Первыми жертвами ОГПУ, позже совершенно распоясавшегося за счет «трестовцев», пали в России талантливейший британский разведчик Сидней Рейли (бывший родом из евреев Одессы), князь Павел Долгоруков и другие. В 1924 году чекистам удалось заманить в Россию хитрейшего смельчака Савинкова. Тот попытался и в Лубянской тюрьме, видимо, обмануть противника, стал славословить большевиков. За это он расплатился публичным судом, о котором есть мнение Деникина в его рукописях:
«В московском трибунале, во время инсценировки суда над ним, Савинков высказывал чрезвычайно резкие суждения обо мне и о правительстве Юга России, о том, как он нас поучал, требовал. Рассказывал также, как вместе с ним возмущался нами Черчилль… У меня было поначалу желание огласить некоторые документы в опровержение его показаний, но потом раздумал: зачем вредить человеку обреченному».
В мае 1925 года на Лубянке инсценировали и самоубийство Савинкова: выбросили его в лестничный пролет между этажами.
Следующей «крупнокалиберной» жертвой стал «монархист» В. В. Шульгин, «удостоившийся» принимать отречение императора, болтавшийся по белому югу России, влезавший как мог в тамошнюю «общественность». Теперь он активничал в эмиграции, и «Трест» пригласил его в Россию ознакомиться со своей «деятельностью».
В 1926 году через «трестовцев» Шульгин «проник» в СССР, «подпольно» посетил Киев, Москву, Ленинград. Вернулся и с восхищением «всемогущим» «Трестом» описал свое путешествие в книге «Три столицы». Но ОГПУ недооценило умственные способности некоторых белоэмигрантов, видимо, расслабившись наивным до глупости Шульгиным. Антон Иванович Деникин сразу учуял подвох, о чем мы знаем из его рукописей:
«Кутепов знакомил меня в общих чертах с ходом своей работы. По особому доверию он не остерегался называть и фамилии, но я останавливал его – в этом деле такая откровенность недопустима. И хотя я сам ограничивал свою осведомленность, тем не менее из рассказов Александра Павловича я начал выносить все более и более беспокойное чувство. И однажды я сказал ему прямо: «Нет у меня веры. На провокацию все похоже». На это Кутепов ответил: «Но ведь я ничем не рискую. Я «им» не говорю ничего, слушаю только, что говорят «они».
Впоследствии оказалось, что это не совсем так… Риск был немалый – головами активных исполнителей…
Окончательно открыли мне глаза на большевистскую провокацию два обстоятельства: книга Шульгина «Три столицы» и эпизод с генералом Монкевицем.
Кутепов, зная мои квартирные затруднения, посоветовал мне переснять квартиру Монкевица в Фонтенбло, где семья Кутепова проводила лето. Пока шла переписка, квартира оказалась уже несвободной. Приехав в Фонтенбло, я снял другой дом. Вскоре встретились с генералом Монкевицем, который жил там с дочкой. Все – платье их, домашний обиход, довольствие – свидетельствовало о большой бедности…
Через несколько дней приходят к нам крайне взволнованные дети генерала Монкевица, дочь и сын, которого я до сих пор не встречал. Они дают мне прочесть записку отца, который пишет, что кончает жизнь самоубийством, запутавшись в денежных делах. А чтобы не обременять семью расходами на похороны, кончает с собой так, что труп его не найдут.
Тогда были только огорчения и жалость. Сомнения явились потом… Дочь Монкевица просила разрешения перенести к нам его секретные дела по кутеповской организации (она знала, что я в курсе этого дела), так как новой хозяйке, к которой они только недавно переехали, денег еще не заплачено, и она может арестовать вещи. Да и полиция, узнав о самоубийстве, наверное, вмешается. Я согласился. В несколько очередей принесли 5 или 6 чемоданов и свалили в нашей столовой. Жена понесла на почту мою телеграмму Кутепову о происшествии и с просьбой немедленно приехать и «взять свои вещи». Только через два дня приехал полковник Зайцев и в два или три приема увез бумаги. Я через него вторично пригласил Кутепова к себе для беседы.
Дело в том, что, желая припрятать от возможного обыска французской полиции хотя бы наиболее важное, мы с женой целые сутки перебирали бумаги. Кроме общей текущей и не очень интересной переписки в делах находилась и вся переписка с «Трестом» – тайным якобы сообществом в России, возглавляемом Якушевым (имел три псевдонима), работавшим с Кутеповым.
Просмотрев это, я пришел в полный ужас, до того ясна была, в глаза била большевистская провокация. Письма «оттуда» были полны несдержанной лести по отношению к Кутепову: «Вы, и только Вы спасете Россию, только Ваше имя пользуется у нас популярностью, которая растет и ширится» и т. д. Про великого князя Николая Николаевича «Трест» говорил сдержанно, даже свысока; про генерала Врангеля – иронически. Описывали, как росло неимоверное число их соучастников, ширилась деятельность «Треста»; в каком-то неназванном пункте состоялся будто тайный съезд членов в несколько сот человек, на котором Кутепов был единогласно избран не то почетным членом, не то почетным председателем… Повторно просили денег и, паче всего, осведомления.
К сожалению, веря в истинный антибольшевизм «Треста», Кутепов посылал ему периодически осведомления об эмигрантских делах, организациях и их взаимоотношениях довольно подробно и откровенно. Между прочим, в переписке имелся срочный запрос «оттуда»: что означает приезд в Париж на марковский праздник генерала Деникина и связанные с этим чествования? И копия ответа Кутепова, что политического значения этот факт не имеет, что добровольцы приветствовали своего бывшего Главнокомандующего, и только. Вообще «Трест» проявлял большое любопытство, и, увы, оно очень неосторожно удовлетворялось…
Обнаружился, между прочим, один факт частного характера, свидетельствующий о безграничном доверии Кутепова к «Тресту», но весьма прискорбный для нас».
Это Антон Иванович имел в виду такую же «подпольную» историю со своим тестем. Родной отец его жены, В. И. Чиж, был в России и неприметно работал в Крыму на железной дороге. Деникины хотели перевезти одинокого пожилого человека во Францию, Антон Иванович попросил Кутепова узнать через «трестовцев», возможно ли это и во что обойдется. Конечно, он уточнил, чтобы Кутепов и не заикался о родстве старика со столь одиозным в СССР Деникиным. Так вот среди бумаг из монкевицких чемоданов Антон Иванович нашел письмо Кутепова к «Тресту», которое гласило: «Деникин просит навести справки, сколько будет стоить вывезти его тестя из Ялты»!
Старик Чиж, как уже позже Деникины узнали, умер в России, не попав в лапы ОГПУ. Встретившись же с Александром Павловичем после переправки через помощника Кутепова по конспиративной работе полковника Зайцева секретных чемоданов, Антон Иванович первым делом возмутился насчет истории с тестем:
«Когда Кутепов пришел ко мне в Фонтенбло и я горько пенял ему по этому поводу, он ответил:
– Я писал очень надежному человеку.
Поколебать его веру в свою организацию было, по-видимому, невозможно, но на основании шульгинской книги и прочитанной мной переписки с «Трестом» я сказал ему уже не предположительно, а категорически: все сплошная провокация!
Кутепов был смущен, но не сдавался. Он уверял меня, что у него есть «линии» и «окна», не связанные между собой и даже не знающие друг друга, и с той линией, по которой водили Шульгина, он уже все порвал».
В апреле 1927 года доказалась правота Деникина. Главный сотрудник Якушева в «Тресте» Оперпут, известный также Стауницем, Касаткиным и под другими псевдонимами, бежал из России в Финляндию и разоблачил «Трест» как капкан ОГПУ. Но и это было очередной операцией чекистов в их многоходовой партии.
«Раскаяние» Оперпута спланировали, чтобы дискредитировать уже «засвеченный» «Трест», показав таким образом и недоумком Кутепова, клюнувшего на приманку, чтобы угробить его авторитет, а значит, и веру террористов РОВСа в своего командира. Печально, что неискушенный, фронтовой генерал Кутепов поддался и каявшемуся Оперпуту, дал ему в пару своего офицера. Они отправились в Москву на теракт, где кутеповец погиб, а Оперпут исчез, хотя о смерти обоих трезвонила советская печать.
Кутепов разозлился, он, как и утверждал Деникину, действительно имел «окна» и «линии» в СССР, не связанные с «Трестом». Начальник боевого отдела РОВСа бросил своих офицеров в контратаку. Первый взрыв прогремел в Центральном клубе коммунистов в Ленинграде. Белые террористы быстро переместились в Москву. И здесь засадили бомбой по Лубянке, в кабинеты самого ОГПУ!
В апреле 1928 года внезапно тяжело заболел и умер переехавший в Брюссель генерал П. Н. Врангель. Ему был всего 41 год, кончина крайне загадочна и весьма похожа на руку ОГПУ, которое в 1926 году выстрелом своего человека, правда, на парижской улице, уже расправилось с другим крупным антисоветским лидером С. В. Петлюрой. Генерал Кутепов заменил Врангеля на посту председателя РОВСа. В январе 1929 года умер во Франции великий князь Николай Николаевич Романов.
