Пощады никто никому не давал. Русские быстро поняли, что самое уязвимое место кавалерии в ближнем бою не всадник, а лошадь. Несчастные животные на себе испытали всю жестокость войны.
Горнист Пауэлл еле выжил в схватке: «Я чудом уцелел: пуля попала в правую верхнюю пуговицу моего мундира, от которой отскочила и порезала внизу мундир, словно острым ножом, слегка коснувшись горла; мою лошадь подстрелили в переднюю правую ногу, в верхней части; однако она смогла пронести меня в атаку и вынести меня обратно».
Множество англичан оказалось спешенными на батарее.{837} Корнет 17-го уланского полка Кливленд сражался с одним из донских артиллеристов, когда его лошадь была ранена в ногу тесаком, после чего он с трудом мог заставить ее двигаться. Тут корнета атаковали три казака — он ранил первого из них, но получил от второго удар пикой сквозь лядунку, а от третьего — укол в ребро.{838}
Орудия казаки не только отстояли, но и не дали ни одно из них вывести из строя.{839} Более того, трофеями артиллеристов стали 6 пленных и 45 лошадей. На следующий день Великие Князья, объезжая войска, в особенности благодарили казаков Донской №3 батарейной батареи.{840}
Странно подошел к распределению доблести и подлости Рассел. С чисто колониальным пониманием роли англичан в мировой военной истории он выдает поразительное заключение: «…но туту нас на глазах свершилась жестокость, не имеющая аналогов в современной истории цивилизованной войны. Русские артиллеристы, переждав ураган конной атаки, вернулись к орудиям и обрушили смертельные залпы шрапнели и картечи на бьющихся насмерть людей».{841}
Ох уж эти русские варвары! Они не поняли благих намерений храбрых солдат Королевы Виктории и вместо букетов цветов встретили их шрапнелью, а проводили картечью.
Вопрос, конечно, интересный. Вскоре его будут задавать не только командиры полков, но и судьи во время процесса. Никто и никогда не получит внятного ответа и вскоре, дабы не портить репутацию аристократии, об этом предпочтут поменьше говорить.
Генерал-лейтенант Кардиган. Во время сражения под Балаклавой — командир Легкой бригады.Лорд Кардиган не сильно думал о судьбах своих солдат и, якобы подскакав к батарее, увидев тот кромешный кровавый ад, который творился на ней, решил не искушать судьбу. Генерал вновь нырнул в еще не рассеявшийся дым и поспешил в обратную сторону.{842} Судьбы своих солдат его вряд ли сильно волновали. Главное, что его видели рядом с батареей, и можно было не сомневаться, что отныне его образ будет навечно среди героев сражения.
Сомнения по поводу доблести генерала выдвинуты не мной. Еще не рассеялся дым сражений Крымской войны, как о пропаже командира бригады в тот момент, «когда он был особенно нужен» своим солдатам, намекнул подполковник Калторп.{843} Он же утверждал, что Кардиган остался цел только потому, что бросил бригаду и, не доехав до русских пушек, повернул назад. Весь смысл его поведения в коротком вопросе, который капитан Лоу задал полковнику Педжету: «…Мы в отчаянном положении! Где лорд Кардиган?».
Ответа не последовало. В тот момент, когда бригада нуждалась в командире, его не оказалось. Сам Кардиган все валит на своего якобы испугавшегося коня, который унес его в тыл.{844} Честно говоря, оправдание слабое, особенно зная, какого уровня конь был под седлом у генерала. Да и сам он наверняка не только слыл опытным кавалеристом, чтобы допустить такое поведение коня.
Вопросов к Кардигану много. Если он и повернул назад, оказавшись перед батареей, то как незаметно проскользнул мимо своей второй линии? Если вернулся, то почему не бросился назад, вытаскивать своих солдат?
Он говорит, что был ранен казачьей пикой в ногу, но где он мог наткнуться на казаков? Пики были у улан Еропкина, но он однозначно их не видел, ибо столкновение с уланами случилось южнее. Он говорит, что опасался попасть в плен, но это не повод, чтобы бросить своих людей, не выведя из боя хотя бы нескольких из них, как поступали другие офицеры бригады.
Кардиган будет долго (почти пять лет) писать письма Кинглейку, рисовать ему схемы,{845} но так до конца жизни и будет под подозрением в своем недостойном командира поведении в сражении под Балаклавой.
Не нам его, конечно, судить. В конце концов, нас там не было. Но уж очень все это похоже на попытки отмыть репутацию, сохранить лицо. Проигравшие сражение командиры часто прикрываются доблестью солдат и храбростью офицеров, понимая, что неискушенному обывателю тонкости военного дела незнакомы, а значит главное для него внешняя сторона события, имя которой подвиг. Потому поражения часто оборачиваются большим количеством награждений, чем победы.
Вся служба Кардигана в Крыму, его отношение к боевой службе, военная безграмотность, граничащая с глупостью, показное стремление к роскоши ради роскоши, склочность в жизни и хамство к подчиненным в реальности рисуют нам человека, принесшего настолько большие проблемы Английской армии, что через два месяца от него решили избавиться под любым предлогом. Потому, едва у него обнаружились в начале декабря 1854 г. признаки какого-то не самого значительного заболевания, ему тут же дали возможность покинуть Крым.
Перебрав в работе над книгой массу источников (прошу простить, что не перечисляю, но прошу поверить, что это нетрудно), я, не утверждая категорично, все-таки склонен считать, что Кардиган (как, кстати, и Рыжов) своих людей бросил.
Как была опрокинута русская кавалерия
Вероятно рекордное количество вопросов, касающихся случившегося на поле под Балаклавой, так или иначе связано с тем, как сравнительно немногочисленным и уже порядком избитым английским кавалеристам удалось опрокинуть и, более того, заставить отступать в беспорядке сначала русских казаков, а затем и гусар. Притом сделала это даже не целая бригада, и даже не ее первая линия, а единственный не самый многочисленный полк — 11-й гусарский.
Начнем с неожиданного: а такая ли уж трагедия — случившееся? На самом деле, нет. Я уже высказывал свое мнение, что гусарам и казакам вообще следовало уступить оставшимся нескольким десяткам дорогу, ибо толку от их пребывания в глубоком тылу русских войск не было никакого. Ну порезвились бы немного, да и сдались, или, в лучшем случае, «огородами» пробирались бы к своим. Ничего подобного рейдам Джона Моргана[34] у них бы все равно не получилось (даже сравнивать смешно), а все, что меньше, было бесполезной тратой времени, людей и лошадей.
Все горячие споры на тему, кто трус, а кто герой, кто побежал, а кто догонял, в своей сути не имеют под собой никакого смысла. Скорее всего, они порождены возникновением той самой легенды о героической атаке Легкой бригады, от фантазий которой мы не можем избавиться до настоящего времени. Это объяснимо, это кажется красивым. Хотя не могу представить, что может быть красивого в оторванных головах, разбросанных мозгах, разорванных телах с выпавшими грязными кишками и умирающими в жутких страданиях животными.
Восхищаться до обильного слюноотделения подобной картиной может или патологический трус, или просто недалекий человек. В принципе, весь миф о Легкой бригаде на подобную публику и был рассчитан.
Для многих людей в их представлении бой — это исключительно истребление себе подобных. Могу разочаровать, это далеко не так. Еще ни один командир не ставил задачу своему подразделению примерно так: уничтожить столько-то человек, убить столько-то, ранить, контузить и т. д. Это глупость. Задача сражения — нечто другое, гораздо более сложное и имеющее самые разные формы.
Так как здесь не место для лекций по тактике, мы эту тему остановим и вернемся на поле Балаклавского сражения, где выжившие после шквала картечи (упростим понятие шрапнельных пуль) английские кавалеристы вот-вот столкнутся с русскими.
Так вот, повторюсь, мое субъективное мнение, что русским изначально нужно было эту кучку несчастных пропустить мимо себя и оставить в покое. Они и так были обречены. И ошибка Рыжова не в том, что он не так или не там кого-то поставил, а в том, что команды эскадронам сделать это организованно опоздали. Или не прозвучали совсем.
Вступать с этой кавалерией в схватку даже численно превосходящими силами — глупость. Конечно, можно было массой «затоптать» в несколько раз уступающих численно британцев, у которых в голове в тот момент (а не в бравурных мемуарах, написанных после) была только одна мысль — «Как отсюда выбраться?».
Но в этой суматохе неизбежны потери, а это гибель или ранения людей, лошадей. Любой нормальный адекватный командир сделает все, чтобы без угрозы срыва достичь выполнения боевой задачи. Может возникнуть вопрос: а что в этой ситуации делать артиллеристам, которые до последней секунды выполняют свою работу, то есть уменьшают, разреживают эту самую несущуюся на них кавалерийскую массу? Мы уже знаем, что сами донцы решили за свои пушки подраться, выпустив последний залп в надвигающиеся эскадроны противника. Но и здесь правильно было бы оставить пушки и разбежаться в разные стороны. А потом вернуться. Кстати, именно так действовали артиллеристы двух французских батарей в сражении на Черной речке. Они до последней возможности расстреливали русскую пехоту, а когда та уже вот-вот врывалась на позицию, быстро убегали к пехоте, стоявшей за батареей. Когда, истекая кровью, русские отходили, провожаемые сильнейшим ружейным огнем, артиллеристы возвращались к пушкам и вновь встречали наступающих неприятелей картечью. И так несколько раз. При этом никто их трусами считать не додумался, наоборот, все офицеры и многие нижние чины стали кавалерами ордена Почетного легиона. Это и есть умение воевать умно и правильно, то есть без героев и самопожертвования.
