В дальнейшем агентам, обучавшимся в Варшавской разведшколе, предъявлялась для опознания фотография Рихтера. Поскольку по фотографии Рихтер был опознан многими людьми, на основании этого Военная коллегия Верховного Суда СССР 21 июля 1943 года заочно приговорила его по ст. 58–1 “б” УК РСФСР к расстрелу с конфискацией имущества» («Судьбы генеральские»).
7) Командир 27-го стрелкового корпуса генерал-майор П.Д. Артеменко 10 апреля 1942 г. Военным трибуналом Юго-Западного фронта был осужден заочно по ст. 58, п. 1 «б» УК РСФСР («измена Родине военнослужащими») и приговорен к высшей мере наказания с конфискацией имущества. В плену содержался в лагерях Нюрнберга и Вейсенберга. Заболел дистрофией. Освобожден войсками союзников и передан представителям Советской военной администрации в Германии, после чего переправлен в Москву.
8) Командир 15-го стрелкового корпуса генерал-майор П.Ф. Привалов в плену содержался в нескольких лагерях. В мае 1945 года был освобожден из лагеря Вайсенбург американскими войсками. Через Советскую военную миссию по репатриации в Париже был переправлен в Москву.
9) Командир 48-й стрелковой дивизии генерал-майор П.В. Богданов до ноября 1941 года находился в лагере польского города Сувалки, а затем, после согласия на сотрудничество с врагом, был переправлен в Германию. От своего имени писал обращения к русскому народу и к генералам Красной армии, вербовал военнопленных в «Боевой союз русских националистов», выдавал бывших политработников Красной армии. Осенью 1942 года вступил в Боевую дружину (позднее бригаду), созданную фашистами для борьбы с партизанами («Боевой союз русских националистов» под командованием В. Гиля (Родионова)). Возглавлял контрразведку. В августе 1943 года бригада Гиля перешла на сторону Красной армии. Богданов же был арестован Гилем накануне этого перехода.
О генерале Богданове свои воспоминания оставил Л. Самутин («Я был власовцем»):
«Другой человеческий тип являл собой генерал-майор Богданов. Это была весьма и весьма примечательная в своем роде личность. Его мы видели все, и каждый день не менее трех раз.
Генерал-майору Богданову был разрешен проход по территории лагеря, и он трижды в день отправлялся из оффицир-блока на кухню через весь лагерь, по аппельплацу мимо всех блоков, провожаемый тысячами голодных глаз и посылаемый вдогонку матюгами, одетый в длинную генеральскую шинель, как бы и не со своего плеча. В руках всегда был большой немецкий солдатский котелок. Коротышка, менее 160 см росту, он казался сравнимым со своим котелком. Это была какая-то карикатура на генерала. Только в условиях сталинщины такое физическое, моральное и умственное ничтожество могло получить такое высокое воинское звание, как генеральское. Генерал Богданов был, несомненно, позорищем для армии уже в то время, как мы видели его в лагере пленных. Но я тогда не знал, конечно, что мне придется увидеть его еще и в других условиях, где низость этой человеческой личности обнаружится в формах, совершенно анекдотических, в то время как его личные действия выявят его жестокую и садистскую натуру. Мне было бы трудно поверить рассказам об этом человеке, если бы не пришлось все видеть собственными глазами год спустя.
Генерал Богданов с первых минут плена выдал немцам какие-то авансы, и они держали его про запас, может, когда-нибудь и пригодится».
10) Командир 43-й стрелковой дивизии генерал-майор В.В. Кирпичников в конце октября 1941 года был передан в распоряжение управления пропаганды финской армии и вскоре перевезен в Хельсинки. Как пишет B.C. Христофоров, «финских пропагандистов, оказавшихся в основном бывшими русскими белогвардейцами, особенно интересовало политическое настроение военнослужащих Красной армии и населения, а также состояние экономики Советского Союза. По этим вопросам генерал мало что мог сказать. Тогда его стали склонять к выступлению по радио и в печати с призывом к русскому народу и советским военнопленным объединиться для борьбы против советского строя, а также к подписанию обращения к советским военнопленным с предостережением не возвращаться на родину, так как там их ждет смерть. Кирпичникову предлагали также возглавить в Финляндии антисоветское движение. Надо отметить, что финны делали все, чтобы растиражировать “измену” В.В. Кирпичникова и тем заставить принять их предложения. В прессе широко освещался факт пленения советского генерала, был подготовлен специальный документальный фильм о нахождении в плену генерала Кирпичникова, который демонстрировали не только в кинотеатрах, но и советским военнопленным. Кирпичникова убеждали, используя возможности финской разведки, организовать переписку с женой, которой обещали передать до 60 тыс. рублей в качестве единовременной материальной помощи. Применяя метод кнута и пряника, финны то проявляли особую заботу о генерале, то сажали его в карцер, морили голодом. И все же своего Власова финны из Кирпичникова не сделали. Он наотрез отказался возглавить антисоветское движение в Финляндии, хотя в то же время под влиянием финских пропагандистов все же написал ряд критических заметок о возможности государственного переворота в Советском Союзе, популярности Белого движения среди населения СССР, войне СССР с Германией и ее союзниками, работе НКВД, семье и быте в Советском Союзе и на ряд других тем. В частности, в одной из подобных заметок Кирпичников отметил, что в СССР нарушены устои семьи и брака и назвал советскую молодежь безнравственной и распущенной. Финны, поняв, что теряют время, в первой декаде декабря 1941 года перевели Кирпичникова в лагерь № 1 для военнопленных советских офицеров, расположенный в местечке Каккури в 28 км от станции Пейпохи, где содержалось около 2000 офицеров Красной армии. Там Кирпичников находился до возвращения в Советский Союз. При этом почти год его содержали в одиночной камере бывшей тюрьмы для политических преступников с целью изоляции от остальных военнопленных советских офицеров. Уже один этот факт свидетельствует, что финны не доверяли генералу.
После подписания в сентябре 1944 года перемирия между Финляндией и СССР администрация финского лагеря неоднократно предлагала Кирпичникову отказаться от возвращения на родину и либо остаться в Финляндии, либо выехать в Швецию или США, так как возвращавшихся из плена дома ожидают репрессии. Кирпичников на предложения финнов ответил отказом.
Во второй половине октября 1944 года всех обитателей офицерского лагеря № 1 привезли к советско-финской границе и передали советскому военному командованию. Так генерал-майор В.В. Кирпичников возвратился на родину…» (Христофоров B.C. «Попав в плен, я был морально подавлен»).
11) Начальник военных сообщений генерал-майор технических войск М.Н. Сиваев в немецком плену содержался сначала в двух лагерях в Польше, а затем был переведен в Хаммельбург. С ноября 1943-го — в Нюрнберге, с февраля 1945-го — в крепости Вайсенбург. В мае 1945 года освобожден американскими войсками и через Советскую военную миссию по репатриации в Париже отправлен в Москву.
12) Командующий ВВС 2-й ударной армии генерал-майор авиации М.А. Белешев в немецком плену содержался в лагерях военнопленных в Виннице и Морицфельде (лагерь для военнопленных летчиков, штурманов, стрелков-радистов, бортмехаников; всего 150 человек). Затем был переведен в крепость Вюрцбург, где находился до мая 1945 года, освобождения союзниками. В своих воспоминаниях летчик Б.В. Веселовский рассказывает такой случай: «Нам хотелось склонить к участию в нашем комитете генерала Белишева, через него, как старшего по званию, отдавались распоряжения администрации.
Вести дела с генералом Белишевым поручили мне. Вечером я встретил его у флигеля, и мы разговорились. Оказалось, он с Урала, один его сын — танкист, другой — артиллерист. Оба на фронте. Генерал находился при штабе 2-й ударной армии Власова, когда она была окружена и разгромлена, а ее штаб оказался в плену. Немцы всячески склоняли Белишева перейти к ним на службу, но он на предательство не пошел.
Я откровенно сказал Белишеву, что ребята побаиваются его и относятся к нему с подозрением. Генерал возмутился и просил передать, что он никогда не пойдет на сотрудничество с немцами, что он патриот своего Отечества и, если ему поверят, готов возглавить комитет по организации побега.
На другой день меня привели в штаб. Полковник Холтерс, улыбаясь, сообщил, что разыскали в Каунасе мою жену и я могу написать ей письмо. На мой вопрос: “Могут ли ее привезти сюда?” — Холтерс ответил утвердительно.
Я написал Наташе о своем положении, просил: пусть добивается свидания со мной. Наташа сообщила, что жива, здорова, но на свидание прибыть не может по ряду обстоятельств. По содержанию записки чувствовалось, что она многого недоговаривает.
Обо всем этом я рассказал на собрании комитета. Мнения и высказывания были различны. Каждому члену комитета поручили подобрать наибольшую группу желающих бежать.
