Весьма метко, согласно библейскому сюжету. Кого Каин убил? Кажется, брата своего Авеля…
