— Эрик, гони на оружейный склад, но сначала к Ирфану!
Это имя ничего не говорило Ибрагиму, а помрачневшие лица Кавказа и Эрика не располагали к расспросам. Он забрался на заднее сиденье и, забившись в угол, молча наблюдал за дорогой. Они выехали из центра, и война вновь напомнила о себе. По сторонам мелькали изрешеченные пулями и осколками снарядов стены заброшенных домов. Подобно гнилым зубам торчали из густых зарослей инжира и орешника обугленные остовы торговых палаток, ближе к окраине все чаще попадались искореженные и смятые, словно консервные банки, бэтээры, легковушки и бочки из-под кваса. Порой трудно было определить, где начинались одни и заканчивались другие улицы, но Эрик как-то ухитрялся находить проходы в этом лабиринте смерти.
Очередной завал преградил дорогу, и дальше пришлось идти пешком. Метров через шестьдесят они выбрались на небольшой пятачок. Кавказ остановился перед воронкой, пригнул колено, сдернул с головы кепку и поник в поклоне. Ибрагим понял все без слов и опустился рядом.
— Здесь мы потеряли Ирфана. Накрыло снарядом, — дрогнувшим голосом произнес Кавказ и, справившись с минутной слабостью, с ожесточением произнес: — Мы отомстим этим сволочам! Будем бить, пока их поганого духа не останется! — И его кулак погрозил невидимым врагам.
— Я все… — задохнулся Ибрагим от переполнявших его чувств.
— Мы никому не отдадим нашу Абхазию! Она будет свободной! — принял у него эту необычную присягу Кавказ, поднялся с колена и направился к машине.
Всю дорогу до оружейного склада Ибрагиму не давали покоя мысли о судьбе Ирфана. Война безжалостно оборвала жизнь махаджира, и, как бы горько это ни было осознавать сегодня, завтра она возьмет еще не одну и, возможно, его жизнь. Проницательный Кавказ догадывался, что творилось в душе друга, не тревожил вопросами и хранил молчание.
Тем временем Эрик, продравшись через очередной завал, остановился перед наспех сооруженным из проволочных ежей заграждением и нажал на сигнал. Из покосившейся деревянной будки, будто черт из табакерки, выскочил часовой, угрожающе повел стволом автомата, но, увидев в руке Кавказа «пропуск-вездеход», раздвинул ежи и запустил машину во двор.
На входе в склад их встретил его хозяин, по-приятельски поздоровался с Кавказом и без лишних слов повел в подвал. В тусклом свете керосиновых ламп сиротливо лежало на стеллажах не больше трех десятков автоматов. В деревянных и картонных коробках горками «маслят» были насыпаны патроны, отдельно россыпью валялись гранаты.
Кавказ поскучневшим взглядом пробежался по ним и с разочарованием произнес:
— Да, Зурик, сегодня у тебя негусто.
— Все, что осталось! — развел руками тот.
— И в заначке нет?
— Клянусь, Кавказ. До вас были ребята из Адыгеи и выгребли все подчистую.
— Ладно, посмотрим, что есть, — оставил он Зурика в покое и принялся осматривать оружие.
Свой выбор остановил на стареньком, с деревянным прикладом автомате Калашникова. Повертел в руках, щелкнул затвором, потом заглянул в ствол и предложил:
— Бери, Ибо, и не смотри, что не новый, зато надежный. В нужную минуту не подведет.
— Хорошая машина! Я сам пристреливал. Кладет все в десятку, — подтвердил Зурик.
— Но магазин мне не нравится, — поморщился Кавказ и отложил в сторону.
— Магазин как магазин.
— Тебе что, жалко? Дай другой!
Зурик пожал плечами, заглянул под стеллаж и вытащил коробку с магазинами. Кавказ склонился над ней, а Ибрагим уже ничего, кроме автомата, не видел. Впервые в своей жизни он держал в руках знаменитый «калаш». Холод металла будоражил и волновал кровь, палец лег на спусковой крючок, но бдительный Эрик предостерег:
— Стой, Ибо! А если патрон в патроннике?
Он поспешно отдернул руку. Кавказ снисходительно улыбнулся и спросил:
— Ну что, берем?
— Да!
— А на кого записать? — снова оживился Зурик и потянулся к журналу регистрации.
— Ох и бумажная ты душа, Зурик! Пиши на меня! — распорядился Кавказ и затем поинтересовался: — А пистолеты подходящие есть?
— Для тебя — нет. Четыре «макарова» и один ТТ — все, что осталось, и те в хреновом состоянии…
— Нам хлам не нужен! — отказался Кавказ, решительно расстегнул кобуру, достал пистолет и предложил: — Забирай, он твой, Ибо! Итальянская «беретта» — безотказная машина.
— Я… Я не могу! А ты? — замялся тот.
— Бери-бери! На мой век их хватит.
— Ему еще «ручник» — и настоящий Рэмбо, — хмыкнул Зурик.
— Без америкосов обойдемся. В Голливуде пусть сами воюют! — отрезал Кавказ и потребовал: — А теперь сыпь патроны и не жмись!
— Для тебя, Кавказ, ничего не жалко! Бери, сколько унесешь! — расщедрился Зурик.
Эрик не стал дважды ждать приглашения и принялся горстями пересыпать патроны из ящика в рюкзак.
— Хватит, оставь другим! — остановил его Кавказ и, перекинувшись на прощание парой шуток с Зуриком, двинулся на выход.
Ибрагим, не чуя под собой ног от радости, шел за ним и потом в машине не выпускал из рук свое первое боевое оружие. Его пальцы касались ствола, затвора. Холод металла будоражил кровь, которая ярким румянцем проступала на щеках.
— Что, Ибо, не терпится проверить? — понял Кавказ его состояние.
— Если можно, — живо откликнулся он.
— А ты как считаешь, Эрик?
— Надо, чего мучить парня! — поддержал тот.
— Тогда ищи место.
Эрик завертел головой по сторонам и, недолго думая, свернул в первый попавшийся проулок и проехал на пляж.
— Хорош, тормози! — остановил его Кавказ.
Они вышли из машины. Кавказ пробежался взглядом по берегу, остановился на рекламном щите метрах в тридцати, взял автомат у Ибрагима, отсоединил магазин и распорядился:
— Эрик, тащи патроны!
Тот не стал размениваться на мелочи и принес рюкзак.
— Тебе дай волю — целый склад припрешь, — пошутил Кавказ и, зачерпнув горсть патронов, принялся снаряжать магазин.
Ибрагим с завистью следил за тем, как сноровисто работали его руки, и сгорал от нетерпения повторить все сам. Наконец магазин с сухим лязгом проглотил последний патрон. Кавказ одним неуловимым движением примкнул его к автомату, передернул затвор и коротко обронил:
— Запомни первое правило, Ибо: на операции в патроннике всегда должен быть патрон.
— А какое второе? — торопил со следующим Ибрагим.
— Второе?.. Сейчас увидишь!
Руки Кавказа взлетели вверх, и автоматная очередь взорвала сонную тишину пляжа. Щит брызнул фанерными щепками и на нем серой сыпью проступила латинская «V».
— Здорово! — восхитился Ибрагим и поспешил с ответом: — Теперь знаю второе правило: надо стрелять лучше, чем враг!
— И главное — первым! — поправил Эрик.
— «Первым» годится на фронте — там ты сам за себя, но не в охране. Здесь все иначе: надо хоть на секунду, но опередить врага, — не согласился Кавказ.
— Так и я о том же. С покойником оно как-то спокойнее разговаривать, — отшутился Эрик.
— Не совсем так.
— А как еще?
— Вычислить киллера раньше, чем он подумает стрельнуть, — опередил Кавказа с ответом Ибрагим.
— Молодец! — похвалил он и продолжил: — Но прежде чем палить, надо успеть прикрыть того, кого охраняешь. А это даже самому смелому сделать непросто. Все мы из крови и плоти, а когда смерть смотрит в лицо, то тут работают рефлексы. Сумеешь их победить — и тогда твое место в охране.
— Кто с этим спорит. Но дохляки с железной волей в охране тоже не нужны, — гнул свое Эрик.
— Если думаешь, что размер бицепса на скорость пули влияет, то ошибаешься, — усмехнулся Кавказ и затем сказал как отрезал: — Запомни, Ибо, для телохранителя главное — мозги и воля!
— Уже запомнил! — заверил он и, помявшись, спросил: — Кавказ, а мне можно пострелять?
— Попробуй, — великодушно разрешил он и распорядился: — Эрик, отсыпь десяток и снаряди магазин.
— Я сам, — вызвался Ибрагим.
— Валяй! — махнул рукой Кавказ.
Эрик достал из рюкзака горсть патронов, и Ибрагим, обдирая пальцы об острые края магазина, вложил в него патроны, примкнул к автомату и вскинул к плечу. От волнения рекламный щит поплыл перед глазами, но холод металла вернул спокойствие и уверенность. В прицеле появилась буква «V», стараясь не сорвать курок, он плавно выбрал свободный ход и нажал на спуск. Автомат содрогнулся и норовил вырваться из рук. Плотнее прижав его к плечу, Ибрагим не терял цели и плавно давил на спусковой крючок. Затвор лязгнул, под ноги шлепнулась последняя гильза, и на рекламном щите вокруг буквы «V» образовался неровный круг.
Эрик присвистнул, а Кавказ с удивлением произнес:
— Ну ты даешь! А чего прибеднялся?
— Случайно, — скромничал Ибрагим и, не скрывая радости, попросил: — Можно еще?
— На сегодня хватит, а то у Эрика глаза на лбу так и останутся, — пошутил Кавказ.
