Едва последний корабль эскадры бросил якорь в Севастопольской бухте, из Петербурга был доставлен высочайший указ, вызвавший радость у одних и безумное смятение у других. А 2 августа того же 1833 года Михаил Петрович был назначен исправляющим должность главного командира Черноморского флота и портов (в 1834 году он будет утвержден в новых обязанностях). Историк пишет: «Назначение это, состоявшееся по личному выбору покойного государя, в Черном море встречено было всеобщим сочувствием. Предшествовавшая репутация первоклассного моряка-практика и теоретика, испытанная твердость характера, неподкупная честность и беззаветная любовь к морскому делу возбуждали радужные надежды. Людская зависть, однако, не дремала; и в то время было немало лиц, гораздо старших по службе и по чину, из коих некоторые, как свидетельствует печатаемая переписка, старались делать затруднения своему счастливому товарищу. Впрочем, Михаил Петрович личными заслугами и сказавшимся наглядно доверием государя снискал себе веских доброжелателей».
Эпоха адмирала Грейга закончилась.
Глава третья.
ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ КАЗАРСКОГО
Итак, нам предстоит теперь заняться исследованием обстоятельств внезапной смерти Александра Ивановича Казарского в Николаеве, как раз накануне возвращения из Босфора вице-адмирала Лазарева, и, как мы уже знаем, не просто возвращения, а возвращения уже фактически в ранге главного командира Черноморского флота и портов. Случайными ли были все эти странные совпадения? Или кто-то очень уж не желал встречи этих двух людей, действовавших по единому плану, начертанному им императором?
Начнем с того, что посылка А.И. Казарского на Черное море с предварительной ревизией как раз в период наибольшего обострения противостояния старой и новой флотской власти вполне укладывается в схему действий Николая I по наведению порядка на Черноморском флоте. Казарский, как мы знаем, всю свою жизнь прослужил на Черноморском флоте и в силу этого был хотя бы в общих чертах в курсе происходящих там событий.
Во-вторых, во время своей службы на Черноморском флоте он не занимал сколько-нибудь значительной (в глазах местной «мафии») должности, так как должность командира брига не была в числе должностей, имевших доступ к флотской кормушке. А потому находился от нее в стороне. Когда же Казарский стал известен после своего знаменитого боя, то он почти сразу был переведен в Петербург, где состоял в свите Николая I.
В-третьих, при направлении Казарского для ревизии в черноморские порты можно было рассчитывать, что многие давно и хорошо знавшие его сослуживцы будут давать ему ту неофициальную информацию о творящихся на Черноморском флоте безобразиях, которую они никогда никому другому бы просто не рассказали.
В-четвертых, будучи флигель-адъютантом императора на Черном море, Казарский подчинялся только М.П. Лазареву, имевшему, между прочим, чин свитского контр-адмирала. Таким образом, Лазарев, как и Казарский, был в определенной мере подотчетен только императору. Одновременно он являлся и старшим представителем императора по отношению к Казарскому. Надеюсь, приведенных мной фактов вполне достаточно, чтобы понять — Лазарев и Казарский действовали единой командой, выполняя одну и ту же задачу Николая I, хотя и каждый по своему направлению.
И, наконец, выбор на должность императорского ревизора по Черноморскому флоту определялся высокими личными качествами Казарского. Характеризуя А.И. Казарского как человека, современники наряду со всеми другими высокими качествами, присущими ему, единодушно отмечали честность и неподкупность. И это при всем том, что Казарский был весьма беден. В его «Формулярном списке о службе и достоинствах» в графе «Имеет ли за собою, за родителями или, когда женат, за женою недвижимое имение» значится лаконичный ответ: «Не имеет».
Зная о высоких моральных качествах А.И. Казарского, император, как мы уже знаем, именно ему поручает в 1831–1832 годах провести несколько крупных ревизий, чтобы хоть как-то приостановить размеры хищений. Бывший командир «Меркурия», со свойственной ему ответственностью, провел такие ревизии в Нижегородской, Симбирской, Саратовской и в целом ряде других губернией. При этом Казарский вскрыл там очень большие злоупотребления и недостачи, что, естественно, вызвало серьезное раздражение чиновничьих кругов, так или иначе причастных к этим делам. Однако это была, скорее всего, своеобразная репетиция перед тем важнейшим делом, к которому его, безусловно, готовили, и которое ему предстояло исполнить. В ходе этих поездок Казарский разобрался в нюансах своей новой работы, приобрел определенный опыт, доказал императору свою неподкупность и честность. Только теперь он был готов для решения дела чрезвычайной государственной важности. По существу, посылка Казарского, наделенного особыми полномочиями, в главнейшие порты Черного моря с независимой ревизией были объявлением Николаем I войны местным «олигархам», войны, в которой капитану 1-го ранга Казарскому предстояло выполнить роль своеобразного авангарда.
Еще в декабре 1831 года, несмотря на яростное противодействие Грейга, Николай I начал постепенную реорганизацию управления Черноморским флотом. Вместо прежних органов было создано Главное черноморское управление. Флотом по-прежнему управлял главный командир, при котором действовали канцелярия, штаб и интендантство. При этом начальник штаба приобретал по новому положению с февраля 1832 года статус первого заместителя главного командира. На эту, ставшую сразу ключевой, должность и был назначен контр-адмирал М.Л. Лазарев. Глава Черноморского интендантства, обер-интендант получил права директора департамента. В интендантство входили канцелярия, кораблестроительная, комиссариатская и артиллерийская экспедиции и ученый кораблестроительный комитет. В подчинение постоянной Кораблестроительной экспедиции перешли рабочие экипажи и морские арестантские роты, прежде подчинявшиеся бригадным командирам рабочих и ластовых экипажей. Это позволяло сосредоточить усилия на казенном кораблестроении.
В 1832 году Адмиралтейский совет обнаружил новые многочисленные вопиющие финансовые неурядицы в отчетности Черноморского флота за 1830–1831 годы. По существу, более половины флотского бюджета уходили налево. Помимо этого еще хуже обстояло дело с контролем за вывозом хлеба из черноморских портов. Там, вообще, царил полный произвол местной мафии. Выправлять положение дел и дать объяснение по творимым безобразиям Грейг категорически и демонстративно отказался. Николай I напомнил Грейгу, что по должности тот несет личную ответственность и за денежную отчетность, но строптивый Грейг ответил царю: «К проверке таковых сведений по обширности и многосложности их главный командир не имел и не имеет никаких средств». После этого заявления судьба Грейга была решена окончательно.
Весной 1833 года к встрече Казарского на юге России, безусловно, готовились. Вне всяких сомнений, что для этого были задействованы самые значительные силы. Вполне вероятно, что была предпринята и попытка подкупить столичного ревизора, но если она и была, то окончилась безрезультатно. Казарского подкупить было невозможно, и казнокрады это быстро поняли! А деятельность капитана 1-го ранга в Одессе показала местным чиновникам, что он настроен весьма решительно. Тогда-то, видимо, и встал вопрос о том, как обуздать столичного чиновника. Силы у них для этого были, тем более что покровительствовали им уже известный нам контр-адмирал Критский и правитель канцелярии командующего Иванов. Против них был бессилен даже тогдашний (с 1832 года) начальник штаба Черноморского флота М.П. Лазарев, который в одном из своих писем жаловался главнокомандующему русскими вооруженными силами на юге России А. Меншикову: «…Явное препятствие обер-интенданта в изготовлении эскадры надежным образом и столь дерзкое усилие его препятствовать мне в выполнении высочайшей воли я доводил до сведения главного командира, но получил отзыв… оправданиями обер-интенданта все остается постарому и ничего не делается…» Но и Меншиков не мог ничем помочь Лазареву. В отчаянии он пишет своему другу Шестакову, характеризуя состояние кораблей эскадры, оставшихся без ремонта и припасов: «“Париж” совершенно сгнил, и надобно удивляться, как он не развалился… “Пимен” кроме гнилостей в корпусе имеет все мачты и бушприт гнилыми до такой степени, что через фок-мачту проткнули железный шомпол насквозь!.. А фрегат “Штандарт” чуть не утонул… Как мне благоразумнее при теперешнем случае поступить, не знаю — должность генерал-адъютанта есть быть фискалом и доносчиком, а я до сего времени ни тем, ни другим не бывал, хотя вовсе не считаю бесчестным выводить наружу злоупотребление. Меншикову писал партикулярно о здешних злоупотреблениях, но толку все мало».
