Их связь продолжалась все лето, а потом с перерывами еще несколько лет. Берн иногда приезжал на выходные к Бёрджессу в Кембридж, и они вместе подглядывали, как А.Э. Хаусман читает, сидя в кресле в саду колледжа. Бёрджесс познакомил любовника с Ф.А. Симпсоном и по секрету сообщил ему, что тот влюблен в Руперта Брука[115]. Молодые люди проводили время в Гранчестере, купались в реке Кам, ходили в гости к Э.М. Форстеру, где Берн допустил бестактность, спросив, согласен ли он, что Сомерсет Моэм – величайший английский романист. Бёрджесс познакомил Берна со своей матерью Эвелин, и как-то вечером они совершили романтическую прогулку в Оксфорд на спортивном автомобиле Бёрджесса, чтобы посмотреть в драматическом обществе Оксфордского университета (OUDS) поставленный Максом Рейнхардтом спектакль «Сон в летнюю ночь», в живописных декорациях оленьего парка колледжа Магдалины[116].
В то лето Бёрджесс провел каникулы с Энтони Блантом, Виктором Ротшильдом, Анной Барнс и Дэди Райлендсом. Ротшильд отвез их на своем «бугатти» в Монте-Карло, где они провели время с Сомерсетом Моэмом на его вилле Мореск[117].
С юга Франции Блант отправился в Британскую школу в Риме, где его школьный товарищ Эллис Уотерхаус стал библиотекарем и работал над диссертацией «История и теории живописи в Италии и Франции в 1400–1700 гг.». Тем же летом к ним присоединился Бёрджесс.
Рисунок, сюжет которого, вероятно, подсказал короткий рассказ Сомерсета Моэма «Дождь»
Во время этих каникул Бёрджесс сумел политизировать Бланта. Трое молодых людей ходили в музеи и бары, совершали длительные прогулки по городу, и Уотерхаус заметил, что Бёрджесс приобрел доминирующее влияние на Бланта. Он использовал доводы относительно важности государства для поддержки искусства, чтобы сформировать у Бланта марксистское мировоззрение. Юные марксисты были готовы расширять свой кругозор и укреплять влияние[118].
Глава 5. Выпускник Кембриджа
Несмотря на aegrotat (справку о болезни), осенью 1933 года Бёрджесс вернулся в Тринити-колледж как аспирант. Он готовил диссертацию по интеллектуальным предпосылкам пуританской революции и немного репетиторствовал, что у него неплохо получалось. Один из его учеников, лорд Талбот де Малахайд, Мило Талбот, позже не скрывал, что только благодаря помощи Бёрджесса сумел подняться от 2:2 по экономике до высших баллов по истории и затем сдать экзамен в министерстве иностранных дел[119]
События в мире вызвали ускоренную политизацию университета, но преобразовало студенческое коммунистическое движение прибытие в Тринити двоих новых молодых людей – оратора Джона Корнфорда и организатора Джеймса Клагмена. Это совпало со сменой тактики коммунистической партии. Теперь ее члены вербовались в основном из числа интеллигенции и студентов, а не рабочих.
Корнфорд, отец которого был профессором Тринити-колледжа, а мать – поэтессой, внучкой Чарльза Дарвина, годом раньше получил стипендию по истории в Тринити. Тогда ему было шестнадцать лет. Он приехал в Кембридж после нескольких семестров в Лондонской школе экономики, будучи уже убежденным марксистом и опытным агитатором. Он открыто жил с девушкой из рабочих, которую звали Рей Питерс. Высокий, красивый, с пышной гривой черных волос и темными проницательными глазами, всегда одетый в покрытые пятнами штаны, черную рубашку, грязный свитер и потрепанный плащ, он стал «рекламным красавчиком» кембриджских левых. Он привнес новое чувство цели в университетское марксистское движение и постепенно осуществил коммунистический захват, устранив более умеренных лейбористских сторонников. Его клич, что действовать должны если не политики, то студенты, чтобы предотвратить войну, остановить фашизм и ликвидировать безработицу, был столь же мощным, как наивным.
Другой гальванизирующей силой кембриджской политики левого крыла был Джеймс Клагмен, который учился в Грешеме вместе с Дональдом Маклином. Он был на несколько лет старше Корнфорда – этакий круглолицый очкарик, совершенно не похожий на гламурного и конфликтного Корнфорда. Он уже получил степени по французскому и немецкому языкам в Тринити и остался в магистратуре. Он был, по воспоминаниям Бланта, «чистым интеллектуалом партии… человеком, который разрабатывал теоретические проблемы и убедительно разъяснял их. Он успешно и очень энергично занимался организационными партийными вопросами, и в первую очередь он решал, какие организации в Кембридже стоят внимания коммунистов, а какие – нет»[120]. Особой целью Клагмена были птицы высокого полета. Он гордился тем, что «сумел завербовать всех, за исключением трех, из набора стипендиатов одного года»[121].
Если политика Корнфорда была тяжелой и строгой, Клагмен изображал коммунизм привлекательным и очень простым, комбинацией лучшего из христианства и либерализма. Это было созвучно новой политике Советского Союза, призвавшего к созданию народного фронта против нацистской Германии, объединяющего всех, кого тревожил фашизм и депрессия. Таким образом, коммунисты весьма разумно взяли на себя ответственность за различные кампании, которые могли объединить левых. В первую очередь речь шла о противодействии войне и фашизму. Они активно вербовали новых членов, проводя ночные дискуссии, акцентируя внимание на тех студентах, которые могли впоследствии сделать хорошие карьеры и стать влиятельными людьми, привлекая иностранных студентов, способных проникнуться радикальными идеями и увезти их в свои страны.
Филби и Маклин уже были коммунистами. Теперь Бёрджесс, открыто называвший себя социалистом еще в школе, завершил свое политическое путешествие, став членом коммунистической ячейки и CUSS. Оно было долгим и медленным – от школьного социализма через изучение истории, апостолов, историческое общество Тринити-колледжа и бесконечные политические дебаты с Корнфордом, Клагменом и Гестом[122].
Позже Блант утверждал, что обращение Бёрджесса имело место во время зимнего семестра 1933 года, и считал, что решающее влияние на него оказали Клагмен и Корнфорд[123].
К 1934 году CUSS, в основном сосредоточенное в Тринити, насчитывало более двух сотен членов, четверть их которых входила в ячейки CPGB. Это была одна из самых активных студенческих групп университета. Категории членства были самыми разными, начиная от тех, кто хранил его в тайне из карьерных соображений, до тех, кто принципиально не желал ничего скрывать[124].
Ячейка Тринити собиралась еженедельно в комнатах студентов или за послеполуденным чаем в городских кафе, чтобы обсудить политическую ситуацию, организовать демонстрации, собрать деньги, наметить проникновение в другие общества, установить связь и взаимодействие с другими симпатизирующими кембриджскими группами, такими как меджлис, дискуссионная площадка для колониальных студентов. Членам ячейки раздавали книги для прочтения, велись списки сторонников и сочувствующих. На самом деле практически каждый социалист знал, с кем в тот или иной момент следует работать и стараться обратить в свою веру.
Другой член ячейки Тринити-колледжа, Фрэнсис Хоувелл-Терлоу-Камминг-Брюс, впоследствии видный дипломат лорд Терлоу, запомнил озорство, пожалуй, даже буйство Бёрджесса:
«Ему нравилось нарушать порядок. Он был очень безответственный. …Он обладал неуемной энергией, психической энергией, всеми видами энергии. Он был очень забавный. Он мог увлеченно и интересно говорить на любую тему. Я всегда считал его кем-то вроде придворного шута. Он не был приятным человеком, поскольку не имел корней. И, определенно, не имел никаких моральных принципов. …Никто, находясь в здравом уме и твердой памяти, никогда не поручил бы ему разумную работу. Он был слишком неосторожным. …Он ощущал необходимость быть преданным чему-то»[125].
Юный мятежник без идеи теперь нашел ее.
Бёрджесс участвовал в кампаниях коммунистов по поддержке бастующих водителей городских автобусов и работников очистных сооружений, а также квартиросъемщиков, выступающих против высоких арендных плат. Он помог организовать забастовку официантов Тринити против системы временной работы, в соответствии с которой многих из них увольняли во время каникул. Правда, Найджел Бёрджесс вспоминал, что «никто не был более требовательным и придирчивым к слугам в доме матери, чем он»[126].
В ноябре 1933 года в «Гранте» появилась статья, где было отмечено, что «спортивная площадка, кружка пива и грубый хохот все еще играют большую роль в жизни среднего студента. Но вместе с этим появилась реальная озабоченность и понимание современных проблем и событий»[127].
В том же месяце антивоенный совет организовал митинг в городской ратуше, на котором выступил немецкий писатель Эрнст Толлер. Также была организована антивоенная выставка в Сент-Эндрюс-Холл. Этим занимались Морис Добб и Джулиан Белл. Не обходилось и без ожесточенных споров. В пятницу, 10 ноября, имела место масштабная дискуссия между кембриджскими коммунистами и либералами на тему: «Демократия не может дальше развиваться при капитализме. Единственная надежда человечества – коммунистическая система». Коммунисты не победили[128].
