Денис Лукашевич бледнеет. «Ведь на брюках, которые оставил Илларий, переодевшись дома 25 октября, могут быть следы крови», — думает старый униат. И приказывает своей Софии немедленно отнести эти брюки жене псаломщика Михаила Дуды, чтобы та их выстирала и спрятала у себя. «Предполагая, что в связи с арестом сыновей, — признаётся отец Денис позже, — и меня также могут арестовать, я лично передал своему псаломщику Михаилу Дуде на хранение охотничье ружьё и различные фотографии семьи и сыновей, с тем чтобы псаломщик сохранил всё это. Помимо того я уничтожил всю антисоветскую националистическую литературу, которая хранилась у меня дома…»
…Дело Иллария Лукашевича и его сообщников слушал Военный трибунал Прикарпатского военного округа 3 и 4 января 1951 года. На судебном заседании был зачитан акт, подписанный областным судебно-медицинским экспертом профессором, доктором наук Василием Цыпковским: «Смерть Ярослава Галана наступила от одиннадцати рубленых ран головы, сопровождающихся нарушением целостности костей черепа и повреждением правого большого полушария мозга и мозжечка.
Повреждения головы сопровождались обильными наружными кровотечениями.
Десять из указанных ран, каждая в отдельности, являлись смертельными, и лишь одна рана в области левого теменного бугра захватывала только мягкие ткани…
Удары убийц были нанесены Галану сзади…
…Смерть насильственная — убийство…»
И, несмотря на всю очевидность состава преступления, весь ужасающий смысл которого раскрывается даже в одном этом лаконичном документе, трибуналу предстояло в течение двух дней, соблюдая строгое советское законодательство, вновь и вновь выяснять дополнительные подробности и подтверждать мате-, риалы следствия.
Обвиняемые полностью признали свою вину. Так, в частности, на суде подсудимый Илларий Лукашевич показал: «Да, я считаю себя убийцей Ярослава Галана. Во время бесед со мною бандиты говорили, что Галана нужно убить потому, что он в прессе выступает против греко-католической церкви, на Нюрнбергском процессе требовал выдачи Степана Бандеры и суда над ним, что вообще оуновское подполье имеет давние враждебные счёты с Галаном. По существу, подготовкой убийства занимались и мои братья Александр и Миром. Они были согласны с этим решением оуновского подполья… 4 октября 1949 года задание убить Галана мне давал вместе с Щепанским бандит Евген, являвшийся более старшим руководителем, чем Щепанский…
Отец мой также является националистом, — признался далее Илларий Лукашевич. — Зимой 1947 года в его доме собирались Щепанский, Семко, Орест. Всего в доме отца было три их сходки. Всех их отец знал лично. О своих оуновских делах мы говорили при отце не скрываясь, так как он был посвящён в них…
Идя на убийство Галана, я взял гранату и пистолет для того, чтобы в случае преследования бросить гранату в преследующих, иметь возможность убить их и скрыться…»
Подобные признания сделали суду и два других брата Иллария. В частности, Александр Лукашевич заявил суду Военного трибунала: «…ещё летом 1948 года через моего брата Мирона Щепанский дал мне задание собрать сведения о Гаврииле Костельнике и других интересующих подполье лицах. Я должен был узнать их адреса, образ жизни, кто когда работает, когда бывает дома, где ездит и т. п. Я собрал, какие мог, сведения и в письменном виде передал их через брата Иллария в августе 1948 года Щепан-скому».
Свидетельствует подсудимый Мирон Лукашевич: «…мы все, три брата, являемся участниками убийства писателя Ярослава Галана и причастны к убийству священника Гавриила Костельника. Мы все трое, по существу, участники подготовки этих террористических актов…»
На суде с полной ясностью было также раскрыто лицо и разоблачена подлинная социальная сущность тех, кто выпускал на тропу убийств молодых бандеровцев, кто вселял в них надежду на новую истребительную войну, кто, грубо попирая заповедь «не убий», являлся соучастником убийств и прикрывал их своей чёрной сутаной священнослужителя. «Будучи сам, как священник греко-католической церкви, националистически настроен, я в таком же духе воспитывал и своих сыновей… Их националистические убеждения и враждебное отношение к Советской власти в известной степени являются результатом моего влияния на них».
Сделав такое откровенное признание, Денис Лукашевич подробно рассказал суду, откуда ведёт начало его враждебное отношение к Советской власти и ко всему тому новому, что принесла она на земли Западной Украины.
Воссоединение Западной Украины со всем Советским Союзом Денис Лукашевич, по его словам на следствии и суде, воспринял враждебно. «Помимо того, — показывал он, — я был настроен националистически, антисоветски, как священник и греко-католик, и я не мог смириться с тем, что мне придётся жить и работать при Советской власти».
Когда осенью 1939 года части Красной Армии освобождают Западную Украину и спасают население от вторжения гитлеровского вермахта, Денис Лукашевич скрывается несколько дней на чердаке в доме своего соседа. «Да, я был доволен, что летом 1941 года немцы оккупировали Западную Украину, и встречал их с цветами в селе Паршна Львовской области, где я тогда работал священником, — признавался Лукашевич на суде. — В первые же дни оккупации этого села я вместе с бывшим офицером «Украинской галицийской армии» Галибеем принимал участие в создании местной, украинской полиции, начальником которой был назначен участник ОУН Степан Панькевич».
Опасаясь мести народа, когда части Советской Армии приближались ко Львову, Денис Лукашевич вместе со всей семьёй бежит в сторону венгерской границы, в село Побук, к своему родичу священнику Ярославу Левицкому, у которого впоследствии нашли свой первый приют убийцы Ярослава Галана. Цель бегства — стремление перейти под крылышко адмирала Хорти. Но быстрое продвижение Советской Армии помешало Лукашевичу найти убежище у венгерских фашистов.
Подтверждая на суде, что его квартира часто посещалась представителями националистических банд, Денис Лукашевич признался также, что он оказывал постоянную материальную помощь убийцам: «С 1945 года до самого ареста вместе с церковным старостой
Дмитрием Пясецким я передал для нужд подполья ОУН из церковных средств 20 тысяч рублей. Пясецкий вручил их участнику подполья Ивану Гринчишину, по кличке Орест…
Для того чтобы и впредь иметь в запасе нужное количество денег для националистического подполья, я дал указание Пясецкому в дальнейшем при поступлении денежных средств в церковную кассу не приходовать их полностью. В результате этого и церковная касса была в порядке, и националисты получали деньги».
Этот рассказ был бы неполон, если бы мы не упомянули и о том, что на скамье подсудимых вместе с братьями Лукашевич сидел и бандит Тома Чмиль, которому вначале было поручено убийство Ярослава Галана. На суде выяснилось, что этот преступник, пойманный 7 августа 1950 года, ещё до посещения квартиры Галана запятнал себя «мокрыми делами». Он избил командира истребительного батальона Островерхова, после чего долгое время скрывался переодетым в женскую одежду, потом пытался застрелить председателя сельсовета села Збоище Михаила Герчука, убил комсомольца Ивана Вилька, снял с него сапоги и зарыл труп в снег…
15 марта 1951 года по приговору Военного трибунала Прикарпатского военного округа Илларий, Александр и Мирон Лукашевичи, а также Тома Чмиль, после отклонения их просьб о помиловании, были расстреляны.
Где-то на нелегальном положении оставался ещё Михаил Стахур, по кличке Стефко, но и его настигла карающая рука народа. «При встрече со мной, — показал Михаил Стахур, — Щепанский подробно расспрашивал меня о том, когда я установил связь с бандитским подпольем и какую проводил до этого националистическую работу. Я рассказал ему о своём участии в убийстве директора школы Ковалева и его жены, двух погонщиков скота и участкового милиционера Едемского, упомянул, что в настоящее время, боясь ареста, я скрываюсь один. Щепанский заявил, что согласен принять меня в ряды «повстанцев» при условии, если я убью писателя Ярослава Галана»…
Свыше восьмисот трудящихся Львова и окрестностей старинного украинского города собрались в Доме культуры железнодорожников 16 октября 1951 года на процесс по делу об убийстве Ярослава Галана Стахуром. И у каждого, кто смотрел на этого выкормыша националистов, сидящего на скамье подсудимых, оборвавшего светлую жизнь Ярослава Галана, возникал один и тот же вопрос: кто мог воспитать такого злодея? В процессе следствия Михаил Стахур охотно заявил: «Имеет связь с бандитами священник нашего села Голинка… Националисты Антон Дыба и Василий Ковалишин, с которым мы вместе убивали погонщиков скота, в праздник рождества скрывались в доме Ивана Куземского. Туда пришёл с молебном священник Голинка. К нему из укрытия вышли Дыба и Ковалишин и попросили благословения. Голинка благословил бандитов, осенил их крёстным знамением, покропил святой водой их оружие… Голинка, прощаясь, пожелал им успеха в борьбе против Советской власти за «самостийну Украину»…»
