Например, в числе семи пистолетов, изъятых у Шило-Таврина, которого Скорцени лично готовил к покушению на Сталина, был пистолет системы “Верблей-Скотт”, снаряжённый специальными отравленными разрывными пулями. Особенность конструкции этого пистолета состояла в том, что во время выстрела отпирание ствола происходило после его короткого отхода назад с одновременным снижением. Возвратная пружина двуперая, V-образная, расположена в рукоятке под правой щёчкой. Её усилие на затвор передаётся через рычаг. Курок смонтирован на подвижной детали. Другими словами, в умелых руках пистолет этой конструкции являлся мощным и надёжным оружием.
“Излишки” оружия и взрывчатки, которые германские спецслужбы “получали” от англичан, оказывались у агентов, забрасываемых в советский тыл».
В апреле 1944 года подготовка Таврина была почти завершена. Его снова вывозят в Берлин, где утверждается план, а также ему выдают «панцеркнаке» и пистолеты. Затем следует заключительный инструктаж от Хенгельгаута.
«По прибытии в Москву, — вспоминал Таврин, — я должен был установить знакомство с лицами, преимущественно женщинами, работающими в правительственных учреждениях. При этом он рекомендовал мне устанавливать с женщинами интимные отношения с тем, чтобы расположить их больше к себе и исключить подозрения. Он лично снабдил меня возбуждающими средствами, которые при подмешивании их в вино вызывают сильное половое возбуждение.
Через своих знакомых я должен был в осторожной форме выяснить место и время торжественных заседаний с участием членов советского правительства, а также маршруты движения правительственных машин.
Узнав точно, где происходит торжественное заседание с участием членов правительства, я должен был проникнуть в помещение, приблизиться к Сталину и стрелять в него из автоматического пистолета отравленными нулями. Если бы я не смог приблизиться к Сталину, я должен был стрелять в Молотова, Берия или Кагановича».
В отличие от сотен других агентов, отправляемых в советский тыл со специальными заданиями, Таврин получил вместо поддельных орденов настоящие: орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского и орден Красной Звезды. Кроме того, ему были выданы настоящая Золотая звезда Героя Советского Союза, орденские книжки на соответствующие награды, а также специально сфабрикованные вырезки из газет с текстами указов о награждении этими наградами.
Первая попытка перебросить Шило-Таврина через линию фронта была предпринята в июне месяце. Сам Таврин на допросе покажет: «6-го июня 1944 года я прибыл из Риги в Минск, откуда должна была осуществиться переброска меня на самолёте через линию фронта. ЯКУШЕВ, работавший тогда в Минском отделе “СД”, производил окончательный осмотр правильности оформления моих документов и обмундирования. В связи с тем, что по техническим причинам переброска меня из Минска через линию фронта не состоялась, я вернулся в Ригу…»
Дело в том, что первая попытка оказалась неудачной. Самолет, вылетевший с минского аэродрома, в воздухе был обстрелян, получил повреждения и вынужден был вернуться обратно.
«Вскоре был назначен новый срок, но он несколько раз переносился из-за неготовности самолёта. Таврин стал нервничать, — пишет А. Михайлов. — По свидетельству его жены Шиловой-Адамович, однажды, вернувшись домой в особо подавленном состоянии, он сказал: “Не знаю, чего дождёшься от этих немцев, то ли самолёта, то ли пули*'».
Именно в это время Таврин поставил перед Краусом условие, чтобы в советский тыл в качестве радистки вместе с ним летела жена. Это была неприкрытая авантюра.
Из показаний Шиловой-Адамович:
«Спешно стали меня обучать радио. И в 16 дней сделали радисткой, проверили меня, как я могу держать связь. В последний момент перед отъездом (за 2 часа) устроили мне связь с Берлином. Но связаться-то я связалась и телеграммой обменялась, а принять — половину не приняла. Какой-то страх нашёл, руки совершенно не повиновались. Не смущаясь этим, они сами (то есть по приказу Крауса) ответили за меня Берлину. Сказали, что я настоящий радист, работала раньше. И Берлин дал тоже разрешение на мой отъезд с мужем».
Известно, что Таврин с Лидией Шиловой познакомился в Пскове в конце 43-го. Молодая и красивая, она во время оккупации работала по разнарядке немецкого коменданта сначала в офицерской прачечной, потом в швейной мастерской. Там-то и вышел конфликт. Один из германских офицеров попытался склонить Лидию к сожительству, а получив категоричный отказ, добился ее перевода на лесозаготовки. На тяжелых работах она таяла на глазах, пока случай не свел её с Тавриным.
Но прошло время, и 5 сентября 1944 года на рижском аэродроме стоял в готовности к вылету четырёхмоторный военно-транспортный самолёт…
Вскоре прибыли Таврин с женой в сопровождении Отто Крауса. Опи попрощались, один из членов экипажа задраил люк. Всё! Загудели моторы, и после короткого разбега самолёт взял курс на восток.
То, что их ждали, в этом нет абсолютно никаких сомнений. Но если задача советских контрразведчиков была их поймать, то — германской разведки: ждать сообщений о ходе выполнения задания. Однако была ещё и третья задача — самого террориста или диверсанта, если хотите, Таврина: исчезнуть как можно быстрее и от тех, и от других.
Итак, в 1 час 50 мин ночи 5 сентября начальнику Гжатского РОНКВД с поста службы ВНОС было сообщено, что в направлении города Можайска на высоте 2500 метров появился вражеский самолёт.
В 3 часа поступило следующее сообщение: самолёт противника после обстрела на ст. Кубинка, Можайск — Уваровка Московской области возвращается обратно и стал приземляться с загоревшимся мотором в районе деревни Яковлево-Завражье Кармановского района Смоленской области.
«К месту посадки мы прибыли где-то около часу ночи. Перед посадкой самолет сделал несколько кругов и начал снижаться, — расскажет на допросе Шилова-Адамович. — Но пилот, видимо, не рассчитал площади посадки, да и для четырёхмоторного самолёта место было выбрано неудачно.
Казавшийся сверху ровным луг на самом деле был весь в глубоких канавах, поросших высокой травой. Когда самолёт приземлился и побежал, то нас несколько раз подбрасывало вверх, потом что-то затрещало. Я подумала, что полопались колёса, но нет, самолёт бежал. На пути стояли ели — он их переломал и продолжал катиться дальше.
Лётчик дал полный газ, намереваясь взлететь, но поздно — впереди совсем рядом был лес. Видя нашу гибель, я ухватилась за мужа и опустилась на дно кабины. Раздался сильный треск, посыпались стёкла, и машина остановилась.
Прошла, видимо, одна секунда, когда все молчали. Потом я услышала: “Прыгай!”
Я выскочила, муж, состав экипажа, а их было 6 человек. Все ожидали взрыва, но нет, бензинный бак выскочил раньше и отлетел в сторону, это нас спасло.
Немцы помогли вытащить мотоцикл, потом стали бросать свои документы в огонь. По радио они не смогли сообщить о произошедшей катастрофе.
Как только мы немного отъехали от самолёта, муж тоже выбросил в кусты радиостанцию, потому что она лежала сверху и была тяжёлая, а дороги не было…»
Кроме выброшенной радиостанции, в самолете Таврин оставил ещё и «панцеркнаке» и многое другое. Но не потому что так ему было легче уходить от погони, а просто за ненадобностью.
Однако спустя два дня ему снова не повезло…
«Часов в 6 утра, когда уже стало светло, у села Карманово навстречу нам попался вооружённый мужчина на велосипеде. Я снова справился о дороге, он показал, но я, очевидно, проскочил мимо поворота. Пришлось возвращаться обратно, и тут мы снова встретили того же мужчину. Он предъявил документы на имя начальника Кармановского РО НКВД Ветрова и сказал, что в этом районе приземлился самолёт и от него отделился мотоцикл с людьми. Я предъявил ему свои документы и предупредил, что спешу. Но Ветров потребовал, чтобы я поехал с ним в РО НКВД. Я подчинился», — вспомнил Шило-Таврин, видимо, сожалея об этом. Но ведь тогда он ещё был уверен в силе своих документов, звания, должности и наград. Совершенно не осознавая, что теперь-то он попал уже окончательно.
«Был обычный летний вечер, — запишет рассказ очевидца С. Кокоттина. — Жители деревни Яковлево собрались на посиделки… Примерно в час ночи внимание людей привлёк незнакомый гул самолёта, пролетавшего низко над лесом и, судя по всему, идущего на посадку. Самолёт скрылся за лесом, а через какой-то промежуток времени оттуда послышались взрывы и появилось пламя. Молодёжь побежала на зарево.
Тем временем из леса выехал мотоцикл, в коляске которого сидела женщина, а за рулём — человек в форме советского офицера. Он спросил дорогу на Карманово. Показать дорогу вызвалась молодая учительница Анастасия Малинина. Она проводила мотоциклистов до деревни Сидорове
