– Не умничай, Элли Мэри!
– Ты злопыхатель. Самый злобный тип, которого я когда-либо встречала.
Грофилд оставил ее, подошел к своей комнате, отпер дверь и, войдя, принялся собирать вещи. Ключи от «датсуна» лежали у него в кармане, поэтому он не боялся, что Элли уедет без него.
Оба пистолета и три бумажника лежали в его новом чемодане. Он вытащил из бумажников все нужное, швырнул их в корзину для мусора, а документы засунул в кармашек чемодана. Два запасных пистолета рассовал по карманам нового плаща, затем уложил остальные пожитки, оставив только плащ, который намеревался нести отдельно.
Она вошла в комнату, когда он закрывал чемодан.
– Прости.
Он посмотрел на Элли. Она снова превратилась в маленькую девочку, на этот раз прямо Крошка Снукс.
– Опять «прости»? – буркнул он. – Тяжелая же у тебя жизнь, если ты все время просишь прощения то за одно, то за другое.
– Но мне и правда жаль, – отвечала она, садясь на кровать. – Я просто была расстроена, потому что те люди схватили меня.
– Ты заслуживаешь доверия не больше, чем акула в заводи, – заявил Грофилд. – Перестань играть, сними маску невинной, перепуганной девочки, я тебя насквозь вижу.
– Я не притворяюсь, Алан, честное слово, не притворяюсь. В каком-то смысле я действительно невинна, и ты можешь спорить на свой последний доллар, что мне страшно.
– А ты можешь поставить свой последний доллар, что между нами все кончено.
– Алан…
– Все кончено, – проговорил он. Маленькая девочка подпустила немного обольстительности.
– Ну, пожалуйста.
– Все, – сказал он и подхватил два чемодана. – Лучше оттащи свой скарб в машину. Рано или поздно они приедут сюда искать нас.
– Алан, ну, пожалуйста.
Он вышел из комнаты, отнес чемоданы к машине и положил их на заднее сиденье. Потом принялся ждать. Элли подошла к нему без вещей.
– Какая прекрасная ночь, – сказала она.
– Вздор. Ты прекратишь или нет?
– Кабы те двое не набросились на меня, мы бы сейчас не ругались, правда? Мы бы вернулись сюда, поплавали при луне – ты хоть заметил, что на небе луна? – а потом…
– Да, луна есть, – сказал он. – Тоненький серебряный серп. И огромный бассейн, полный теплой воды. И такая хорошая постель. И ни один из нас не дотянет до пятницы, потому что у тебя не хватает мозгов рассказать мне, что же на самом деле происходит, чтобы я хотя бы мог сообразить, что же делать.
– Алан…
– Через две минуты я уезжаю, – сказал он, бросив взгляд на часы. – С тобой или без тебя.
– Алан, я хочу рассказать тебе. Он стоял молча, демонстративно следя за бегом секундной стрелки на циферблате.
– Теперь мы можем от них отделаться. Мексика – большая страна, мы можем поехать, куда хотим, они никогда нас не найдут.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
– У нас был уговор, – напомнила Элли.
– Он теряет силу.
– Алан, ну, пожалуйста!
– Одна минута прошла, – сказал он. – Лучше бери свои сумки.
– Откуда тебе знать, что я расскажу правду? Что снова не солгу тебе?
Он оторвал взгляд от часов.
– Если это будет похоже на ложь, я тебя брошу, – сказал он. – Брошу. А я, пожалуй, в состоянии определить, лжешь ты или нет. Я видел врунишек получше.
Она безнадежно махнула рукой.
– Хорошо. Я все тебе расскажу.
– Не знаю, с чего начать, – сказала она, мрачно глядя на приборную доску.
Грофилд оторвал взгляд от дороги.
– Это весьма похоже на преамбулу к очередной басне, – заметил он. – Смотри у меня.
– О-о, я расскажу правду, – заверила она его. – Об этом не беспокойся.
В ее голосе слышалась покорность судьбе. Последний бастион пал.
Они ехали на север. Вместо того чтобы стоять у гостиницы и слушать рассказ Элли, Грофилд заставил ее принести и спрятать багаж, и вот они снова в пути, и Элли рассказывает ему свою историю.
Бросив быстрый взгляд на дорожную карту, он решил направиться к Сан-Луис-Потоси, небольшому городку в ста двадцати милях от Сан-Мигеля. Им пришлось проехать по этой второстепенной дороге к северу от Долорес-Идальго, затем еще по одной второстепенной дороге, чтобы снова выехать на основную магистраль, шоссе № 57, после чего они покатили прямо на север, к Сан-Луис-Потоси.
Пока они ехали, ей бы полагалось рассказать ему о том, что творится, однако после двусмысленного вступления Элли помрачнела, замолчала и уставилась на приборную доску.
– Последнее, что я от тебя слышал, – сказал он, чтобы помочь ей, – это признание в том, что ты не знаешь, как начать.
– Я просто пытаюсь сама во всем разобраться, – ответила она и посмотрела на него. Выражение ее лица, освещенного лампочками приборного щитка, было серьезным. – Я надеюсь, что ты и впрямь умеешь определять, когда я лгу, а когда нет, поскольку я ужасно боюсь, что мой рассказ покажется тебе самой вопиющей ложью.
– А ты попробуй.
– Ну что ж. – Она набрала в грудь воздуху:
– Лучше всего, пожалуй, начать с губернатора Харрисона. С губернатора Люка Харрисона из Пенсильвании. Губернатором он был несколько лет тому назад, но титул так при нем и остался.
– Стало быть, наш главный герой – губернатор Люк Харрисон из Пенсильвании, – пробормотал Грофилд.
– Я тебе не лгу!
– Что? – Он посмотрел на Элли и увидел, что она явно расстроена. Снова взглянув на дорогу, Грофилд сказал:
– Ах, ты это из-за моих слов «наш главный герой»? Ну, да я без всякой задней мысли, я просто употребил профессиональное выражение. Я ведь актер, ты не забыла?
– Актер? Ты хочешь сказать, настоящий?
– Не будем уклоняться от темы, золотко, свой альбом для газетных вырезок я тебе потом покажу. А сейчас мы займемся Люком Харрисоном, губернатором из Пенсильвании.
– Да. Я… Пожалуй, расскажу тебе о том, какой он, чтобы ты понял все остальное.
– Ради Бога.
– Прежде всего он один из самых богатых людей в штате, может быть, самый богатый. Ему принадлежат шахты, он имеет интерес в сталелитейном производстве, и его семья владеет землями в окрестностях Филадельфии с начала гражданской войны.
– Деньги и общественное положение?
– Да, было бы желание. Он, как выражаются в Филадельфии, «главная линия».
– Я знаю. В Нью-Йорке это называется, или прежде называлось, «четыреста семейств».
– Да. Но дело в том, что он все это унаследовал – и деньги, и положение, и все остальное. А он человек энергичный, сильный, он… его присутствие едва ли не пугает, до того в нем много энергии и жизненной силы.
– Выходит, ты с ним знакома? Она едва заметно улыбнулась, потом произнесла бесцветным голосом:
– Да.
– Хорошо, динамо-машина с деньгами и общественным положением, полученным по наследству. Такие люди обычно уходят в политику, чтобы избавиться от излишков энергии. Он может позволить себе быть либералом, поскольку с него все равно берут девяносто один процент подоходного налога, а сознание того, что он получит все на серебряном блюдечке, делает его несгибаемым борцом за счастье простых людей: повышение минимальных заработков, пособий по безработице, затрат на образование. Он помогает правительству решать эти задачи и делать мир лучше.
– Совершенно верно, – согласилась Элли. – Именно такой он человек.
– Вот тебе еще один пример, – сказал Грофилд. – В старые времена, когда власть переходила из рук в руки, она принадлежала то боссу партийной машины, то реформаторской группе. Тридцать лет – машине, два года – реформаторам, потом опять тридцать лет – машине, и так далее. Но теперь это кончилось. В наши дни власть переходит от экономистов к общественным деятелям. Готов спорить, что твой парень пошел по стопам того человека, который ставит себе в заслугу устройство бюджета штата.
Она улыбнулась, хотя и неохотно.
– Опять верно. А следующие выборы проиграл человеку, который обещал сократить штатный налог. Ты просто угадал, или тебе доводилось жить в Пенсильвании?
– На политику мне плевать, где бы я ни жил. Она интересует меня только в самом общем смысле. Вернемся к нашей истории?
– Да. – Она снова улыбнулась, на этот раз устало, и сказала:
– Ты даже не знаешь, как мне не хочется об этом говорить. Но раз уж приходится… Ради Бога, Алан, никогда никому этого не передавай.
– Честное бойскаутское.
– Ладно. Вернемся к губернатору Харрисону. Он пробыл у власти всего один срок, а затем попытался превратить выдвижение «любимого сына штата» в настоящую президентскую номинацию. Из этого ничего не вышло, и многие партийные боссы не на шутку на него разозлились, поэтому, когда он попробовал выдвинуть свою кандидатуру в сенаторы от Пенсильвании, дело не дошло даже до номинации.
– Со многих что-то требуют, но мало кого выбирают.
Это замечание, которое Грофилд отпустил, просто чтобы заполнить молчание, похоже, заинтересовало Элли.
– Ты так думаешь? Возможно, ты и прав. Может, в этом-то все и дело?