— Спасибо, ребята! — махали руками подводники. — Царский подарок!
Ответным скромным даром североморцев стала банка тараньки, также совершившая удачный полет над волнами.
На верхней палубе «восьмерки» жадно курили. Сигареты распределял лично старший помощник. На сигаретных пачках значилось кратко «Шипка», словно немое послание пращуров, насмерть стоявших вместе сто лет назад на знаменитом перевале, нынешнему поколению россиян и болгар, бросившим вызов стихии в далекой Атлантике.
Из воспоминаний капитана 2-го ранга запаса Станислава Посохина: «Наступало утро 9 апреля. Море до 2 баллов, видимость полная, горизонт чист, корабль без хода и энергии. Во второй половине дня на горизонте показались очертания судна. Сигнальными ракетами оповестили об оказании помощи. С верхней палубы убрали весь личный состав. На всякий случай офицеров на мостике вооружили стрелковым оружием, которое имелось на борту. На мачте развивался Военно-морской флаг, символ нашей Родины. Подойдя ближе, это судно, описав вокруг нас циркуляцию, ушло дальше своим курсом. Им оказался канадский танкер.
10 апреля было принято совместное решение остановить навигационный комплекс, чтобы не расходовать электроэнергию аккумуляторных батарей. Я вместе с мичманом Петровым Е. А., старшиной команды трюмных, одели аппараты ИДА-59 и спустились в отсек для подачи воздуха среднего давления в гиропост. Но пришлось подняться, т. к. у Петрова Е. А. просачивался воздух под маску дыхательного аппарата. Дальше мы уже с командиром отделения главным старшиной Юшиным В. спустились вниз, дали воздух среднего давления в гиропост и я последовательно остановил три гироазимута, гировертикаль, гирокомпасы и весь навигационный комплекс, чтобы в дальнейшем можно было вновь все запустить и обеспечить навигационными данными подводную лодку. После этого я зашел в штурманскую рубку, взял навигационную карту, бинокль и мы поднялись на ходовой мостик.
С кормы на горизонте показались очертания судна. По мере его приближения стала видна надстройка и труба, но никаких опознавательных знаков о его принадлежности не было. Труба не белая, а кремовая с красной полосой и без серпа и молота. Невольно возникал вопрос: а чье же это судно? Затем видим название „Авиор“ и только, когда оно поравнялось с нами, мы через рупор (сделанный из консервной банки из-под сухарей) связались с мостиком. Как. оказалось, это был болгарский сухогруз, а капитаном-наставником был наш соотечественник. Судно по инерции двигалось вперед, и тогда на корме мы увидели порт приписки „Варна“.
Наша радиоаппаратура не работала, и, только благодаря этому сухогрузу, мы смогли через болгарский порт „Варна“ передать сообщение об аварии в Москву во второй половине дня. „Авиор“ получил штормовое предупреждение, и тогда по обоюдной договоренности часть людей (43 человека) были переправлены на вельботе на борт сухогруза. Так заканчивались вторые сутки жизни экипажа и подводной лодки в условиях аварии».
* * *
Чтобы не навалиться на подводную лодку, болгарский сухогруз, немного отойдя в сторону, лег в дрейф. Тем временем на К-8 предприняли еще одну отчаянную попытку пробиться в четвертый отсек и пустить дизели. На этот раз вниз пошли старший лейтенант Полетаев, мичман Посохин, старшина 2-й статьи Филимонов и матрос Бурый. Старшим — капитан-лейтенант Лисин. Уходившие забрали последние снаряженные аппараты ИДА. Оставшиеся наверху, проводив товарищей, с надеждой смотрели в дымящийся зев центрального поста: что-то ждет ушедших ребят в безжизненных и горящих отсеках?
Но вот наконец в срезе комингса люка появилась голова первого из разведчиков. Сдернув маску, он жадно хватал ртом воздух. За ним поднялись остальные. Новости, сообщенные капитан-лейтенантом Анатолием Лисиным, были малоутешительны. В четвертом отсеке было очень жарко, а переборка в следующий, пятый, раскалена до невозможности. Вниз к дизелям пробиться не удалось. Единственно, что получилось, — обесточили навигационный комплекс «Сигма».
Тем временем из люка вновь повалил густой дым. Пожар, почти было уже задушенный, получив доступ воздуха, вновь начал оживать. Верхний рубочный люк пришлось немедленно задраить. На этот раз уже окончательно.
Вновь подошел «Авиор».
— Имеем указание из Варны находиться около вас сколько потребуется и оказывать помощь. Могу принять часть людей! — заявил капитан, потом, снизив немного голос, добавил: — Ваши начальники в Москве на первое сообщение сказали, что здесь у них лодки нет. Среагировали лишь на повторное заявление о лодке!
Есть версия, что Москва долго не хотела признаваться в наличии своей атомной лодки в океане, — ее поведал автору книги один из оставшихся в живых членов экипажа. Однако в ходе работы по обстоятельствам аварии К-8 над различного рода материалами, никакого подтверждения тому, что Москва отказала признать наличие своей лодки, выявлено не было. Скорее всего, Москва просто потребовала повторной передачи текста во избежание каких-либо ошибок.
Предоставим слово бывшему заместителю командира дивизии капитану 1-го ранга в отставке В. А. Каширскому: «Версия имеет право. Но в жизни было так. Варна передала радио в Москву, но не в Главный штаб ВМФ, а в Министерство морского флота! И именно оттуда последовал ответ, что в данном районе Северной Атлантики нет советских судов. Тогда, по моей просьбе, капитан „Авиора“ вторично передал сообщение в Варну, прибавив, что советское судно находится здесь „без плана“. На жаргоне моряков „судно без плана“ — военный корабль. Только тогда и прошел доклад в ГШ ВМФ о нашей аварии».
Главный штаб ВМФ — святая святых советского флота, расположен в самом центре Москвы, в старинном особняке с колоннами. Отсюда днем и ночью идут телеграммы и распоряжения на все флоты, здесь вершатся судьбы сотен тысяч моряков и принимаются наиболее важные решения. Круглые сутки несется оперативная служба, и на огромные карты всех океанов планеты непрерывно наносится малейшее изменение обстановки. Главный штаб не только сердце флота, но и его мозг.
В апреле 1970-го в Главном штабе царило особое оживление — ведь в самом разгаре были маневры «Океан» и здесь руководили, контролировали и координировали развертывание в морях и океанах всех четырех флотов. Первые дни все шло по намеченному плану, пока 10 апреля на центральном командном пункте ВМФ не раздался внезапный звонок телефона ЗАС. Часы показывали 12.40. Голос оперативного дежурного Черноморского флота был взволнован и сбивчив:
— Только что к нам позвонил командующий болгарским ВМФ Добрев, сообщил, что радистом их пароходства принята следующая радиограмма: «Молния. Теплоход „Авиор“ В Ш — 48°10′ северная, Д — 20°09′ западная терпит бедствие советская подводная лодка».
— Больше никаких подробностей? — переспросил дежурный адмирал.
— Нет!
Оперативный ВМФ тут же соединился с главкомом. Горшков выслушал доклад молча, так же молча положил телефонную трубку. Через несколько минут он был уже на ЦКП. Вместе с ним прибыл туда и начальник Главного штаба адмирал Сергеев. Перед главнокомандующим разложили карту Северной Атлантики.
— Точка с переданными координатами находится на маршруте перехода К-8! — доложил начальник оперативного управления вице-адмирал Комаров.
— Вижу! — хмуро кивнул Горшков и повернулся к начальнику Главного штаба. — Николай Сергеевич, передайте на К-8 мое приказание: немедленно доложить свое место и действия!
— Есть! — коротко ответил Сергеев.
Спустя несколько минут НГШ уже связался с начальником штаба Северного флота, передал содержание радиограммы, приказал:
— Передайте координаты лодки на дежурные Ту-95. Пусть пройдут над местом аварии, произведут поиск и установят связь. Сообщите все данные на морфлотовские и рыболовецкие суда, находящиеся поблизости.
Буквально через пару минут в кабинете главкома раздался новый звонок. На этот раз звонил командующий Черноморским флотом адмирал Сысоев:
— Товарищ главнокомандующий! Добрев сообщил новую РДО с «Авиора»: «Терпящий бедствие корабль передал свои позывные — „УГШЗ“!
— Ясно! — вздохнул Горшков. — Держите с Добревым постоянную связь!
Положив трубку, он в задумчивости окинул взглядом огромную карту Мирового океана, висевшую на всю стену кабинета. „УГШЗ“ был позывным К-8. Теперь все сомнения отпали — аварию в Бискайском заливе потерпела именно „восьмерка“.
Тем временем уже начал свою работу специально развернутый пост. По приказу Горшкова его возглавил лично начальник Главного штаба. Оттуда сразу же ушли первые распоряжения на корабли ВМФ, оказавшиеся в относительной близости от К-8: подводные лодки К-83, Б-109 и Б-413, океанограф „Харитон Лаптев“, гидрографы „Лотлинь“ и „Гирорулевой“, большой ракетный корабль „Бойкий“, буксир СБ-38 и килектор КИЛ-22. Однако даже приблизительные расчеты показывали: чтобы прийти на помощь терпящей бедствие подводной лодке, им понадобится несколько суток. Быстрее других — за двое суток — мог подойти лишь находившийся ближе остальных „Харитон Лаптев“.
