Летом 1975 года моей жене пообещали предоставить путевку в санаторий в Бад — Эльстере в саксонском Фогтланде. Наш брак к этому времени, как мне казалось, был в полном порядке, хотя я сравнительно редко бывал дома, что, конечно, сердило мою жену, и время от времени приводило к конфликтам. Но такая ситуация была в большинстве семей в нашем многоэтажном «чекистском» доме, у других жен тоже была схожая судьба. По вечерам я редко приходил домой раньше семи часов вечера, и выходные тоже часто становились жертвами служебной необходимости. Сразу после ее отъезда я стал владельцем новенькой «Шкоды», на которую сменил мой старенький «Трабант». («Трабант» я продал за половину цены одному нетерпеливому человеку, не желавшему ждать десять лет в очереди на получение автомобиля.) В качестве служебной машины у меня был «Вартбург», которым я тоже время от времени пользовался в личных целях, но своя машина — это ведь своя машина, а в ГДР она особо ценилась. Чтобы сделать своей жене сюрприз, я отвез нашу дочку к родственникам и отправился в Бад — Эльстер. И там я не на шутку удивился, увидев мою половину, прогуливавшуюся рука об руку с каким‑то мужчиной. Сначала меня это шокировало, но, с другой стороны, как я подумал, в этом не было ничего по — настоящему катастрофического. Я решил не показываться ей на глаза и поехать дальше, умолчав пока об увиденном. Разведчиков учат собирать информацию и ждать момента, когда ее можно будет использовать с наибольшей эффективностью. Кроме того, я всегда считал, что лояльность — это не улица с односторонним движением, и у меня тоже уже были интрижки на стороне. Но этот случай спонтанно породил в моей голове новую идею: а если попробовать завязать контакт с Западом через женщину?
За прошедшие месяцы я проигрывал в уме разные сценарии, но все безуспешно. Среди них были и письмо через Венгрию на домашний адрес президента БНД с применением самодельных симпатических чернил, и использование дядюшки моей жены, венгра, не любившего коммунизм и иногда выезжавшего на Запад, и попытка завязать беседу с кем‑то из американских солдат, которые по условиям статуса города Берлина могли свободно перемещаться между его секторами. Но у всех этих идей был один недостаток. Если мое письмо и попадет по правильному адресу, как я смогу получить ответ, если с самого начала не сообщу им свои личные данные?
Во время одной из моих поездок на поезде в южные районные центры ГДР я оказался в одном двухместном купе с католическим священником. Мне взбрело в голову попросить его о возможном посредничестве. Я задел в разговоре с ним несколько политических тем, но священник не стал поддерживать разговор. Я решился на стремительную атаку и сходу придумал волнующую семейную историю о том, какую трагическую роль сыграла в ней Берлинская Стена, после чего перешел к вопросу, не сможет ли церковь помочь мне с установлением контакта. Мужчина долго и пристально смотрел на меня и ответил, что ему очень жаль, но церковь не может вмешиваться в политику и вызывать тем самым раздражение властей. Когда я позднее — конечно, с другим антуражем, рассказал об этой беседе в Отделе ХХ окружного управления МГБ в Дрездене, там не на шутку удивились позиции священника. У них там наверняка был другой опыт общения с церковью и некоторые очень хорошие контакты с католическими священниками. После моих дополнительных расспросов я узнал, что далеко не все становились помощниками МГБ совершенно добровольно. Рука священника под рубашкой причетника, или рука причетника под сутаной клирика наверняка в том или ином случае являлись «элементом убеждения».
После того, как все эти попытки ни к чему не привели, я начал искать контакт с подходящей женщиной, которая так же не испытывала бы симпатий к государству Хонеккера, как и я, и располагала бы при этом родственными связями на Западе. Для нас в МГБ любые родственные контакты в западном направлении были строжайше запрещены.
Как почти повсюду в мире, у славных мужей в ГДР тоже были любовницы (обычно на работе), а у их верных жен — друзья для определенных часов. Нехватка других приключений и возможностей развеяться, состояние «запертости» в маленьком восточном мире сделали супружеские измены чем‑то вроде национального спорта. Свобода в сфере смены партнеров не только требовалась, но и часто предоставлялась. По крайней мере, в этой области люди хотели и могли быть свободными. Только сотрудникам МГБ нельзя было заниматься этим любимым национальным спортом всей ГДР. Они должны были оставаться образцами высокой морали. Если о подобных делишках сотрудников низшего звена становилось известно начальству, это, как правило, грозило им партийным взысканием и переводом на малоинтересную работу, вроде наружного наблюдения или почтового контроля. На верхних этажах такие факты старались скрывать, или же приходилось — если скрывать больше не получалось — вносить полную ясность во взаимоотношения. Маркус Вольф, например, официально развелся со своей первой женой Эмми Штенцель и вскоре представил свою супругу номер два, которую даже брал с собой в служебные командировки (об этом позже). В восьмидесятых годах за ней последовала и жена номер три, что, скорее всего, послужило одной из причин его ухода с поста заместителя Мильке в 1986 году.
Во время моих регулярных командировок в окружные центры ГДР, где у меня за это время уже была создана агентурная сеть из примерно сорока верных государству и партии товарищей, информировавших меня о состоянии и требованиях предприятий и использовавшихся в роли курьеров, я почти всегда останавливался в гостиницах сети «Интеротель». Товарищи из местных управлений бронировали для меня в них номера. В ходе этих поездок я также узнал, что номера с постоянно установленными микрофонами и скрытыми камерами располагаются всегда на одном определенном этаже. В Хемнице, тогда еще Карл — Маркс — Штадте, Дрездене, Галле, Ростоке, Лейпциге, Зуле и Магдебурге я знал, на каком именно этаже есть такие подготовленные номера. Для моих встреч с агентами с Запада я всегда просил забронировать такие «нафаршированные» номера, чтобы не записывать ход нашего разговора, и не пытаться натужно запоминать всё сказанное, а придать нашей встрече вид непринужденной беседы. Так я за несколько месяцев изучил состояние дел на месте и в случае частных встреч старался найти себе номер на каком‑то другом этаже.
В каждом «Интеротеле» был ночной бар с танцевальным залом, задуманный не только для командировочных из высшей касты, но и для исполнения особой функции. Привлекательные дочери страны, готовые предоставить свои тело и душу ради дела социализма, искали там встреч с интересными западными иностранцами, чтобы, если возможно, втянуть их в конспиративные сети. Для этого им предоставлялись специально оснащенные «жучками» и скрытыми камерами помещения. Шантаж в качестве основы вербовки рассматривается всеми секретными службами мира как несколько грязный, но общепринятый и полезный инструмент. МГБ в этом плане не представляло исключения и систематически использовало в своих целях мужские слабости. Для этого у них были в достаточном количестве и свои «Ромео», и свои «Джульетты».
Маркус Вольф в своих мемуарах упоминал, что он сам «курировал» трех дам такого рода в качестве НС.
Потому мне приходилось быть осторожным, подыскивая во время командировок женщину, которую я мог бы посвятить в свои планы. «Ласточек» («swallows» — знающие английский язык легко распознают этимологию этого ласкательного прозвища) мне не стоило опасаться. Их интересовали господа с Изара и Рейна, а не с Заале и Шпрее. С другими жаждущими удовольствий дамами всё обстояло сложнее. Здесь я имел дело то с женой крановщика, скучавшей во время ночной смены ее супруга, то с одинокими солдатскими женами или студентками, у которых хоть и были постоянные партнеры, но они хотели подзаработать денег к своей маленькой стипендии. Кроме того, красивая одежда была только в государственных магазинах «Эксквизит», а там все было безумно дорогим.
В ходе моих поисков я выловил кое — какую рыбку, но истинного улова, удовлетворявшего моим целям, так и не получилось. Лишь один раз я столкнулся со студенткой — германисткой, у которой был брат на Западе. Он, судя по ее описанию, мог бы подойти для установления желаемого мною контакта с БНД. Она была умной, критически настроенной к ГДР и с тягой к приключениям. У меня родился план завербовать ее как НС и через какое‑то время после перепроверки отправить ее в качестве так называемого «выездного кадра» на Запад. Там она могла бы помогать мне в роли моего тайного партнера. Но этот план не удался по чисто личной причине: хоть я и сказал ей, что женат, но скрыл от нее существование дочери. Когда я, наконец, ей открылся, она отдалилась от меня: она не хотела бы лишать ребенка отца. Кроме того, она не знала, что еще я от нее скрывал и каковы мои настоящие намерения. Последовало прощание. Как я уже сказал, она была действительно умной.
