По решению Ставки ВГК в конце августа Северо-Западное стратегическое направление было упразднено, и Ворошилов встал у руля Ленинградского фронта. Можно сравнительно легко поменять место службы, но как в одночасье преодолеть некомпетентность, изменить стиль управления войсками? «Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта, — телеграфировал Сталин Ворошилову 1 сентября 1941 г., — Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончить с героями отступления? Ставка последний раз разрешает Вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда».
Но чем мог по-настоящему ответить военачальник, придерживающийся архаичных взглядов на военное искусство? Ворошилов ответил действиями, которые в постановлении Политбюро ЦК от 1 апреля 1942 г. (с него начался очерк) были обоснованно расценены как серьезные ошибки. А еще — порывистым поступком, выглядевшим, правда, как проявление крайнего отчаяния. 10 сентября в районе Красного Села Климент Ефремович лично, под сильным огнем противника, повел подразделение морских пехотинцев в атаку. Вид седого маршала, выкрикивавшего: «За мной, ребята! Вперед!», размахивавшего пистолетом, был способен вызвать уважение к храбрости этого человека. Но и вопрос: а что еще он может, причем такое, что требуется не от лейтенанта, командира взвода, а именно от маршала, командующего фронтом?
8 сентября гитлеровцам удалось прорваться к Ладожскому озеру и захватить Шлиссельбург. Связь с Большой землей по суше прервалась, город на Неве был блокирован. 9 сентября Верховный Главнокомандующий направил Ворошилову и Жданову телеграмму следующего содержания: «Вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать терять наконец города и станции… Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?»{22}. По решению Сталина во главе Ленинградского фронта с 10 сентября встал генерал армии Жуков.
Время окончательно уценило бывшего командующего как военачальника. Его крайне неудачные действия в феврале—марте 1942 г. уже в качестве представителя Ставки на Волховском фронте окончательно убедили в этом Сталина. В последующем, если Ворошилова изредка использовали в качестве представителя Ставки, то только вместе с другими, куда более одаренными военачальниками: Г.К. Жуковым, A.M. Василевским, С.М. Штеменко. Какое-то время он был главнокомандующим партизанским движением и председателем Трофейного комитета при ГКО, но к осени 1943 г. его освободили и от этих обязанностей. В последнем составе Ставки ВГК, утвержденном ГКО 17 февраля 1945 г., места Ворошилову уже не нашлось.
После мая 1945 г. к военным делам маршал, по существу, отношения не имел. Как заместитель председателя Совета Министров СССР, он занимался сферой культуры. Стали ухудшаться его ранее почти безоблачные отношения с вождем. Открытое пренебрежение, которое демонстрировал Сталин, приобретало подчас зловещие формы. Заместитель главкома Военно-Морского Флота адмирал И.С. Исаков привел характерный эпизод. На одном из заседаний Политбюро, обсуждавшего пути развития ВМФ, Ворошилов высказался невпопад. Сталин отреагировал так, что у адресата его слов предательски побежал по спине озноб: «Не понимаю, для чего хочется товарищу Ворошилову ослабить Советский Военно-Морской Флот». Эта реплика, к тому же повторенная дважды, естественно, не ускользнула от внимания присутствующих. Когда после заседания все по приглашению Сталина стали смотреть кинофильм, рядом со старым маршалом образовался вакуум.
Фильм закончился. Вождь, увидев одиноко сидящего Ворошилова, неожиданно встал и, подойдя, положил ему руку на плечо. «Лаврентий, — обратился он к Берии. — Надо нам лучше заботиться о Ворошилове. У нас мало таких старых большевиков, как Клим Ворошилов. Ему нужно создать хорошие условия»{23}. Все молчали. Да и что тут скажешь, если «позаботиться» о давнем соратнике предлагается карательных дел мастеру. А в последние годы жизни Сталина его подозрительность дошла до такой степени, что он не раз объявлял Ворошилова английским шпионом.
Становится поэтому понятным, почему, по свидетельству знавших маршала, он в последние годы жизни старался не вспоминать ни Сталина, ни его окружение, ни характер своих взаимоотношений с вождем.
После кончины Сталина Ворошилов получил почетный, но малозначительный пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. В этом качестве он в июне 1957 г. поддержал группу ортодоксальных сталинистов в лице В.М. Молотова, Л.М. Кагановича, Г.М. Маленкова, выступивших за снятие Н.С. Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС. Но когда увидел, что на начавшемся Пленуме ЦК дело оборачивается не в пользу противников Хрущева, отмежевался от них.
Сохранивший свой пост Хрущев с готовностью поддержал версию председателя Президиума Верховного Совета СССР, что того «черт попутал»: «Климент Ефремович случайно попал в компанию, которую пытались сколотить члены антипартийной группы. Вначале он не разобрался, что к чему, а теперь искренне выступил. Его хотели использовать, всего он не знал. Мы верим в искренность ваших слов, Климент Ефремович»{24}.
Но Хрущев не был бы самим собой, если бы не добавил ложку дегтя. С оговорками он, тем не менее, напомнил о возрасте Ворошилова и фактически предложил тому перейти на пенсию.
Но еще около трех лет маршал оставался «президентом» Советского Союза, только в мае 1960 г. «по состоянию здоровья» уйдя с занимаемого поста. Через два месяца ее вывели из состава Президиума ЦК КПСС.
На XXII съезде КПСС в октябре 1961 г. встал вопрос о его ответственности за массовые репрессии, правда, это осталось без последствий. Надо, однако, отдать должное Ворошилову: в отличие от Молотова или Кагановича, он всегда вспоминал о «великой чистке» с чувством горечи, а Тухачевского и других расстрелянных вместе с ним военачальниках никогда не называл виновными. Своими положительными отзывами о репрессированных (он, например, написал сочувственную статью о Гамарнике) бывший нарком обороны как бы пытался загладить свою вину перед ними.
По воспоминаниям людей, знавших его в то время, Климент Ефремович и много позже отставки с официальных постов пытался сохранять реноме видного политического деятеля, народного героя. Например, время от времени выходил на пересечение улиц Герцена и Грановского (где жил в знаменитом на всю Москву доме) и вел импровизированный прием: выслушивал от узнававших его прохожих жалобы и просьбы, получал письменные ходатайства.
Первый советский маршал скончался в 1969 г. на 88-м году жизни от сердечной недостаточности после очередного воспаления легких. Как вспоминал академик Е.И. Чазов, возглавлявший 4-е Главное управление Министерства здравоохранения СССР, в Кунцевскую больницу с дачи его увозили в тяжелом состоянии. Но и здесь Ворошилов проявил характер. Он, категорически отказался ехать машиной скорой помощи да еще на носилках, заявив, что «маршалов на “дурацких” носилках еще не таскали». Вызвал из Верховного Совета СССР «Чайку», сел на откидное кресло, на котором обычно ездил «для сохранения осанки», и только так поехал в больницу{25}.
Посмертно все положенные почести Клименту Ефремовичу были отданы. Из уважения к герою Гражданской войны его прах (как и С.М. Буденного) покоится на Красной площади в земле, а не в Кремлевской стене. Но память о себе Ворошилов оставил, как видим, неоднозначную.
С.М. Буденный:
«Я — ИЗ ЛЮДЕЙ, ПОДНЯВШИХСЯ ИЗ САМОЙ ГУЩИ НАРОДНЫХ МАСС»
Трижды Герой Советского Союза и Маршал Советского Союза С.М. Буденный поднялся из самих низов, сумев сполна использовать возможности, которые открыла революция. Сын иногороднего крестьянина-батрака Донской области, он был призван в армию еще в 1903 г. Участвовал в Русско-японской, затем в Первой мировой войне. Лихой рубака имел полный бант георгиевских наград — четыре креста и четыре медали.
Но своей легендарной славой он обязан Гражданской войне. Старший унтер-офицер в старой армии, Семен Михайлович за один год стал красным генералом, поднявшись от помощника командира полка до командующего 1-й Конной армией, с которой прославился в операциях на Нижней Волге и Дону, в Донбассе и на Кубани, на польском и врангелевском фронтах. Официально удостоился редкого звания «Народный герой РСФСР».
О нем и его армии слагали легенды, сочиняли стихи и песни, например «Мы — красная кавалерия» с таким припевом:
Веди ж, Буденный, нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом.
Мы — беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба!
Как кавалерийский начальник Семен Михайлович вырос и окреп под крылом Б.М. Думенко. Именно бывший батрак Борис Макеевич Думенко (а не Буденный, как твердила официальная пропаганда еще с 1920-х гг.), стоял у истоков кавалерийских соединений Красной Армии. Этот процесс историки связывают с летом 1918 г., когда по решению военного совета Северо-Кавказского военного округа на Донском фронте в ходе оборонительных боев началось более или менее планомерное формирование кавалерийских частей. Имевшаяся в Сальской группе войск конница примерно в 2 тыс. сабель была сведена в 1-й Крестьянский Социалистический кавполк, командиром которого стал Думенко, а заместителем комполка — Буденный.
