Во-вторых, важнейший исторический факт — это сохранение социалистической альтернативы развития цивилизации в нашей стране, обеспечения для нее безопасности и достойного существования.
В-третьих, появление благоприятных возможностей для развития национального и социального освобождения народов многих стран мира, утверждения идеалов гуманизма и демократии. Красная Армия несла жертвы не только во имя независимости своей Родины, но и ради освобождения от гитлеризма народов других стран Европы и Азии. Она не могла остановиться на своих границах, а должна была вместе с союзниками разгромить нацизм в его логове. В целом Великая Победа над [458] коричневой чумой отразила жизненность основных тенденций новой исторической эпохи: демократизацию мирового сообщества, стремление всех народов мира к обновленной цивилизации, справедливому миру, основанному на торжестве идеалов добра, разума и социальной и национальной справедливости.
Изложенные данные позволяют с полной ответственностью утверждать, что слова некоторых авторов, высказанные еще в период «перестройки» в конце 1980-х годов, звучат кощунственно: «Мы и закончили войну, не умея воевать. Мы залили своей кровью, завалили врагов своими трупами». Беспочвенны и антинаучны утверждения многих тогдашних, да и нынешних псевдодемократов и псевдопублицистов, что победа советских войск была якобы достигнута лишь благодаря многократному численному превосходству над противником, ценой неисчислимых жертв, не имеющих будто бы исторического оправдания.
Историческая истина, подтвержденная реальными событиями и документами, многочисленными послевоенными военно-историческими исследованиями, напротив, состоит в том, что победа над нацистскими агрессорами была достигнута благодаря подавляющему превосходству и высочайшему уровню развития советского военного искусства, советской военной техники, беспримерному героизму советских воинов и трудовому подвигу миллионов тружеников тыла, усилиям всего многонационального сплоченного единой идеей защиты РОДИНЫ советского народа. Фактически все советские люди, от мала до велика, от детей и женщин до стариков и даже больных — как один встали на отпор врагу, не щадя ни сил, ни здоровья, ни самой жизни!!!
* * *
2 мая 1945 года, хотя бои в Берлине и закончились, а гарнизон города капитулировал, но чувства, сопровождающие [459] каждого солдата на войне, нас не покидали. Мы многократно поздравили друг друга с Победой и окончанием войны, с утра побывали в рейхстаге, расписались на его колоннах, сделали памятные любительские фотографии у рейхстага и Бранденбургских ворот, послушали наших знаменитостей Симонова, Твардовского и других, выступавших здесь же перед солдатами, проехали на трофейном автомобиле «опель-капитане» по Александр-плац… Кое-кто сходил к бункеру, где последнее время находился Гитлер. Казалось бы, все ясно: бои закончились, война позади, тем более что об этом было многократно объявлено по радио официально, а многочисленные агитационные машины, расставленные по улицам Берлина, транслировали торжественные мелодии, советские песни военных и предвоенных лет. К нашему настроению особенно подходили довоенные песни, напоминающие родные края, отчий дом, прежнюю мирную жизнь.
Все! Война, длительная и тяжелая четырехлетняя война, наконец-то закончилась. И все же настроение у всех было такое, что в окончание этой тяжелой, кровавой схватки почему-то не верилось. Не верилось, что уже не последует команда: «К бою!» Может, поэтому все как были с заряженным оружием, так и ходили с ним. Не верилось, что мы можем идти свободно, в полный рост, не пригибаясь и не прячась за какое-нибудь укрытие.
К исходу следующего дня части нашей дивизии были выведены в пригород Берлина, где расположились в довоенном добротном, мало пострадавшем от боевых действий военном городке. С каким-то азартом стали приводить его в порядок. Откуда-то появились ремонтные материалы, а строителями были фактически все. Каждый второй солдат — мастер на все руки: и столяр, и плотник, и жестянщик, и кровельщик, и слесарь, и электрик, и сантехник, и каменщик, и маляр [460] и т. д. Руки наши просто изголодались по мирной работе. Уже через неделю военный городок было не узнать — все блестело, дышало забытым за годы войны уютом, газоны и деревья «дымились» нежной весенней зеленью. И все же, несмотря на мирную обстановку, тревога не покидала нас.
Возможно, на общее настроение и атмосферу влияла информация о том, что у нас, в районе Берлина и в Германии в целом, бои закончились, а вот Украинские фронты продолжали проводить Пражскую операцию. На территории Чехословакии была окружена огромная группировка. И хотя акт о военной капитуляции в Карлсхорсте был подписан в ночь с 8 на 9 мая, сражения Второй мировой войны закончились лишь 11 мая, когда можно было сказать, что в Европе пожар погашен. Более 860 тысяч немцев было взято в плен в результате только Пражской операции. Немало погибло наших воинов, которые прошли от Волги до Берлина и Праги и сложили головы уже после Победы. Это было особенно горько и тяжело…
12 мая во всех частях и подразделениях нашей дивизии, как и во всех войсках, прошла политинформация, которая окончательно ставила точку и подводила черту под всеми боями и операциями. Личный состав нацеливался на мирную учебу, на внедрение в жизнь и быт войск уставного порядка. Начиналась обычная мирная служба, от которой все отвыкли. А для меня она была вообще неизвестна, если не считать учебу в военном училище в первый год войны.
Сознанием мы все воспринимали так, как надо, а душа была почему-то опустошена. Казалось бы, в те дни надо было только радоваться, и мы действительно радовались, и были безмерно счастливы. Только с радостью соседствовала горькая печаль — каких товарищей мы потеряли! Да и всем своим существом привыкнув за эти годы к ратному труду, мы не могли без [461] внутренней ломки сразу перестроиться на мирный лад. У меня ощущение мира пришло уже потом — после Москвы, после Парада Победы.
О Параде Победы
15 мая командир полка подполковник Андреев, пригласив к себе в кабинет, устроил нечто вроде «допроса»:
— Зачем вас вызывает командир дивизии?
— Понятия не имею…
— А все-таки? Вы ему рапорт на какую-нибудь тему посылали?
— Нет, и не думал. Ни ему, ни командующему артиллерией дивизии.
— А у вас в артиллерии никаких происшествий нет?
— Да не должно быть.
— Это и дураку понятно, что не должно быть, — нервничал Андреев, — а на самом деле какая обстановка?
— И на самом деле все в порядке. Мне только непонятно, зачем вы мне задаете вопрос — почему комдив вызывает да еще в таком тоне! Вы спросите об этом самого комдива, и все станет ясно.
— Вы, капитан, не указывайте мне, как надо поступать. Разберемся без помощи. А вот вы обязаны явиться сегодня к командиру дивизии в 12.00 часов.
— Разрешите идти?
— Нет, погодите. Когда побываете у комдива — явитесь ко мне и подробно доложите.
— Есть подробно доложить!
Повернулся и вышел. Вышел, как всегда, с неприятным осадком в душе. До чего же этот тип сварливый и нудный человек! Совершенно не похож на командира полка. Страшно боится начальников. Никому не верит. Всех в чем-то подозревает. Разговор ведет обязательно [462] в присутствии свидетелей. При этом, как правило, присутствует уполномоченный «Смерша». Видимо, хотел в глазах особого отдела выглядеть на уровне. То ли уже имел «подзатыльник» по линии НКВД, то ли трусливый характер вынуждал его перестраховываться, но нам, подчиненным, было с ним весьма неуютно.
Явившись к командиру дивизии полковнику Смолину, я доложил ему о прибытии по его приказанию и добавил:
— Командир полка то ли удивлен, то ли обеспокоен, что я вызван к вам.
Комдив положил свою руку-протез на стол, пригласил меня сесть и, не отреагировав на мою фразу, начал издалека: «Как дела в полку в целом, в артиллерийских подразделениях, как устроились, какие нужды, что больше всего беспокоит солдат и офицеров, какие взаимоотношения с командиром полка?»
Отвечая подробно и конкретно на каждый вопрос, я все-таки уклонился от деталей взаимоотношений с Андреевым. Однако комдив еще раз потребовал рассказать, как сложились отношения у командира полка с офицерами. И опять я ему ответил:
— В пределах нормы.
Улыбнувшись, Смолин не стал больше настаивать, но было видно, что он располагает нелестными отзывами и, очевидно, хотел все-таки кое-что уточнить. Видимо, вполне удовлетворившись моей оценкой ситуации, Смолин перешел непосредственно к причине моего вызова:
— Как говорится, сразу быка за рога. Чего бы ты хотел: поехать в Москву на Парад Победы или поступить на учебу в военную академию? Причем учти, что экзамены будут формально условными. Все в основном будет зависеть от рекомендации командования.
