князя И.Ф. Барятинского (3 батальона пехоты) на левом берегу фарватера Стекзунд в своем продвижении встретил неприятельский заслон из двух полков пехоты и одного полка кавалерии. После боя, который длился полтора часа, шведы, воспользовавшись вечерней темнотой, бежали.
Столь же успешно летом того же года севернее Стокгольма, на шведском берегу Ботнического залива действовал отряд генерал-майора И.П. Ласси. Его десантники вышли победителями в боях у Капеля и железоплавильного завода Леста-Брука. Отряд Ласси дошел до северного города Евле, который русские штурмовать не стали.
В последующем берега Швеции еще не раз подвергались ударам со стороны моря. Уничтожение большого количества металлургических заводов нанесло военному производству королевства непоправимый урон. Еще больше ощущался моральный урон: шведское население было потрясено беззащитностью собственной территории и беспомощностью стокгольмских властей.
Итогом всех этих действий стало то, что власть в Стокгольме изменилась. Новым королем Швеции стал Фридрих I Гессен-Кассельский. Он уже в июле 1720 года заявил, что обескровленная страна не может больше продолжать войну. Но при условии, если ей не окажут немедленной помощи Англия, Франция и Пруссия. Однако возможность получения военной помощи от них виделась всем, в том числе и Петру I, иллюзорной.
Французский дипломат Г. Де-Лави сообщал в Париж: «Король шведский и королева, супруга его, сильно тронуты горестным положением, до которого дошли, стали, по-видимому, сожалеть, что в начале мирных переговоров о восстановлении мира на севере предпочли короля Великобритании царю. Они только поэтому согласились на все, сделанные ими в пользу этого государя, так и в пользу королей прусского и датского, уступки, что их уверили, будто за эти уступки им могут возвратить все провинции, отнятые у Швеции царем. А между тем не только эти уверения не исполнились в действительности, но они увидели себя в необходимости купить мир с этим монархом путем еще новых уступок».
Франция не хотела остаться в стороне от финала Великой Северной войны. В августе 1720 года Париж заявил о своей готовности стать посредником в мирных переговорах между Россией, Швецией и Англией. Он хотел повысить свою значимость в Европе и заодно ослабить свою традиционную соперницу Англию. В Лондоне опасались не только роста мощи России, но и ее авторитета при создании новых коалиций на континенте. Боясь собственной изоляции, британское правительство решило поддержать идею мирных переговоров при своем негласном присутствии на них.
Еще шли военные действия, когда король Фридрих I отправил в начале мая в Санкт-Петербург своего генерал-адъютанта М. Виттенберга для извещения русского правительства о своем вступлении на престол. Петр I оказал исключительное внимание королевскому посланнику. Он показал гостю строящуюся на берегах Невы Северную столицу и остров Котлин с его фортификационными сооружениями и флотской базой. Царь при этом заметил: «Хотя и не обычай между воюющими показывать крепости неприятельскому офицеру, но зато теперь Швеции не надобно терять денег на шпионов, понеже посланник все видел».
Королевский посланец Виттенберг привез в Стокгольм главное, чего хотел русский царь: рассказ очевидца о мощи петровского флота и силе фортификационных сооружений новой столицы России, защищавших ее со стороны Балтики. И личное убеждением королевского генерал-адъютанта в том, что сосед Швеции с берегов Невы уходить не собирается.
Шведская сторона надеялась, что Петр I возьмет на себя инициативу продолжения переговоров. Но в Стокгольме на этот счет ошиблись. Русская сторона просить о мире не собиралась, ибо сама ждала такого предложения от противника, которому уже давно было пора расписываться в собственном поражении в затянувшейся войне.
В начале августа, когда военные действия, по существу, закончились, в Стокгольм 9-го числа прибыл царский генерал-адъютант в чине майора гвардии А.И. Румянцев (отец полководца П.И. Румянцева-Задунайского) с официальной миссией поздравления Фридриха I со вступлением на престол. В Швеции ожидали, что он привез условия мирного договора, но их не оказалось. Румянцев имел только полномочия на заключение временного перемирия и обмен пленными. Шведской стороне пришлось самой заявить царскому посланнику о своем желании «для общего блага обоих государств и пресечения разлития крови» начать мирные переговоры.
Румянцев возвратился в Санкт-Петербург в середине ноября с извещением о том, что шведы желают мира. Петр I не замедлил с ответом, отправив королю Фридриху I письмо, в котором советовал «прямо приступить к переговорам о мире». Для их ведения предлагалось два места – финские города Ништадт или Раумо на выбор, который пал на первый из них.
Однако начало переговоров, намеченных на апрель следующего года, еще не означало окончания войны. Петр I благоразумно продолжил подготовку к новой военной кампании 1721 года. Русская регулярная армия (свыше 100 тысяч человек пехоты и кавалерии) с ее опытом двадцати лет ведения боевых действий выглядела внушительно. Ее ближайшим резервом являлись гарнизонные войска (71 399 человек; 51 полк пехоты и 4 драгунских полка). Иррегулярная конница (донские, украинские и другие казаки, башкирские и калмыцкие конники) насчитывала 125 тысяч всадников. В русской крепостной артиллерии значилось 8100 орудий разных калибров, 590 из них состояло на вооружении столичного города на Неве.
Россия наращивала силы своего Балтийского флота. Весной 1721 года на воду было спущено три линейных корабля. Парусный флот к началу последней военной кампании имел в своем составе 29 линейных кораблей, 6 фрегатов, вооруженных 2128 орудиями. Экипаж флота насчитывал 16 121 человек. Гребной (шхерный) флот состоял из 171 галеры и 22 870 человек десанта. Строительство кораблей на российских верфях продолжалось в большом числе: на столичном Адмиралтействе работало свыше 10 тысяч человек.
В Стокгольме было хорошо известно, что Россия в случае срыва переговоров готова возобновить войну самыми широкими наступательными действиями. Русская регулярная армия насчитывала 115 тысяч человек: пехота находилась в прекрасном состоянии, кавалерия многочисленна, артиллерия смотрелась выше всяких похвал. Солдаты и офицеры регулярно получали жалованье. Вооружение и воинское снаряжение армия получала отечественного производства. Командные кадры демонстрировали высокую профессиональную выучку и опыт.
В Финляндии квартировало 25 тысяч полевых русских войск. Туда могло быть переброшено в самое кратчайшее время еще 15 тысяч человек. Для морских десантных сил (предполагалось иметь их до 40 тысяч человек) в готовности стояло 200 галер, не считая прочих судов шхерной флотилии. То есть реально Швеция не могла противостоять таким десантным силам и защитить свои берега, даже собственную столицу.
В отличие от России военная сила королевства находилась в плачевном состоянии. В Швеции, в отличие от России, картина с состоянием вооруженных сил смотрелась безотрадной. Хотя в окрестностях Стокгольма для его защиты создавался военный лагерь на 20 тысяч войск, ситуация для короля и его министров была взрывоопасной. Офицерам и солдатам жалованье было сокращено наполовину, что привело в марте 1721 года к открытому бунту против военных властей. Причем инициатором бунта стал элитный кирасирский полк, который хотели превратить в пехоту для защиты собственной столицы.
