– Но ведь ты же всю осень прилежно играла роль свахи.
Натан расседлал лошадь, и я протянула руку за уздой.
– Ничего подобного я не делала.
– Представляю, как вы все тут празднуете это событие.
– Нет. Даже Сигга, по-моему, в растерянности.
Натан повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу со мной, и поднял бровь:
– В самом деле?
Я кивнула.
– Фридрик от счастья едва из штанов не выпрыгивает, но у Сигги что-то радости незаметно.
Тогда Натан улыбнулся и покачал головой.
– Вот ведь парочка юных обалдуев.
С этими словами он взял у меня из рук узду и потник, положил их на снег. Лицо его было серьезно.
– Агнес, – сказал он, – моя Агнес, я должен попросить у тебя прощения. Я был неправ, когда ударил тебя.
Я ничего не ответила, но не стала сопротивляться, когда он взял меня за руку.
– Я разговаривал с Вормом, и он считает, что я умом подвинулся. Слишком много путешествую по сырости. Эти сны… – Голос Натана дрогнул, прервался. – Все мы причинили друг другу немало боли. Я был не в себе.
Он отпустил мою руку, поднял со снега узду и потник.
– Вот, – сказал он, вручая их мне, – отнеси на место, а потом вместе пойдем в дом.
Я повернулась, чтобы уйти, но Натан удержал меня.
– Агнес, – проговорил он негромко и мягко, – я рад тебя видеть.
Той ночью огонь прежнего желания вспыхнул в нас с новой силой. И когда мы проснулись в темноте зимнего дня, меня переполняло счастье от сознания того, что Натан всю ночь проспал рядом со мной. Если Сигга или Даниэль, проснувшись, обнаружили, что мы с Натаном спим в одной постели, говорить об этом они не стали. Я сняла с кровати Натана одеяла и сложила их в изножье своей собственной постели.
* * *
Маргрьет принесла из молочни еще одну миску молока. Ветер снаружи дул с такой силой, что отчетливо был слышен глухой стон.
Агнес наклонилась к очагу, поворошила кочергой раскаленные угли.
– Кизяка подбросить или торфа? – спросила она.
Маргрьет указала на кизяк.
– Продолжай. Пока мы здесь сидим, вполне можно поддерживать огонь.
– На чем я остановилась?
– Ты говорила, что Фридрик сделал предложение Сигге.
Маргрьет аккуратно налила в котелок молока. Струя зашипела, коснувшись раскаленного металла.
– После того как Сигга согласилась стать женой Фридрика, она очень боялась встречи с Натаном. Она спряталась в кладовой, но Натан отыскал ее. Позднее Сигга передала мне слова Натана: дескать, он вел себя неразумно, поскольку был ослеплен собственной неприязнью к Фридрику. Он дал Сигге благословение на брак и прибавил, что если она хочет стать женой сопляка без достойного имени и без гроша в кармане, то это ее право. Мне Натан сказал, что не станет мешать двоим щенятам играть друг с другом.
Я подумала, что Натан, вполне вероятно, осознал: если Сигга выйдет замуж за Фридрика, ему больше не придется сталкиваться с этим мальчишкой. Не придется беспокоиться за свои деньги, спрятанные на хуторе.
Миновали рождественские праздники, но мы их почти не отмечали. Натан отослал Даниэля назад в Гейтаскард, и я думала, что теперь все станет, как раньше, когда с Натаном были только Сигга и я. В праздник святого Торлака[16] я хотела прибрать в доме и приготовить ската, но Сигга после помолвки с Фридриком не выказывала ни малейшего желания разговаривать со мной. Она стала раздражительна, работала спустя рукава и все время выглядывала в окно. Вздрагивала, когда к ней обращались. Избегала смотреть в глаза. Натан сказал ей, что она может на Рождество пригласить Фридрика в Идлугастадир пропустить по стаканчику, однако Фридрик так и не появился. Быть может, Сигга не доверяла той благосклонности, которую Натан так неожиданно стал проявлять к ее жениху. Полагаю, она готова была сделать все, только бы эти двое не столкнулись лицом к лицу.
* * *
Как-то ночью я наконец решилась ему это сказать:
– Натан, я знаю, что ты спал с Сиггой.
Он дремал, но при этих словах открыл глаза.
– Я знаю, Натан. Я прощаю тебя.
Он поглядел на меня и вдруг рассмеялся:
– Прощаешь?
Я сжала в темноте его руку.
– Я говорю об этом не для того, чтоб затеять ссору. Просто хочу, чтоб ты знал, что я об этом знаю.
Рука Натана, которую сжимали мои пальцы, была неподвижна, как мертвая. Он о чем-то размышлял.
– Я знал, что ты наблюдаешь за нами, – сказал он наконец.
Эти слова точно ударили меня под дых. Я открыла рот и тут же закрыла, так ничего и не сказав. Потом выбралась из постели и принесла лампу. Я не могла продолжать разговор с Натаном, не видя его лица. Я не доверяла его словам, сказанным в темноте.
Отсветы лампы плясали на его обнаженной коже. Он смотрел на меня ледяными глазами, неотрывно, лишь единожды отвлекшись, чтобы глянуть в сторону Сигги и убедиться, что она спит.
– Натан.
Я услышала собственный голос, глухой, как у старухи. Потом опустила взгляд, увидела собственную наготу и впервые задумалась о том, какой видит меня Натан.
– Ты играл со мной.
Натан прикрыл глаза ладонью.
– Убери лампу, Агнес.
Я ухватилась за столбик кровати, чтобы не потерять равновесия.
– Ты жесток.
– Я не желаю об этом говорить.
– Ты с самого начала не собирался дать мне место экономки. Верно ведь?
– Убери лампу, и давай спать. У тебя глаза точно дырки в снегу от мочи.
– Спать?! – Я смотрела на него во все глаза, терпеливо дожидаясь, пока смогу заговорить, не разрыдавшись. – Откуда ты знал, что я наблюдаю за вами?
Натан усмехнулся этим словам. И ничего не ответил.
– Ты меня любишь?
– Ты ведешь себя глупо.
– Отвечай!
Он протянул руку к лампе:
– Убери ее!
– Натан! – взмолилась я. И ужаснулась плаксивым нотам в собственном голосе.
– Разве я пригласил бы тебя в Идлугастадир, если б не хотел, чтобы ты здесь жила?
– Ну да, служанкой.
– Агнес, ты больше чем служанка.
– Правда?
– Убери лампу.
– Не уберу! – Я отдернула руку с лампой подальше, чтобы Натан не мог до нее дотянуться. – Ты не смеешь так со мной обращаться!
Глаза Натана вспыхнули.
– Хватит меня пилить!
И тут я взорвалась.
– Ах, пилить? Да иди ты к черту! Я всегда позволяю тебе делать все что вздумается. Разве я мешаю тебе вечно отлучаться из дома? Или барахтаться в соседней постели с Сиггой, когда ты думаешь, что я сплю? Да ведь ей всего пятнадцать! Кобель ты проклятый!
Натан откинулся назад, опираясь на локти.
– А с чего ты взяла, будто я дожидаюсь, пока ты заснешь?
Выражение его лица нельзя было назвать издевательским – скорее презрительно-веселым. Отчаяние утраты обрушилось на меня, и в один миг я оказалась погребена под лавиной непоправимого горя.
– Я тебя ненавижу. – Слова мои прозвучали глупо, ребячески.
– Думаешь, я тебя люблю? – Натан покачал головой. – Тебя, Агнес?
Он недобро прищурился и встал, жарко дыша мне в лицо.
– Ты дешевка, Агнес. Я ошибся в тебе.
– Если я дешевка, то только потому, что ты меня такой сделал!
– О да, продолжай. Ты чиста и свята, а виноваты все остальные.
– Нет, только ты!
– Прости, но я думал, что ты сама этого хотела. – Натан схватил меня за плечи и грубо притянул к себе. – Я думал, что ты хочешь выбраться из той долины. А тебе, как выяснилось, хочется именно того, что ты не можешь получить.
– Я хотела тебя! Я хотела покинуть долину, чтобы быть с тобой! – Меня замутило от бешенства. – Я больше не могу здесь оставаться.
– Так уходи! – Натан отступил на шаг и схватил меня за запястье. – Убирайся! Все равно от тебя одни неприятности!
С этими словами он поволок меня к выходу из бадстовы. Краем глаза я заметила, что Сигга проснулась и сидит на кровати, глядя на нас. Тоуранна расплакалась.
– Пусти меня!
– Я просто даю тебе то, чего ты хочешь. Ненавидишь меня? Хочешь уйти? Отлично! Вот порог.
Натан был невысок ростом, но силен. Он протащил меня по коридору и вытолкнул на крыльцо. Я запнулась о порог и, как была нагая, растянулась в снегу. К тому времени, когда я поднялась на колени, Натан захлопнул передо мной входную дверь.
Снаружи было темно и шел обильный снег, но от гнева и горя я словно утратила чувствительность. Мне хотелось замолотить кулаками в дверь, побежать к окну и крикнуть Сигге, чтобы впустила меня в дом… но еще мне хотелось наказать Натана. Обхватив руками голые плечи, я задумалась, куда же податься. Холод пробирал до костей. Мелькнула мысль покончить с собой, пойти на берег моря и окунуться в ледяную воду. Стужа убьет меня; даже не придется топиться. Я представила, как Натан найдет на берегу мое мертвое тело, выброшенное на берег вместе с водорослями.
И пошла в коровник.
Заснуть в таком холоде было невозможно. Я свернулась калачиком возле коровы, прижалась нагим телом к ее теплому боку и натянула на себя попону. И засунула мерзнущие пальцы ног в коровью лепешку, чтобы им стало хоть немного полегче.
