Франция тоже пытались задирать нос и вилять. Но перед ней поставили вопрос жестко: не будет кредитов, вести войну будет не на что. В Париже сразу сменили тон. Франция была заинтересована в боеспособности русских больше, чем англичане. И к тому же, она до войны предоставила России большие займы. Облигации этих займов держали банки, покупали многие обыватели, у французов такое вложение денег считалось выгодным и было очень распространено. А по мере неудач России падал курс русских ценных бумаг, в случае биржевого обвала могло слететь правительство. Поэтому с Францией удалось договориться на более приемлемых условиях. Она выделяла беспроцентные авансы по 125 млн. франков в месяц, а возместить их предстояло «через год по окончании войны путем нового займа у Франции». Была заключена конвенция о производстве оружия: «Французское правительство обязуется соблюдать интересы русского правительства как свои собственные, обеспечивая выполнение всех заказов… в кратчайшие сроки».
Впрочем, уже и деньги дали, но превратить их в вооружение было не так-то просто. Делиться тем, что у них было, союзники не собирались. Только тем, что еще предстояло изготовить, и со многими оговорками. Россия назвала, сколько ей нужно тяжелой артиллерии — 1400 орудий калибра 122 мм и 54 гаубицы калибра 350 мм. Англичане и французы качали головами и заявили, что поражены «масштабами русских запросов». Обещали поставить разве что 200–300 орудий, да и то в будущем году. Китченер согласился дать 300 тыс. винтовок, но не своих, а «поискать» в Италии, Японии, Китае. Пристраивал некоторые заказы в США — опять же, на таких фирмах, которые могли реализовать их лишь в 1916 г. Причем Китченер и его сотрудники не стеснялись круто обирать русских. Закупочная комиссия создала сеть представительств, а они делали жирный навар на посредничестве. Например, себестоимость пулемета «кольт» составляла 200 долл., рыночная цена — 700, а Россия за них платила по 1250. Оружие должны были доставлять в нашу страну английские и французские пароходы, а за это требовали отдельную плату — в обратные рейсы загружать их русским зерном, маслом, лесом.
Между прочим, как раз жульнические кредиты и заказы составили пресловутые «долги царского правительства» — у англичан и французов хватило совести вспоминать о них весь XX в. «Долги», уже оплаченные золотом (за время войны в Англию вывезли золота на 640 млн. руб.) Оплатили и кровью наших воинов, спасли западные державы в Первой мировой, а потом и во Второй мировой. Нет, все равно помнили. Даже большевики заняли в данном вопросе принципиальную позицию, платить отказались. Но демократы заплатили. Почему бы и нет? Ведь не из своего кармана.
Ресурсы Германии и Австро-Венгрии были куда более ограниченными, чем у стран Антанты. А на затяжную войну не рассчитывали, заготовленные запасы в 1915 г. иссякли. Промышленность переходила на импортное сырье. Военно-сырьевой отдел и Военный комитет немецкой промышленности распределяли его по строгим лимитам. Многих мужчин призвали в армию, и не хватало рабочих рук, особенно в сельском хозяйстве. Почтальонами, кондукторами и даже полицейскими стали работать женщины. Начали привлекать подневольных работников с оккупированных территорий. Гинденбург и Людендорф в приказах войскам особо требовали: «Берите пленных» — чтобы направить их на поля, заводы.
Ухудшалось положение с продовольствием. В феврале 1915 г., первой из воюющих держав, Германия ввела хлебные карточки. По ним полагалось 225 г муки в день на взрослого человека, а детям старше года — 100 г. Хлеб пекли суррогатный, смешивая с картофелем. Яйца стали роскошью. Правительство и пропагандистский аппарат призывали немцев к экономии. Газеты писали о вреде сливок, расхваливали «тощий сыр» из снятого молока. Рекомендовали не чистить картошку, поскольку при этом теряется 15 % веса. Граждан уговаривали не крахмалить воротнички и манжеты, отложить до победы переклеивание обоев — на клейстер расходовался крахмал. Советовали не стирать часто белье — на изготовление мыла нужны жиры. А лаборатория профессора Эльцбахера публиковала результаты своих исследований: дескать, каждый немец ежедневно выбрасывает до 20 г жиров при мойке посуды. Продовольствие завозили из Болгарии, Румынии. Но война и без того требовала немалых средств. Вот и выбирай что покупать, шведское железо или румынскую кукурузу?
В мае-июле 1915 г. многие германские политики и военные стали склоняться к мысли, что лучшим выходом было бы заключить сепаратный мир с Россией. Получить от нее сырье, продукты, высвободить войска и одержать победу на Западе. А начальник австрийского генштаба Конрад, крепко получивший от наших армий, настаивал, что с русскими надо заключать не просто мир, а вовлечь их в союз. Принялись закидывать удочки через промышленников, банкиров, дипломатов нейтральных стран. Старались по разным каналам передать в Петроград условия мира: Германия сохранит России все ее владения за исключением некоего «исправления стратегической границы», обещает договориться с турками о свободном проходе судов через Босфор и Дарданеллы.
Но царь и его правительство ни на какие контакты с противником не пошли. Николай Александрович был православным человеком, а по натуре рыцарем. Мог ли он допустить мысль о клятвопреступлении, измене союзникам? Он прекрасно знал, что Россия со своей стороны ведет справедливую войну. Да и народ государя поддерживал. Русские верили в победу, и лозунги «долой войну» еще не имели ни малейших шансов на успех. С этим уже обожглась большевистская фракция Думы, пытавшаяся вести антивоенную агитацию.
Впрочем, германские предложения не отличались искренностью. Гинденбург прямо писал о «следующей войне» — примириться с русскими, разгромить англичан и французов, а уж потом снова взяться за Россию. И к тому же, немцы не могли договориться между собой, какого «исправления стратегической границы» они хотят. Кайзер и его министры издали чисто пропагандистский манифест, что «Германия не ведет захватнической войны», но тут же подняли возмущенный вой военные, деловые круги, парламентарии, правые и левые партии. Как же так? Столько лет готовились и «затягивали пояса» именно ради захватов. Иначе зачем было вообще начинать войну? Канцлер Бетман-Гольвег записал что «большая часть германского общества требовала сокрушительной победы и отвергала идею компромисса».
Ну а в конце июля и августе немецкие войска углубились на восток, в сентябре-октябре нанесли впечатляющее поражение французам и англичанам. Победы закружили головы. Пресса и официальные сводки еще и преувеличивали успехи. Под влияние этих информационных потоков попадали даже те, кто порождал их, Германию охватила восторженная эйфория. И тут уж идея сепаратного мира была вообще отброшена. Деятели, еще недавно разрабатывавшие ее, постарались и сами о ней забыть. Какой там мир? Только капитуляция России! Вильгельм заявлял: «Теперь я не согласен на мир. Слишком много германской крови пролито, чтобы все вернуть назад».
Разумеется, забыли и о манифестах, что не ведут захватнической войны. Можно ли воспринимать всерьез такие сказки? Бетман-Гольвег представил кайзеру доклад, что главной целью должно стать «отбрасывание Московской империи на восток». А министр иностранных дел фон Ягов разродился меморандумом о «восточной угрозе»: «До сих пор гигантская Российская империя с ее неиссякаемыми людскими ресурсами, способностью к экономическому возрождению и экспансионистскими тенденциями нависала над Западной Европой как кошмар… Русская раса, частично славянская, частично монгольская, является враждебной германо-латинским народам Запада…» Вывод — чем больше получится отобрать у «полуазиатской Московской империи», тем лучше.
Германские и австрийские руководители уже вовсю перекраивали карты мира. Бетман-Гольвег, Фалькенгайн, министр иностранных дел Австро-Венгрии Буриан сошлись на том, что пора начинать создание «Срединной Европы». Обсуждали, что в это федеративное образование войдут Германия, Австро-Венгрия и Турция, будут включены Бельгия, Балканы и земли, отвоеванные у России. Должны будут присоединиться дружественные немцам Голландия, страны Скандинавии, но позже — пока был важнее их нейтралитет, чтобы через них торговать с другими государствами. Не хотели упустить своего и турки. Они-то успехов не добились, но считали немцев без пяти минут победителями и с аппетитами не скромничали. Упрашивали при грядущей дележке добычи отдать им Закавказье, Среднюю Азию, Казахстан, возродить Крымское и Казанское ханства (конечно, зависимые от Порты).
Туркам, правда, отвечали уклончиво, до Казани и Крыма руки еще не дотягивались. Но идеологи, генералы, политики наперебой составляли проекты, где должна пройти будущая граница. Все соглашались, что западные окраины надо отделить от России. Хотя одни полагали, что их надо сделать марионеточными государствами под руководством Германии, а другие стояли за прямую колонизацию. Чтобы выработать общие принципы оккупационной политики, фон Ягов в сентябре-октябре направил в командировку по захваченным территориям своего высокопоставленного сотрудника тайного советника Серинга. Он составил подробный доклад. Новая граница предлагалась по линии «озеро Пейпус (Чудское) — Двина — Ровно — река Збруч». Областями германской колонизации должны были стать Литва и Курляндия.
