– Царица небесная! – с неподдельным притворным крестьянским испугом, будто это он и только он нанес князю рану, воскликнул Семен.
– Никак на охоте, вашество?
– Нет, брат, это не на охоте, – Борис дотянулся до жбана, зачерпнул ковшом квасу и с удовольствием осушил ковш до дна.
– А как же теперя-то? – тоскливо почесал Семен свой плоский живот. – Нешто за корпией сходить?
Борис смотрел на сочащийся шрам, не думая ни о чем; его телом овладел тот ни с чем не сравнимый, легкий и бессловесный покой, приходящий только после русской бани. Ему было совершенно все равно, кто он, зачем он здесь и что это за рана в боку, – просто хотелось сидеть в прохладном предбаннике, пить квас и до слез в глазах смотреть, смотреть на свою сочащуюся кровь.
Зато Семен всерьез, но ненадолго задумался, шевеля отвислыми губами. И его осенило:
– Вашество! А на рожна корпию? Пущай Ноздря залижет! Он надысь его сиятельству волдырь так разлизал – и следов не осталось!
Борис с трудом вспомнил, кто такой Ноздря, но не вышел из своего забытья. А вокруг него засуетились люди, заскрипели просевшие двери и мерзлые половицы, завизжал от радости Ноздря, подведенный на заиндевелой цепи, поднесли еще огня, стали осторожно спрашивать о чем-то важном, но князь не отвечал. И лишь когда широкий, влажный и теплый язык Ноздри коснулся его раны и жадно слизал кровь, Борис вздрогнул и пришел в себя.
Ноздря стоял перед ним на коленях и быстро лизал, похрюкивая от удовольствия приплюснутым лиловым носом; глаза его были полуприкрыты, а поросшее клочковатой, серой бородой лицо выражало сосредоточенность и переживание высшей благодати, которая в очередной раз снизошла на него от господ, осветив суровую жизнь давилы божественным светом. Нежный, но сильный язык его словно отрезвил князя, и Борис вспомнил все – и бессмысленно-страшную встречу с Татьяной, и белое, с трясущейся нижней челюстью лицо Несвицкого, и два выстрела в Сеченой роще, и быстрые руки Морозова с холеными женскими ногтями, и свою кровь на желтом кленовом листе.
«Как все быстро разрешилось», – подумал он и положил руку на косматую голову Ноздри.
Молоток из Соня шкап убери.
Вот и все тексты. Как тебе? По-моему – топ-директ.
Это поинтересней, чем тексты проекта ГС-1. Там, как ты помнишь, было ТРИ реконструкта: Цветаева-1, Маршак-4 и Булгаков-2. Что из этого вышло – знают два пеньтань шагуа из МИНОБО, шесть чуньжень из ГЕНРОСа, двадцать три пиньфади дао бай син в синей униформе и один мошуцзя, шлющий тебе гнилые письма.
Теперь ОЧЕНЬ серьезно: я безусловно люблю тебя, как собственную селезенку, но если ты не сбережешь эти каракули, я тебя выверну наизнанку и на каждом твоем внутреннем органе черной японской тушью напишу по-русски его китайское название.
Думай, рипс хушо бадао.
Boris.
P.S. Письмо это понесет тебе последний клон-голубь из бетонной голубятни ефр. Неделина. Новый выводок этих тварей проклюнется только через месяц – инкубатор уже заряжен. Еще через пару месяцев они смогут подняться в наше линялое небо. У нас будет время НЕ думать друг о друге.
Привет, милый. Вот и я.
СНОВА!
Ах, как топ-директно начался день!
Встал поздно – 11.40.
Сделал волновую гимнастику, пошел завтракать, там уже все в сборе. Шумный разговор, деловое предложение (Карпенкофф, конечно) устроить сразу, здесь и теперь cocktail-party.
Я присоединился без страха и упрека. Пить с утра cocktails иногда необходимо. Не для L-гармонии, конечно, рипс нимада, а ПРОСТО ТАК, Переместились в наш простетский solarium: я, Карпенкофф, полковник, Агвидор, Бочвар, Витте, Андрей Романович и Наталья Бок.
Карпенкофф (о, эта извилистая дама) решила убить сразу двух клон-медведей:
1. посадить нас в замерзшую лужу нашей cocktail-невменяемости и воспарить над нами гнилою бабочкой.
2. нажраться как Чжу Ба Цзе и втянуть нас в оргию. Ну-ну, лошадинаяo, давай с тобой тряхнем шейкерами, весело подумал я.
Она первой зашла за стойку, подпрыгнула и села на нее. Оделась госпожа Карпенкофф соответствующе: рискованно узкий комBINезон из живородящего шелка, хрустальные туфли, белое ожерелье из сверхпроводников, левитирующее вокруг ее нестарой шеи.
– Благородные ваны! – обратилась она ко всем. – Есть чистое предложение. Мы все, вершители проекта ГС-3, теперь, когда процесс плюс-директно перетек в фазу накопления, имеем полное L-право отдыхать не только бетонно , но и прозрачно . Я объявляю сегодняшний день ПЕРВЫМ ДНЕМ ПРОЗРАЧНОГО ОТДЫХА. Сейчас каждый из нас приготовит свой cocktail. Для того чтобы? Да! Выпить его со всеми вместе. А затем, рипс лаовай? Получить приз ВЫСШЕЙ ПРОЗРАЧНОСТИ за лучший напиток. Вы спросите – что это за приз? Справедливый вопрос, рипс, Проясню: ВЫСШАЯ ПРОЗРАЧНОСТЬ – исполнение любого желания победителя. Только одного, естественно. Согласны?
Все одобрительно задвигались.
– Тогда начнем, рипс уебох! Господин полковник, вы трясете первым.
– Я? – спросил полковник, расстегивая свой не очень чистый ошейник.
– Да, вы. И не спорьте с ex-амазонкой.
– Да нет, я не спорю. Просто я не большой любитель cocktails, …я пробирую чистые продукты. А из cocktails – только классику… да и то… – он М-убого почесался, – в основном один-единственный mix. Старый как… как… не знаю что.
– Трясите, не теряйте время, – подстегнула его Карпенкофф.
– Давай, Serge, не стесняйся, рипс байчи! – закричал Бочвар, уже успевший спиться и, как мне кажется, стереться с полковником. – Мы все хотим выпить!
– Ну, я вас разочарую, – засмеялся полковник и полез за стойку. – Чего ждать от нас, простых защитников нашей многострадальной Родины?
– И чего же? – поинтересовался Агвидор, закуривая. – Водки с русской кровью?
– Если с моей – пожалуйста, – полковник неловко открыл шейкер.
– Бьюсь об заклад – это SHADY LADY, – заметила Бок (невзрачная лао бай син с нерусским носом).
– Я слышал ВВС пьет исключительно ROB ROY, – зевнул Романович (V-сбалансированный шагуа).
– Не смущайте меня, господа, – полковник ливанул виски, лимонного сока, добавил gomme syrop, вставил в мультишейкер и из стойки выросли восемь стаканов с желтым содержимым.
– WHISKY SOUR, господа! – засмеялся он. – Вы этого хотели от старогосапога ?
– Мой дедушка любил этот сяоши, – взял первым стакан Агвидор.
– Топ-директ, – пригубила Карпенкофф. – Напиток для одиноких мужчин, пробирующих раз в месяц АЭРОSEX и предпочитающих книги голо-пузырям. Prosit, Herr Witte!
– А тост? – спросил Витте. – Нельзя же пить просто так.
– Правильно! – потянул носом и харкнул на пол Бочвар. – Мы не якуты, чтобы пить молча! Тост, полковник!
– Ну, – усмехнулся, старея, полковник, – давайте вот что. Давайте выпьем за Восточную Сибирь. Здесь еще говорят по-русски. Хотя в Иркутске и даже в Бодайбо уже китайцы. За север Восточной Сибири.
– Я не против, – пробормотал Агвидор. – Хотя не понимаю какое вам дело до Бодайбо. Ну, Бодайбо и Бодайбо. И Бодайбо с ним со всем.
– Мне плевать на ваше непонимание, – выпил полковник. – Мои дети не знают слова собака.
– Собака – не русское слово, – вставил я. Полковник тоскливо покосился на меня.
– Зато дурак – русское, – заметила Карпенкофф, подходя к Агвидору и беря его в поле .
Агвидор тут же зло и сине вывернулся.
– Ну, господин наиглавнейший термодинамик! – засмеялась она, пуская оранжево-желтые радуги – Мы здесь все друзья, не будьте фынцыхуа. Хушо бадао уместно нести на службе. Мы же мягко и прозрачно отдыхаем, nicht wahr, Witte?
– Я уже выпил! – засмеялся Витте, показывая пустой стакан. – Не понимаю о чем вы спорите?
– Мы не спорим, – усмехнулся полковник. – Мы просто выпили за русскую Сибирь.
– Okay! – подпрыгнул Бочвар. – Тогда следующий mix за мной!
– Я не против, – Карпенкофф выбросила лед из стакана на пол и раздавила хрустальным каблуком.
– Я сделаю такое, что вы все запоете арию горбатой Хэ из оперы «Шелковый путь»!
– Тьфу! – выплюнул лимонную косточку полковник. – Хоть сегодня можно обойтись без китайщины?!
– Молчу, молчу, Serge! – загремел льдом Бочвар – Итак! Говорю вслух, чтобы все знали и пробировали до гробового стука: одна унция любой водки, одна унция любою джина, одна унция любого виски, одна унция любого коньяка, одна унция любой текилы, одна унция любой граппы, одна унция любого… да… кальвадоса здесь нет. Ну и ладно. Please!
Возникли стаканы с жидкостью цвета вчерашнего чая.
– А лед? – спросила наивная Бок. Ни в коем случае! – подал ей стакан Бочвар. – Лед все унифицирует. Как ваш BIOS-120-K.
– За что? – Карпенкофф поднесла стакан к глазам.
– Подождите! Он не сказал, как это называется! – завопил уже захмелевший Романович.
– Я бы назвал это УДАР ПО ПЕЧЕНИ N1, – предложил Агвидор.
– Господин Бочвар, не нарушайте традиции и нашей L-гармонии, – предупредила Карпенкофф. – Называйте, называйте, называйте.
