Начиная описание подробностей боевой деятельности «Д-3» следует сразу оговориться по поводу того, что первичный боевой документ корабля, вахтенный журнал, этой подлодки не сохранился. По всей вероятности весь комплект этих журналов погиб вместе с лодкой в июне 1942 года. Кстати, уже то обстоятельство, что штаб БПЛ в течение года ни разу не удосужился собрать с подчиненных субмарин отработанные документы, сам по себе говорит о многом. Сохранились лишь отчеты о боевых походах (кроме первого), донесения о походах БЧ-5 и описания боевых столкновений из «Исторического журнала БПЛ СФ», а также отдельные сведения из месячных отчетов бригады. При этом зачастую данные по одному и тому же вопросу из различных документов незначительно различаются, а иногда даже сильно противоречат друг другу. Этого, конечно же, мало для исчерпывающей реконструкции боевой деятельности лодки. К счастью, первые походы «Красногвардейца» освещены в мемуарах Ф.В. Константинова и командира дивизиона, а впоследствии командира БПЛ И.А. Колышкина, который ходил обеспечивающим во 2-м, 4-м и 5-м походах. В основу данных противника по боевым столкновениям с участием «Д-3» легли журнал боевых действий Адмирала полярного побережья (далее КТВ АРК; командная инстанция, отвечавшая за охрану водного района и организацию конвойной службы между Нарвиком и Киркенесом) и журнал боевых действий 11-й флотилии охотников за подводными лодками, находившейся в подчинении Адмирала полярного побережья с февраля 1942 года до конца рассматриваемого периода.
Первый боевой поход «Красногвардейца» (23.6–4.7.1941) не был ознаменован никакими заслуживающими внимания событиями. Лодка дважды обнаруживала субмарины противника, которых в то время на самом деле на Северном театре еще не было. Около десятка раз пришлось уклоняться погружением от вражеских самолетов. Время, проведенное под перископом непосредственно у берега, было небольшим. Об этом говорит донесение БЧ-5, в котором указано, что за время похода корабль прошел 1570,4 мили в надводном положении и лишь 134 — в подводном. Поделив это время на средний подводный ход в 3 узла, мы получим примерно 45 часов, или примерно 6 часов за каждые сутки нахождения на позиции. Отчасти такое положение дел объяснялось незнанием маршрутов коммуникаций противника. До войны существовало мнение, что суда будут ходить на удалении 5—10 миль от берега, примерно так, как они ходили в мирное время. Очень быстро наблюдениями с самих подводных лодок и разведывательных самолетов удалось установить, что на самом деле вражеские корабли идут на расстоянии не дальше чем три мили от берега. В результате сигнальщики «Д-3» лишь единожды наблюдали на горизонте мачты, сблизиться с которыми в подводном положении не представлялось возможным. Конец походу, к которому экипаж и командование оказались неподготовлены ни с точки зрения разведки, ни с точки зрения тактики, положил приказ командующего флотом (его штаб руководил действиями подводных лодок в море вплоть до конца 1942 г.). В 17:13 4 июля «Красногвардеец» ошвартовался в Полярном, не израсходовав свою автономность по запасам примерно на 12 суток.
В связи с тем, что 1-й дивизион подлодок в ближайшее время должен был пополниться новыми «катюшами», «Д-3» временно (с 28 октября — постоянно) перевели в состав 3-го дивизиона, куда на тот момент входили четыре «щуки». Командовал дивизионом небезызвестный подводник, в то время капитан 3-го ранга Иван Александрович Колышкин. Именно он являлся обеспечивающим Константинова во втором боевом походе, совершенном в район Лоппского моря. Оба командира неплохо знали друг друга еще со времен совместной службы на «Л-2» в 1935 году, где Колышкин являлся помощником, а Константинов — штурманом корабля. Создается впечатление, что благодаря давнишнему знакомству изначально их взаимоотношения складывались вполне благоприятно, чего, правда, нельзя сказать о самом походе. Неудачная конструкция выхлопа дизелей привела к тому, что образовавшийся нагар не давал клинкетам (особенно клинкету левого дизеля) плотно перекрывать магистраль. По свидетельству Колышкина, за час движения в подводном положении трюм дизельного отсека наполнялся водой доверху. Периодически воду вместе с неизбежно попадавшим в нее машинным маслом приходилось откачивать за борт, где она образовывала хорошо заметные с воздуха масляные пятна. Документы противника показывают, что на тот момент организация его ближней воздушной разведки коммуникаций находилась на зачаточном уровне. Можно предположить, что самолеты люфтваффе неоднократно обнаруживали и масляные пятна, и сам медленно погружающийся «Красногвардеец», но поскольку большинство этих самолетов относились к частям фронтовой авиации 5-го воздушного флота, эти данные никуда не передавались. Во всяком случае никаких следов обнаружения «Д-3» в весьма подробном КТВ АРК обнаружить не удалось, но на командира «Д-3» и его обеспечивающего сознание нарушения скрытности оказывало большое сдерживающее влияние. Только подремонтировали клинкеты, как над морем повис густой туман. Действовать на коммуникациях при таких погодных условиях небезопасно для самой лодки — в перископ ничего не видно, а при плавании в надводном положении постоянно рискуешь нарваться на выскочивший из пелены вражеский корабль. К прочим напастям следует добавить двухкратный выход из строя лага и пропускание верхней головки командирского перископа. В результате за 4,5 суток нахождения на позиции подойти к берегу ближе чем на 9 миль так и не удалось. Субмарина прошла 151 ч в надводном положении, 103 ч в подводном (в подводном положении осуществлялся ремонт клинкетов) и произвела 5 зарядок батарей. И на этот раз поход был прерван штабом флота. В 4 часа 25 июля поступил приказ срочно возвратиться в базу. Причиной распоряжения послужил готовящийся рейд британского авианосного соединения на Петсамо и Киркенес, который в реальности имел место пятью днями позже. Второй поход закончился неудачей, но по его окончании обеспечивающий дал командиру «путевку в жизнь», считая, что Константинову можно доверить самостоятельное управление кораблем. В то же время в выводах, сделанных командиром бригады капитаном 1-го ранга Н.И. Виноградовым, значилось: «Командир ПЛ капитан-лейтенант Константинов поставленную боевую задачу понял правильно, но выполнял ее чересчур осторожно, без ярко отраженного стремления вперед к району расположения и движения противника.
Данный поход (второй боевой поход ПЛ «Д-3») тов. Константинов провел при обеспечении его командиром 3-ДПЛ — капитаном 3-го ранга Колышкиным, все советы и указания которого тов. Константинов выполнял» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 38).
Что же касается отсутствия успехов, то их не было и у других субмарин СФ, если не считать таковыми атаки «Щ-402» и «Щ-401», одержавших неподтвердившиеся впоследствии победы 14 и 15 июля соответственно. Причины такого состояния дел справедливо признавались в «Отчете БПЛ СФ за июнь-июль 1941 г.», где указывалось: «Недостаточная эффективность боевой деятельности БПЛ СФ за период с начала войны до 1.8.41 определялась прежде всего:
а) Наличием в это время на Северном театре полярного дня с незаходящим солнцем.
б) Уровнем боевой подготовки, достигнутым в момент войны.
в) Техническим состоянием ПЛ» (ЦВМА, ф. 795, оп. 5, д. 3, л. 9).
К сожалению, в дальнейшем командованию бригады редко удавалось столь самокритично относится к оценке своей деятельности…
Перерыв между боевыми походами был заполнен навигационным ремонтом и всякими не слишком значительными событиями. К их числу можно отнести и ежедневные воздушные тревоги в Полярном. Дело в том, что несмотря на отсутствие численного превосходства, авиация противника постоянно небольшими силами «проверяла на прочность» противовоздушную оборону главной базы СФ. В тех случаях, когда немцам удавалось добиться внезапности, мы несли серьезные потери. Так, 19 июля в губе Оленья получили легкие повреждения «Щ-421», «М-171» и «К-1». На следующий день нескольким «юнкерсам» внезапным ударом удалось отправить на дно эсминец «Стремительный». Налеты звеньев или даже одиночных машин в условиях полярного дня зачастую происходили по несколько раз в сутки. Как выяснилось, не все сделали надлежащие выводы из наших потерь. Из приказа командира 1-го ДПЛ следует, что 30 июля при объявлении воздушной тревоги командир «Д-3» Константинов и военком лодки старший политрук Е.В. Гусаров прибыли на корабль лишь после вызова комдива, за что им был объявлен выговор. Одного из офицеров лодки не удалось разыскать даже после вызова, и ему объявлялся домашний арест. Это заметно контрастировало с поведением рядового и старшинского состава. При очередной воздушной тревоге 12 августа, опять же, в отсутствие командного состава (внутри лодки находился лишь командир БЧ-5 капитан-лейтенант Б.А. Челюбеев), расчет 45-мм орудия, возглавляемый старшиной 2-й статьи А.П. Береговым, самостоятельно открыл зенитный огонь и, по многочисленным свидетельствам, сбил четырехмоторный самолет противника. Именно по свидетельствам, поскольку информация о сбитии «Д-3» самолета противника в этот день не нашла отражения ни в журнале боевых действий БПЛ, ни в Оперсводках штаба флота. Впрочем, это могло произойти и в другой день, а качество ведения документации штабами, очевидно, оставляло желать много лучшего. Мог ли экипаж «Красногвардейца» одержать победу исходя из данных противной стороны? Теоретически мог. 12 августа 5-й воздушный флот не досчитался одного Bf-11 °C из штабной эскадрильи эскадры ZG 76, который пропал без вести со всем экипажем «в районе Киркенеса» (такая формулировка может означать и то, что самолет вылетел на боевое задание из Киркенеса). К этому следует добавить, что ни наши летчики, ни зенитчики в этот день никаких других донесений о сбитии самолетов противника не делали.
