Борис ПОЛЕВОЙ
С УДОСТОВЕРЕНИЕМ «ПРАВДЫ»
(Из блокнота военкора)
Юрий ЖУКОВ. Неистовый репортер
«Неистовый репортер» — так называли в давние довоенные времена знаменитого в ту пору прогрессивного чехословацкого журналиста и писателя Эгона Эрвина Киша. Мы, тогдашние молодые литераторы, все учились у него оперативности, четкости в описании увиденных им событий, в беззаветной смелости, с которой он шел, чтобы в любой обстановке любым способом добыть нужный ему материал. И — что скрывать — смертельно завидовали его мастерству. Лучшим поощрением для каждого из нас было услышать от редактора: «Это ты сделал неплохо. Гляди, когда-нибудь и тебя назовут неистовым репортером»…
Увы, далеко не каждому из нас удалось стать таким неистовым репортером. Соединение оперативности в добывании нужного газете материала с высоким умением так рассказать об увиденном, чтобы твой очерк воспринимался как художественное произведение — это весьма редкий творческий дар.
Кто им обладал? Конечно, Лариса Рейснер. Конечно, Михаил Кольцов. Конечно, Михаил Розенфельд, короткая, но яркая биография которого оборвалась страшным летом 1942 года под Харьковом. И, конечно же, Константин Симонов и Борис Полевой.
Увы, — ни одного из этих выдающихся деятелей журналистики и литературы уже нет среди нас. К счастью, остаются навек их книги, на которых будут учиться новые и новые молодые журналисты, мечтающие стать Кольцовыми, Симоновыми. Пожелаем же им осуществления этой мечты!..
Впервые имя Бориса Полевого стало известно в Москве в предвоенные годы, когда Алексей Максимович Горький, зорко следивший за развитием молодой советской литературы, очень тепло, по-отечески приветствовал выход в свет первого романа скромного молодого журналиста из Твери «Горячий цех» и посулил ему большую судьбу в литературе. Но в отличие от многих «периферийных» литераторов, у которых первая же творческая удача незамедлительно, — словно рефлекс, — пробуждает неудержимое желание тут же перебраться в Москву, отряхнув с ног своих прах родного города, Борис Полевой остался работать в Твери. Он прекрасно понимал, как это важно продолжать работу в газете, жить среди героев своих будущих произведений, жадно накапливать впечатления, запоминать и записывать, записывать и запоминать бесчисленные факты повседневной жизни, — ведь все это потом пригодится, если когда и станешь настоящим писателем.
Война нарушила планы молодого литератора. Она сделала его военным корреспондентом. И вот тут-то и засверкала во всю свою силу его творческая звезда. Присущая ему репортерская страсть на войне проявилась как самое драгоценное свойство.
Военный журналист должен был, обязан был быть подлинно неистовым репортером — уметь в любой, самой трудной обстановке собрать необходимые сведения и умело облечь эти сведения в яркую литературную форму. Затем — это главное! — как можно быстрее написать свой очерк, либо статью, либо заметку для своей газеты и — это еще главнее! — любой ценой вовремя передать сочиненное тобою в редакцию газеты.
Всякий раз, когда я слышу шуточную песенку о военном корреспонденте, сочиненную Константином Симоновым, — «Жив ты или помер, главное, чтоб в номер материал сумел ты передать», — перед моими глазами предстает молодой, энергичный, неутомимый Борис Полевой. Соревноваться с ним было необычайно трудно — он всегда и везде оказывался первым.
И еще: как бы ни было трудно, как бы его ни валила страшная усталость, он каждый вечер еще раз брался за карандаш, чтобы занести в свой блокнот очередную запись о том, что было пережито в этот день или в эту ночь. Вот почему его романы и повести, написанные уже после войны, столь достоверны и столь захватывающе интересны. Вспомните хотя бы его роман «Золото» или повесть «Доктор Вера».
«Повесть о настоящем человеке» давно уже вошла в классику советской литературы. А родилась она, как известно, в итоге фронтовой встречи с летчиком Маресьевым, долгий разговор с которым Борис Полевой подробнейшим образом изложил в своей фронтовой тетради. Но все ли знают, что сама эта повесть была написана автором в рекордно короткий срок, по ночам, в Нюрнберге, куда Бориса Полевого редакция «Правды» послала освещать вошедший в историю суд над главными немецкими военными преступниками.
Этот «неистовый репортер» ухитрялся в те дни составлять подробнейшие отчеты о ходе этого процесса и записывать по вечерам в дневнике свои впечатления от него, которые много лет спустя легли в основу интереснейшей книги. И вдобавок ко всему этому, сверх всего этого, в то же самое время он сумел создать лучшее свое произведение, которое обрело всемирную славу!
Борис Полевой, как никто другой среди нас, военных корреспондентов, обладал поразительным свойством «вставлять фитили», как выражались мы тогда, всем нам, — то есть опережать нас в передаче, своих материалов с фронта. Встречая его то на одном фронте, то на другом, мы, конечно, радовались возможности потолковать с ним, — он был чрезвычайно интересным собеседником, пошутить — он был весельчаком, наконец, поучиться у него — он охотно делился с коллегами своим опытом и давал нам добрые советы. Но в то же время у каждого из нас в душе неизменно возникала горьковатая грустинка: опять он нас опередит — наверняка!
Вспоминается такой случай. 22 августа 1943 года мы с фронтовыми журналистами Леонидом Коробовым и Львом Ющенко возвратились с переднего края в деревушку, расположенную неподалеку от Харькова, — в ней располагался штаб фронта. Харьков уже горел, — мы видели на горизонте высокие клубы черного дыма. Это уходившие оттуда гитлеровцы разожгли пожары. Было ясно: освобождение второго по величине и значению украинского города — дело уже не дней, а часов.
У всех в штабе было приподнятое настроение. Еще один удар — последний! — и Харьков будет освобожден… И вдруг мы встретились с Борисом Полевым. Как всегда, он был приветлив и радушен, шутил, что теперь, когда три мушкетера из «Комсомольской правды» прибыли на этот участок фронта, ему будет трудно победить в соревновании — кто быстрее и лучше всех напишет о завтрашней победе. Мы отшучивались, но, по правде говоря, на душе у нас уже скребли кошки.
Дело в том, что на фронте существовал строгий, раз навсегда установленный порядок передачи корреспонденций в редакции: в первую очередь шли материалы для «Правды», вслед за ними передавались корреспонденции для «Красной звезды», а затем уже статьи для «Известий» и «Комсомольской правды». Вырваться вперед можно было бы лишь в том случае, если бы мы доставили свои материалы раньше всех и провод телеграфа был бы свободен.
Стало быть, надо было действовать как можно быстрее. Мы тут же снялись с места и вернулись на передний край. Ночь провели в какой-то чудом сохранившейся избушке пригородного совхоза, и когда на рассвете поднялась стрельба и солдаты пошли в атаку, мы двинулись вслед за ними. Действовали в чертовски напряженном ритме. Когда-то я работал в Харькове и теперь неплохо ориентировался в нем. Как нам казалось, мы первыми из всех военных корреспондентов были свидетелями торжественных встреч освобожденных горожан с нашими солдатами и офицерами, первыми побывали в разрушенных гитлеровцами цехах Харьковского тракторного завода, на стройке которого мне в 1930 году довелось работать в выездной редакции газеты «Комсомолец Украины», первыми встретились с действовавшими в городе партизанами, вышедшими теперь из подполья.
Набрав уйму интереснейших материалов, мы во весь дух помчались в штаб фронта, уверенные в том, что теперь-то уж, во всяком случае, мы появимся на военном телеграфе первыми. Увы, — нас ждало разочарование. Девушка-телеграфистка, улыбаясь, сказала нам: «А очерк Бориса Полевого уже в Москве!» Да, он и на этот раз сумел быть первым. Нам не оставалось ничего другого, как сесть у телеграфного аппарата Бодо и с ходу, экспромтом диктовать свою корреспонденцию, опередив хотя бы корреспондентов «Красной звезды», которые еще не успели вернуться из Харькова.
Я до сих пор храню контрольную телеграфную ленту, подаренную нам в утешение телеграфистками. Это память о том, как мы пытались опередить Бориса Полевого и как из этого ничего не вышло. Разумеется, признав свое поражение, мы сохранили с ним самые добрые отношения, которые в дальнейшем переросли в прочную дружбу на долгие десятилетия.
Будучи «неистовым репортером» по своему характеру, Борис Полевой сохранил до конца дней своих теснейшую связь с редакцией «Правды» и не только охотно выполнял ее поручения, но и сам придумывал для себя труднейшие поездки по стране, итогом которых неизменно являлись интереснейшие репортажи. Чего стоила хотя бы его поездка в Братск, которую он предпринял, узнав, что туда направляется бывший посол США в Москве, известный американский деятель Гарриман.
