I был полностью уверен в том, что бежавшая к Переволочне шведская армия обязательно окажется в мешке. Ведь по царскому приказу от той переправы через Днепр были угнаны (или уничтожены) все лодки, какие там только нашлись.
Петру I ставили даже в укор то, что после одержанной победы в русской армии прошел благодарственный молебен и измученным, уставшим за сражение воинам был устроен «солдатский пир», пусть и заслуженный, но «неуместный» в той ситуации, когда разгромленного неприятеля «надлежало гнать и бить». Но то была дань традициям древнерусского воинства, которую царь из Романовых в славный день Полтавы отменять не стал.
Порой говорят о том, что русские полки, наступая по полю битвы, сами оказались расстроенными. И что виделась опасность вражеской засады в Будищенском лесу.
Советские историки, как, например, академик Е.В. Тарле, отрицали тот факт, что преследование было организовано Петром I не сразу. То есть, как говорится, сколько исследователей, столько может быть и версий, порой исключающих друг друга.
В трудах Императорского русского военно-исторического общества, в немалых числом публикациях исследователей-карлистов в самой Швеции на суд заинтересованных читателей в свое время были вынесены воспоминания шведов – участников Полтавского сражения. Среди мемуаристов оказались и достаточно авторитетные люди. Так, Станислав Ценек Понятовский, генерал-майор, резидент польского короля Станислава I Лещинского при Карле ХII писал следующее: «Я не знаю, был ли неприятель удивлен своей неожиданной победе, но он удовольствовался тем, что предоставил королю спокойно уходить и забрать свой обоз; несколько эскадронов лишь скакали вокруг, но не нападали».
Писали о том и другие мемуаристы-карлисты. К примеру, Я. Шульц, удачно бежавший с поля брани, по прошествии немалого времени отмечал в своих воспоминаниях: «Русские не осмеливались нас преследовать, и разрешили нам идти куда хотим. Король пошел к обозу в Пушкаревку».
К сказанному выше следует отметить, что царь Петр I «разрешил идти» разгромленной неприятельской армии не «куда хотим», а только к днепровской переправе у Переволочны. Путь в Речь Посполитую у Полтавы был достаточно надежно перекрыт казаками нового украинского гетмана Ивана Скоропадского и драгунскими полками петровской армии. К тому же путь в турецкие пределы за Днепром был гораздо ближе, чем к шведским гарнизонам на польской земле.
Поле битвы очистилось от остатков шведской армии в 11 часов. Поскольку русская пехота в наступлении расстроила свои ряды (кто-то вырвался вперед, кто-то отстал, а артиллерия не поспевала за инфантерией), было решено перед Малобудищинским лесом восстановить назначенный боевой порядок. После 11 часов сражалась только русская кавалерия, которая громила отдельные группы уходивших шведов, брала пленных и горячо вела преследование.
Эта часовая передышка в ходе битвы и оказалась поистине спасительной для остатков королевской армии. Именно в этот час король Карл ХII как полководец, не терявший присутствия духа, приказал остаткам армии собираться у обоза, стоявшего в Пушкаревке. Королевский приказ был исполнен.
К тому же отличился кавалерийский генерал Крейц: ему удалось собрать вокруг себя какую-то часть рассеянных эскадронов и дать русским драгунам бой среди дворов селения Малые Будищи. Шведы взять в том бою верх, разумеется, не могли, но на какое-то время сдержали конное преследование, дав своей пехоте возможность без новых потерь дойти до Пушкаревки.
Известно, что около 12 часов дня основная часть королевской армии по Решетиловской дороге стала уходить к Пушкаревке через села Малые Будищи и Осьмячку. Потери при этом бежавшие шведы все же понесли: какая-то их часть, но небольшая, была прогнана огнем во второй раз мимо первых (правофланговых) редутов продольной линии.
Достоверно известно, что около 12 часов дня иррегулярная конница – донские казаки, башкиры и татары на расстоянии примерно 10 километров преследовали шведов. Те обстреливались с флангов и тыла не только огненным, но и «лучным боем». В источниках приводится даже численность преследователей – две тысячи казаков-донцов и калмыков и 6 драгунских полков.
То, что преследование велось днем 27 июня, подтверждает и «Обстоятельная реляция». В ней говорится, что «вокруг Полтавы на три мили во всех полях и лесах мертвые неприятельские тела обретаются». Это могло быть только делом всадников иррегулярной конницы и 6 драгунских полков из отряда бригадира князя А.Г. Волконского.
Преследовавшая шведскую армию русская конница не сумела или не успела первой выйти к Пушкаревке, где находился неприятельский вагенбург. Его охрану несли триста пехотинцев, еще не совсем оправившихся от ранений и болезней, немногим более тысячи кавалеристов и мазепинцы. В вагенбург были вызваны (или пришли сами) пехотинцы и кавалеристы из осадного лагеря под Полтавской крепостью. Оттуда же прибыли и запорожцы. То есть обозный стан со стороны беззащитным не смотрелся.
Командовавший в армейском обозе королевский генерал-квартирмейстер А. Гилленкрок по звукам битвы определил, что случилось какое-то несчастье. Он приказал еще до появления первых беглецов составить из тяжелых обозных повозок подобие полевого укрепления. Вперед «на испуг» выкатили пушки, не взятые Карлом XII в бой. Запряжена была только часть их, поскольку доброкачественного пороха не хватило на заряды для всех пушек.
«30 орудий, бывших в обозе во главе транспорта, хотя и не были заряжены за недостатком снарядов, но внушили уважение неприятелю, который несколько раз подъезжал к ним».
Тот же генерал-квартирмейстер Гилленкрок, проявив похвальную распорядительность, послал навстречу разбитой королевской армии несколько кавалерийских эскадронов. Считается, что держать оборону у Пушкаревки приготовились 2,5 тысячи шведов и около 3 тысяч запорожских казаков Кости Гордиенко и людей гетмана Ивана Мазепы, пребывавших здесь же.
Бежавшая королевская армия появилась в Пушкаревке после полудня. Из войск, которых ночью король Карл ХII повел в сражение, возвратилось около 10 тысяч, а более 13 тысяч погибло и оказалось в плену. Какая-то часть полков и рот сохранила свою организованность и дисциплинированность, была готова дать отпор конным преследователям. Уныние духа виделось всеобщим.
Король Карл ХII, счастливо избежав опасностей, прибыл в обозный стан со своим охранным окружением в числе последних. Он пытался подбодрить толпы своих солдат, расступившихся перед ним с мрачными и растерянными лицами, повторяя одни и те же слова:
– Ничего! Ничего…
Первым делом монарх приказал отыскать обер-маршала Карла Пипера, первого министра Швеции и начальника королевской походной канцелярии. «Правая рука» Карла ХII из людей, не носивших в королевстве военные мундиры, был уже в плену. Есть мемуарные свидетельства, что король якобы сказал, что соберет новые войска и возобновит поход на Москву. И что якобы эти слова взбодрили остатки шведской армии.
Интересно, что вплоть до своей гибели в 1718 году «железный король свеев» Карл ХII считал себя не побежденным русским царем Петром I под Полтавой. Однако полтавский разгром убедительно говорит
