Недолго царило спокойствие. Вместо пехоты, что до сей минуты отбивала наше наступление, появились 7 танков. Они начали рейдировать по селу туда-сюда, разрушая все на своем пути. Нас же не было и батальона. Немцы, старые вояки с Восточного фронта, и те признавались, что такого пекла еще не видели.
Некоторые отчаянные немецкие головы с панцерфаустами пошли спасать ситуацию. Вскоре один танк загорелся и остановился, а другой — экипаж покинул сам. Не имея поддержки пехоты, танки повернули, тогда мы пошли за ними и скоро вышли на околицу села. Ситуация складывалась так: мы на краю села, перед нами на протяжении 300 метров луг. За лугом — железнодорожная насыпь, за насыпью — гора, покрытая лесом. Между насыпью и лесом еще свободное пространство. На нем как на ладони видны две роты советской пехоты и пять танков, что вышли из села.
Короткая передышка — и все, что живое, рвет в последний, как оказалось, прорыв. Наша батарея все еще здесь в тылу и помогает нам огнем довольно прицельным. Бежим через луг. На нас сыплется ливень огня и железа. Это бьют 75-мм и 125-мм орудия советских танков «КВ-II» и «Т-34». Теперь понял, что значит выражение «Люди мрут, как мухи». Вскоре добегаем до железнодорожной насыпи. Я никогда не думал, что 300 метров — это так далеко. Залегаем перед насыпью. Перед нами откос метров 50, а на другой его стороне лежат красноармейцы. Их меньше, чем нас, хотя нас не больше 300. Но 5 танков…
Слышим грохот гусениц, и пять танков выезжают на насыпь. Лежим ничком близ стальных рычащих гробов. А они не стреляют, т. к. мы в мертвом пространстве. Зато дружно палит советская пехота из пулеметов, автоматов и винтовок.
«Проклятье, все назад!» — ревет близлежащий майор вермахта. Из его рта течет кровь. Душа прорыва, но и он лишь человек. Через секунду лежит уже недвижимый. У нас все, кто еще живы (а их уже. совсем мало), катятся назад. Большевики стреляют густо, град железа летит нам вслед. С насыпи ведут огонь шрапнелью танки — знают, что теперь их добыча от них никуда не уйдет. Хорошая тренировка для вражеских танкистов — мы от них в 100–150 метрах и бежим во все лопатки к селу.
Лечу головой вперед в какой-то овраг. Еще раз оглядываюсь. Больше смотрим назад, чем вперед. Опять какой-то ров. Сбегаем в него и бежим по его дну гуськом. Советский танкист имеет время прицелиться. Свист, грохот — и хвост нашего «гуська» уничтожен взрывом. Летят куски солдатского мяса. Еще взрыв — «гусек» еще короче. Зажмуриваю глаза, но ноги несут вперед… Свист, грохот, горячий дым — и те, что бежали передо мной, валятся бездыханные. Я их проскакиваю и бегу далее…
Танки осторожно прощупывают село своими орудиями. А под вечер появляются отовсюду массы советской пехоты, прочесывают село и всех, кто по воле небес не убит, не покалечен, не разорван в куски, — забирают в плен.
Вечером 23 июля 1944 года из штурманна я стал военнопленным…»
Из котла удается вырваться небольшому отряду украинских добровольцев и присоединиться к аналогичной группе, возглавляемой Фрайтагом. Остатки 13-го корпуса, в составе которого находились украинцы, продолжали отступать в направлении на юго-запад.
Сумев объединить вокруг себя лишь часть спасшихся украинцев, штаб дивизии предпринимает усилия по сбору вокруг себя других остатков личного состава. Дивизионный транспорт весь погиб в котле, но помощь приходит от командования 8-й ТА, позволившей украинским офицерам передвигаться на броне. С помощью курьеров удается собрать остатки дивизии, вышедшие из котла, и вести их далее на запад. Остатки дивизии в виде колонны отступают по открытой местности и постоянно терпят налеты вражеской авиации, от которой особенно достается местам скопления войск — мостам, переправам и перекресткам. От такого марша недобитая дивизия опять несет невосполнимые потери. Маршрут отступления 14-й дивизии лежит через Стрый — Дрогобыч — Самбор. В Дрогобыче Фрайтаг встречает полковника Бизанца и рассказывает ему обо всей Бродской эпопее. Тем временем части дивизии вместе с остатками разбитого 13-го корпуса начинают стягиваться в район Ужгород — Мукачево в Закарпатье.
При подсчете общего количества вышедших из котла возникла цифра 500 украинцев. К этим людям, пережившим ад и сосредоточенным в селе Спас над Днестром, приехал О. Вехтер. Здесь Вехтера ждал сюрприз. Командир дивизии оберфюрер Фрайтаг обрушил на него дикую по своей неприязни к украинцам тираду. По словам Фрайтага, именно украинцы были повинны во всем случившемся. Они не выполняли приказов командира, они саботировали распоряжения своих немецких офицеров, наконец, именно украинцы погубили его, Фрайтага, карьеру. Вехтер, как может, успокаивает истерику Фрайтага и сообщает ему, что в Берлине прекрасно осведомлены, как геройски стояла под советским огнем украинская дивизия. Постепенно, излив Вехтеру все, что скопилось на его душе, Фрайтаг нехотя признает, что дивизия действительно воевала в таких условиях неплохо. Присутствовавший при первой половине фрайтаговской истерики В. Д. Гайке вышел из помещения, когда комдив начал валить всю вину на украинцев. В дальнейшем Фрайтаг так и не смог отделаться от неприязни к своим украинским подчиненным. В августе 1944 года на выступлении перед украинскими офицерами в школе подготовки офицерского состава в Просечницах (Чехия) он «разъяснил» всем присутствующим, что неудачи дивизии проистекали лишь от самих украинцев. Договорился до того, что на защиту украинских солдат встал немецкий офицер, руководитель школы.
Переправившись через Карпаты, остатки дивизии в количестве 1500 человек были сосредоточены в районе между городами Мукачевом и Ужгородом. В полном составе прибывают ветеринарная и техническая роты, большая часть запасного батальона. Кроме части легкого стрелкового оружия, имевшегося у прорвавшихся бойцов, львиная доля вооружения дивизии осталась в котле.
Оставшиеся в живых офицеры дивизии по памяти восстанавливали ход боевых действий, т. к. все документы погибли в боях. Итоги первой кампании для дивизии были трагическими. Дивизия пошла в бой, имея в своем составе 11 тысяч военнослужащих. В котле было утрачено 7 тысяч человек — большинство погибли, часть попала в плен. Определенная часть попала в армейские госпитали, и на их возвращение в строй можно было рассчитывать. Часть дивизионников оказалась в составе 18-й добровольческой дивизии СС «Хорст Вессель» в районе местечка Ясло. Высказывалось мнение, что часть солдат дивизии уже под Бродами перешла в ряды УПА. По самым скромным подсчетам, вырваться из огня должно было не менее трех тысяч человек. Не принимавший участия в сражении учебно-запасной полк сохранил свои кадры — 8 тысяч человек.
Потери были убийственными. Погибли в котле два украинских офицера — Микола Палиенко и Дмитро Палиев. Из немецких офицеров погибли командир 31-го полка и командир дивизиона связи.
Советскиё источники содержат мало информацйи о потерях противника. По советским подсчетам, в плен попали 17 тысяч военнослужащих немецкой армии, в том числе два генерала. На поле боя остались лежать около 30 тысяч военнослужащих.
Современник тех событий Евстахий Загайчевский, служивший до перехода в «Галичину» в пехотных частях, утверждал, что надломленный моральный дух немецких войск не способствовал стойкости. После покушения на Гитлера в войсках было «потеряно сердце»:
«…Это уже был не тот немецкий воин из 1941–1942 гг. Я сам был свидетелем событий, когда во время атаки наших частей дивизии «Тотенкопф» под Гродно 23–24 июля 1944 года две батареи полевых орудий вермахта обстреляли нас. После этого инцидента личный состав батарей был снят с фронта и проведен через «десяткование», т. е. каждого десятого из них, включая офицерский и унтер-офицерский состав, расстреляли, а других вывезли в штрафные подразделения. Также и возвратившиеся из Бродов говорили, что во время окружения как офицеры, так и солдаты-немцы бросали оружие с криком «Войне конец! Гитлер убит!» и сдавались в плен большевикам».
Из Закарпатья остатки дивизии были переброшены в Нойхаммер, где стоял полнокровный запасной полк дивизии, на переформирование. Фриц Фрайтаг выбыл в Берлин, временно исполнять должность командира стал штандартенфюрер СС Байерсдорф.
Фрайтага принял рейхсфюрер СС и поблагодарил его за поведение дивизии в окружении. Вслед за похвалами Фрайтаг получил приказ о новом формировании дивизии. К чести оберфюрера следует отметить, что он обратился к Гиммлеру с просьбой снять его с поста комдива и дать ему под начало немецкую дивизию. Гиммлер просьбе своего подчиненного не внял и лишь повторил свой приказ.
5 сентября 1944 года вышел приказ о новом формировании дивизии. Этим же актом командиру дивизии предписывалось закончить ее подготовку к 31 декабря.
