Андрей Кемаль - Кибервойна. Как Россия манипулирует миром

(The Guardian, Питер Померанцев)

Фальшивые новости. Отфотошопленные фотографии. Постановочные выступления по телевидению. Отряды платных троллей. Удалось ли России изобрести новый вид информационной войны, которая ведётся в «психосфере» – или всё это не более чем гигантский блеф?

Проще всего Марго Гонтар было работать с фотографиями мёртвых детей. Эти фотографии занимали все экраны её компьютера – в новостях и сообщениях из соцсетей. Заголовки новостей винили в гибели этих детей украинские банды фашистов, которых готовили в НАТО. На дворе было начало 2014 года, Крым только что был оккупирован отрядами солдат, которые выглядели как русские и говорили по-русски. Однако они не носили никаких знаков различия, а Владимир Путин, ухмыляясь, на весь мир говорил, что они никакие не русские. А потом сепаратисты начали захватывать восток Украины. Марго пыталась сопротивляться.

Оригинал фотографии было найти достаточно несложно, простым поиском в Google. Какие-то были сняты на других войнах, значительно раньше этой. Какие-то – на месте преступления, которое к Украине не имело никакого отношения. Другие вообще были кадрами из художественных фильмов. Гонтар публиковала результаты своих расследований на сайте StopFake («Нет подделкам»), который в марте запустили энтузиасты вроде неё самой, студенты школы журналистики Киево-Могилянской академии. Ей нравилось отделять истину от лжи, чувствовать хоть какую-то ясность среди полной неразберихи.

Но дальше стало сложнее. По российскому телевидению всё чаще начали выступать пухлые рыдающие женщины и пожилые мужчины, которые рассказывали ужасы про украинских националистов, избивавших всех, кто говорит по-русски. Вроде бы они говорили вполне искренне. Но потом Гонтар стала замечать, что те же самые пухлые женщины и раненые старики появляются в других передачах – уже с другими подписями. В одном выпуске новостей одна и та же женщина выступала как «жительница Одессы», в другом – как «мать солдата», в третьем – как «жительница Харькова», и, наконец, как «активист “Антимайдана”».

В июле, после того, как на территории восточной Украины был сбит «Боинг» компании Malaysian Airlines, следовавший рейсом MH17, Гонтар начала искать, что пишут в интернете пророссийски настроенные конспирологи. Она нашла твиттер авиадиспетчера, который видел, как вслед за лайнером вылетели истребители украинских ВВС – хотя никаких доказательств реального существования этого диспетчера ей обнаружить не удалось. Она обнаружила десятки сайтов на русском и английском, которые все одновременно, будто по команде, опубликовали статью, где утверждалось, что рейс MH17 сбили США, но по ошибке, а целились на самом деле в самолёт Путина. Российские сепаратисты на Украине даже запустили версию, что самолёт ещё до взлёта был под завязку набит трупами – это сюжет, целиком позаимствованный из одной из серий «Шерлока». Все эти истории были вызывающе нелепыми, как будто их авторы совсем не беспокоились о разоблачении, а просто хотели отвлечь всех от доказательств того, что самолёт был на самом деле сбит боевиками, которым поставляла оружие Россия. Гонтар начала сомневаться – не попала ли она сама в кремлёвскую западню, потратив столько времени и сил на опровержение заведомо ложных вбросов.

Вскоре и она сама, и сайт StopFake, стали частью истории. Российские СМИ стали активно цитировать StopFake в своих статьях и репортажах – но подавали они это так, будто сама Гондар пыталась выдать фальшивку за правду, а не наоборот. Она как будто посмотрела в зеркало, перевёрнутое вверх ногами. Ей стало дурно.

В подобные моменты она всегда обращалась к западным СМИ, чтобы почувствовать хоть какую-то почву под ногами, но и та стала предательски скользкой. Каждый раз, когда «Бибиси» или «Тагесшпигель» делали репортаж, их собственные стандарты взвешенной подачи информации вынуждали давать слово и другой стороне – даже когда та кричала о фашистах, кознях Запада и т. д. Гонтар начала задумываться, не впустую ли она тратит силы, пытаясь выяснить правду: если правда каждый раз на её глазах менялась, а в любой статье должно быть как минимум два мнения, осталась ли хоть где-то вообще хоть одна непреложная истина?

Потратив несколько месяцев на сайт StopFake, Марго начала сомневаться во всём подряд. А что если «оригинал» фотографии с убитым ребёнком на самом деле никакой не оригинал? Что если эту фотографию тоже нарочно загрузили заранее, чтобы сбить её с толку? Реальность начала терять очертания, становиться вязкой. Чем бы русские ни занимались, это не была просто пропаганда. Ведь цель пропаганды – убеждение, её можно разоблачить. Нет, это было нечто совершенно иное: это не только не поддавалось опровержению – оно обращало в пар само понятие доказательства.

В прошлом году мне попала в руки выпущенная в России книга «Операции информационно-психологической войны: краткий энциклопедический словарь-справочник» (издание 2011 года под авторством В.Б.Вепринцева и других авторов можно приобрести в интернете за 348 рублей). Книга предназдачена для «студентов, политологов и политтехнологов, государственных служащих и сотрудников специальных служб» – что-то вроде учебного пособия для младшего состава информационной армии. Информационное оружие, говорится в книге, «оказывает невидимое воздействие, подобное радиации» на свои цели: «Население даже не ощущает, что оно подвергается воздействию. В результате государство не приводит в действие имеющиеся в его распоряжении защитные механизмы». Если в обычной войне всё сводится к пушкам и ракетам, продолжает энциклопедия, арсенал воздействия в информационной войне «характеризуется достаточной долей гибкости и непредсказуемости. В большинстве случаев в информационной войне отсутствует возможность предугадать направление и инструментарий возможной атаки».

На 495 страницах энциклопедии уместились введение в принципы информационно-психологической войны, словарь основных понятий и подробные схемы, описывающие методы и тактики оборонительных и наступательных операций: «оперативная маскировка», «программно-математическое воздействие», «дезинформация», «имитация», а также «теле– и радиовещание». «В рамках войны обыкновенной», продолжают авторы, «действует логика “да-нет”, в случае информационной войны имеется вариант нечёткой логики. Более того, одновременно на человека могут действовать разные “противники”, по сути, захватывая разные “тематические зоны” его сознания».

Мне всегда казалось, что словосочетание «информационная война» относится к неким геополитическим дебатам, где с одной стороны российские пропагандисты, с другой – западные, и обе стороны пытаются убедить всех, кто оказался посередине, в своей правоте. Но энциклопедия утверждает, что задача такой войны на самом деле гораздо шире: информационная война ведётся не столько ради убеждения, сколько ради «влияния на социальные отношения» и «установления контроля над источниками стратегических ресурсов». Невидимое оружие, действующее подобно радиации, которое способно пересилить биологическую реакцию жертвы и помочь установить контроль над стратегическими ресурсами? Звучит как коряво написанная научная фантастика, а не пособие для студентов и госслужащих.

Но потом я стал изучать последние российские публикации по теории военного дела – в исторических книгах и научных журналах – и написанные этим странным языком статьи из энциклопедии начали становиться понятнее. С самого конца Холодной войны Россия не оставляла мысль сравняться по возможностям с США и их союзниками. В 1999 маршал Игорь Сергеев, тогдашний министр обороны, признался, что в военном отношении Россия не может соревноваться с Западом. Вместо этого он предложил искать «революционные направления» и «асимметричные меры». Всё прошедшее десятилетие теоретики в российских войсках и спецслужбах разрабатывали практичные методы ведения нефизической войны – утверждая, что против России такая война уже ведётся, силами западных правозащитных организаций и СМИ.

Глава Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов заявил, что теперь у России есть возможность одержать победу над противником при помощи комбинации «политической, экономической, информационной, технологической и экологической кампаний». Это укладывалось в рамки общего видения войны, которая ведётся не в физическом мире, а в пространстве, которое российские теоретики называли «психосферой». Войны будущего, утверждали они, будут вестись не на полях битвы, но в головах людей.

Дезинформация и психологические войны стары как сам Троянский конь. Но новый подход Кремля отличался от стратегии его западных противников именно упором на «психосферу» как основной театр военных действий. Информационная война перестала быть лишь приложением к физическому противостоянию или военному вторжению: она стала самоценным явлением. Ведь, как уверяет российская энциклопедия своих читателей, «Информационная война… во многом придёт на смену стандартной войне».