Что касается происшествий, то по ним комиссия составила заключение, что виной всему слабая воинская дисциплина. За то, что летчики не умеют летать, досталось больше всего, конечно, срочной службе. Рядовой и сержантский состав лишили на месяц увольнении. Правда, ходить все равно было некуда: в деревне одни старухи, а несколько молодых девчонок, которые там еще оставались, все работали в части поварами и официантками в летной столовой. Официантки солдатами и сержантами пренебрегали, летом им хватало и офицеров.
Но километрах в трех от деревни была станция – тоже Граково, и совхоз Граково. Там у Алтынника была знакомая девушка по имени Нина. Ей было семнадцать лет, и она училась в десятом классе, У Алтынника были на Нину серьезные виды, и он нетерпеливо ждал, когда кончится этот проклятый месяц и можно будет вырваться в увольнение. И вот наконец этот день наступил, В субботу после полетов семь человек выстроились на линейке перед палатками. Старшина де Голль, заложив руки за спину, прошел перед строем, проверяя чистоту под– воротничков, блеск пуговиц и сапог. Остановился напротив Алтынника и долго его разглядывал, Алтынник весь напрягся: сейчас старшина к чему-нибудь придерется.
– Алтынник, – сказал старшина, – комэска тебя вызывает.
– Зачем? – удивился Алтынник.
– Раз вызывает, значит, нужно.
Майора Ишты-Шмишты нашел он в беседке напротив штаба, где у летчиков бывал разбор полетов, а у механиков политзанятия. На восьмигранном столике перед майором лежали шлемофон с очками, планшет и толстый журнал, куда майор, высунув от напряжения язык, записывал сведения о последнем летном дне. Если бы Алтынник встретил майора на улице в гражданском костюме, он никогда не поверил бы, что этот тучный, обрюзгший, с бабьим лицом человек летает на реактивном истребителе и считается одним из лучших летчиков во всей дивизии. Впрочем, многие считали майора дураком, потому что он ездил на велосипеде, в отличие от других летчиков, имевших автомобили. Отпечатав, как положено, три последних шага строевым, Алтынник вытянулся перед майором и кинул ладонь к пилотке.
– Товарищ майор, младший сержант Алтынник по вашему приказанию прибыл.
На секунду оторвавшись от журнала, майор поднял глаза на Алтынника и покачал головой.
– Ишь ты, шмиш ты, надраился, как самовар. В увольнение собираешься?
– Так точно, товарищ майор! – рявкнул Алтынник.
– Пьянствовать думаешь? -. Майор склонился над журналом.
– Никак нет!
– А может быть, у тебя свидание с девушкой?
– Так точно! – Алтынник интимно улыбнулся в том смысле, что, дескать, мы, мужчины, можем понять друг друга.
Но майор этой улыбки не видел, потому что писал.
– Так-так. – Майор перевернул страницу и стал строчить дальше. – А служебная книжка у тебя с собой?
– Так точно! – механически прокричал Алтынник и тут почувствовал, как сердце в груди сжалось. Он понял, что то, чего долго боялся, пришло.
– Положи сюда, – Свободной левой рукой майор хлопнул по столу, показывая, куда именно Алтынник должен положить служебную книжку. При этом, не поднимая головы, он продолжал писать.
Алтынник расстегнул правый карман, нащупал твердую обложку документа, но вынимать медлил, как будто мог думать, что майор забудет.
– Давай, давай, – сказал майор и, не глядя на Алтынника, протянул руку,
Замирая от страха и от предчувствия беды, Алтынник положил книжку на край стола. Майор сгреб и пододвинул ее к себе. Продолжая что-то писать в журнале, он одновременно перелистывал страницы книжки и перебрасывал взгляд с одного на другое, так что Алтынник, как ни был напуган предстоящим, а удивился: здорово это у него получается, и тут и там успевает. Так, перелистывая служебную книжку, майор дошел до того места, где стоял злополучный штамп. Майор глянул на штамп, дописал еще какую-то фразу, поставил точку, отодвинул в сторону журнал вместе с планшетом и шлемофоном и придвинул к себе служебную книжку.
– Ишь ты, шмиш ты! – удивленно сказал он, разглядывая книжку как-то сбоку.
– Зарегистрирован брак с Сыровой Людмилой Ивановной. Что это такое? -
Он отодвинулся от книжки и тыкал пальцем в штамп с такой брезгливостью, словно это был какой-нибудь клоп или таракан.
Не зная, что сказать, Алтынник молчал.
– Я вас спрашиваю, что это такое? – Майор грохнул кулаком по столу так, что планшет с шлемофоном подпрыгнули. Алтынник не реагировал.
– Алтынник! – распалялся майор. – Я вас русским языком спрашиваю: где вы нашли эту Людмилу Сырову? Кто вам давал право жениться без разрешения командира полка?
И тут Алтынник почувствовал, как все, что у него накопилось за это время, подступило к горлу комком и вдруг вырвалось каким-то странным и диким звуком, похожим на овечье блеянье.
– Вы что – смеетесь? – удивился майор.
Но тут же он понял, что Алтынник совсем не смеется, а схватился за столб и колотится в истерике.
– Алтынник, ты что? Что с тобой?
Перепуганный майор подбежал к Алтыннику, схватил за плечи, заглянул в лицо. Алтыннику было стыдно за то, что он так воет, он хотел, но не мог сдержаться.
– Алтынник, – тихо, чуть ли не шепотом сказал майор, – Ну, перестань, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Я не хотел тебя обижать. Конечно, ну встретил ты там какую-то женщину, полюбил, решил жениться, пожалуйста, никто тебе не мешает. Но ты хоть предупреди, хоть скажи, чтоб я знал. А то вдруг ни с того, ни с сего получаю эту писульку.
Он достал из планшета лист из тетради в клеточку, и Алтынник, все еще всхлипывая, но уже гораздо спокойнее, увидел знакомый почерк: В виду не устойчивого морального облика моего мужа Алтынника Ивана, прошу не от пускать его в увольнение, что бы избежать случайного знакомства с женщинами легкого по ведения и сохранить развал семьи, более не желательные по следствия. К сему… И какая-то закорючка и в скобках печатными буквами: Алтынник. Дочитал Алтынник этот документ до конца, задержал взгляд на подписи и почувствовал, как губы его опять поползли в разные стороны и он снова заплакал, да так безутешно, как не плакал, может быть, с самого детства,
В сентябре отпускали первую очередь демобилизованных. Оказалось их в эскадрилье всего восемь человек, в том числе и Алтынник. Накануне вечером Ишты-Шмишты произнес перед строем торжественную речь и каждому из восьми выдал по грамоте. Пришел он и утром после завтрака, когда демобилизованные вышли на линейку с чемоданами. Явился в парадной форме, которую за два десятка лет службы носить так и не научился. Ремень на боку, фуражка на ушах. Алтынник, как старший по званию, скомандовал смирно.
– Вольно, – сказал майор. Прошел перед строем. – Ишь ты, шмиш ты, собрались. Рады небось? Надоело? – Воровато оглянувшись, он сказал шепотом: – Да мне, если честно сказать, самому надоело. Во! – ребром ладони он провел по горлу.
Демобилизованные засмеялись, и вместе со всеми Алтынник. И, может быть, первый раз за все время он понял, что Ишты-Шмишты, в сущности, неплохой мужик и что, как видно, ему, несмотря на то, что он майор, летчик первого класса, получает кучу денег, здесь тоже несладко.
Майор пожал каждому руку, пожелал всего, чего желают в таких случаях. Алтынник скомандовал налево и шагом марш, и демобилизованные пошли к проходной не строем, а так – кучей.
Машину им, конечно, не дали. Вчера, говорят, Ишты-Шмишты поругался из-за этого с командиром полка. А идти до станции предстояло километра три с вещами.
Уже подходя к КПП, встретили Казика Иванова с сумкой. Кинулись в последний раз к нему – нет ли писем.
– Тебе есть, – сказал Казик Алтыннику.
– От кого?
– Из Житомира.
– Возьми его себе, – махнул рукой Алтынник.
– Договорились, – засмеялся Казик и поманил Алтынника в сторону. – Слушай, там тебя на КПП баба какая-то дожидается.
– Какая баба? – насторожился Алтынник.
– Не знаю, какая. С ребенком. Говорит: жена.
У Алтынника руки опустились.
– Ребята, вы идите, – крикнул он остальным, – я сейчас догоню!
Подумав, он решил двинуться через дальнюю проходную, бывшую в другом конце городка. Но, когда вышел за ворота, первый человек, которого он увидел, был Борис. В новом синем костюме, в белой рубашке с галстуком, Борис разговаривал с часовым. Увидев Алтынника, Борис заулыбался приветливо и пошел навстречу, Алтынник опустил чемодан на землю.
– Ты чего здесь делаешь? – спросил он хмуро.
– Да это все Людка панику навела. – Борис засмеялся. – Пойди, говорит, там покарауль, а то он, может, не знает, что мы здесь стоим. – Он повернулся в сторону главной проходной и, приложив ко рту ладонь, закричал:
– Людка! Давай сюда!
Алтынник растерялся. Что делать? Бежать? Да куда побежишь с чемоданом? Догонят.
А Людмила с белым свертком, перевязанным синей лентой, уже приближалась.
– Не плачь, не плачь, – бормотала она на бегу, встряхивая сверток, – вот он, наш папочка дорогой. Вот он нас ждет. Не плачь.
