Как и было договорено с Черномырдиным, я встретился с руководством оборонной промышленности России и получил от них разъяснения по тем случаям, которые были мне поручены премьер-министром Нетаньяху. Полученные разъяснения были для меня довольно неприятной неожиданностью. В одном случае речь шла о поставках редкого сплава, используемого в производстве ракетных двигателей. В полученной мной от Нетаньяху информации говорилось, что металлический сплав поставляется одной российской фирмой. Полученный ответ был: «Не может быть, чтобы разведслужбы Израиля работали так небрежно. Два студента, один русский, а другой азербайджанец, хотели кинуть одну иранскую фирму. Они сообщили ей, что у них есть выход на российское оборонное предприятие и они могут достать требуемый сплав. Как возможно, что ваши разведслужбы даже не проверили данные о российской компании?» Даже если бы я хотел, я не мог ответить на этот вопрос. Все равно они бы не поверили моему утверждению, что ни Моссад, ни военная разведка не работают оперативно в России. Окончательный ответ был: нет никакой российской компании и нет поставок этого важного сплава Ирану. И на такой шаткой и непроверенной информации, совершенно непрофессионально, основывают аргументы, ведущие к серьезным внешнеполитическим последствиям!
Второй пример был намного серьезнее. Речь шла о якобы помощи одного из крупнейших оборонных предприятий России в производстве двигателей для баллистических ракет. Это был действительно серьезный и сложный случай, который требовал немедленного решения. Мои собеседники объяснили, что речь идет об использовании двойных технологий, применяемых как в военной, так и в гражданской промышленности. По их объяснениям, в этом случае был промах российских спецслужб, которые с опозданием обнаружили утечку. По их словам, этот случай побудил их остановить утечку продукции двойной технологии, и в России срочно принимаются для этого соответствующие законы. В России не были достаточно внимательны к этой проблеме, да и в мире не очень обращали на нее внимание до последнего времени. Очевидно, что в этом случае не шла речь о преднамеренном сотрудничестве России с Ираном в производстве баллистических ракет. Соответствующие законы были действительно приняты в кратчайший срок.
В третьем примере шла речь об иранских студентах, обучающихся на факультетах ядерной физики в российских вузах. Мои собеседники признали этот факт и пообещали ограничить допуск иранских студентов к обучению ядерным технологиям, имеющим отношение к военному производству. Но было совершенно ясно, что специалисту в ядерной физике не будет представлять большого труда пройти переквалификацию для работы в военной сфере. Несмотря на это, был большой парадокс во всей этой проблеме: абсолютное большинство иранских ученых, занимающихся созданием ядерного оружия, получили образование в основном в США, а также в Западной Европе. И во время нашей беседы в странах Западной Европы и США было больше студентов ядерной физики, чем обучалось в России. Во времена шаха и в 80-х годах, когда в Иране было много денег, американские университеты гонялись за иранскими студентами, и несколько тысяч из них направились на учебу в США, в том числе и на факультеты ядерной физики. Они-то и составили основную базу ученых, занимающихся созданием ядерного оружия в Иране. Количество ученых-ядерщиков, обучавшихся в СССР и России, было ничтожным по сравнению с ними.
В соответствии с договоренностью с В. Черномырдиным я должен был встретиться с начальником ФСБ Николаем Ковалевым, чтобы обсудить с ним эти вопросы. За день до назначенной встречи мне позвонили из его приемной и сообщили, что Ковалев заболел и встреча откладывается на несколько дней. Если я могу остаться, они сообщат мне о новой дате встречи. Я сказал, что возвращаюсь в Израиль и чтобы сообщили мне о дате встречи и я прилечу из Израиля. Я торопился скорее вернуться в Израиль, чтобы застать премьер-министра Нетаньяху до его отлета в США, предоставив ему ответы и предложения, полученные мной в России. Было важно, чтобы эта информация была у него во время визита в Вашингтон. Самой оперативной информацией было полученное мною предложение о создании двух совместных российско-израильских групп для снятия подозрений об участии России в помощи Ирану в производстве ядерного оружия и баллистических ракет. Одна группа должна была заниматься утечкой оборудования и технологий, причем израильская сторона могла посещать любые промышленные научные объекты, подозреваемые в этом, и, если понадобится, принять совместные меры. Вторая группа, в которую должны были входить и представители ФСБ, должна была заниматься предотвращением использования российских специалистов в ядерном и ракетном военных проектах Ирана.
Из-за малого промежутка времени между посадкой самолета из Москвы и отлета самолета Нетаньяху сразу после посадки я на машине подъехал к самолету премьер-министра и бегом поднялся по трапу в самолет. Конечно, все это после предварительной договоренности с его военным секретарем. Отозвав Нетаньяху в сторону, я вкратце изложил ему результаты моей поездки. И в этом случае реакция Нетаньяху была быстрой и оперативной. Он попросил меня срочно доложить об этом начальнику Разведуправления Генштаба Боги Аялону и министру обороны Ицику Мордехаю.
Первой была встреча с генерал-майором Боги Аялоном. Встреча продолжалась около часа, и в ней принял участие Амос Гильад, начальник аналитического отдела. Встреча началась с того, что Амос Гильад, еще не выслушав от меня ни слова, обвинил меня в том, что я совершил серьезнейший проступок и нанес огромный ущерб обороноспособности Израиля. Согласно его концепции, стратегия Израиля по отношению к взаимодействию России с Ираном была прерогативой только Соединенных Штатов, и Израилю нельзя вести об этом никаких прямых переговоров с Россией. Это основывалось на предположении, что США, как более сильная страна, могут лучше способствовать решению проблемы. А если Израиль будет вести переговоры с Россией, то США могут сказать: тогда это – ваша проблема – и перестанут ею заниматься. То есть, по его словам, я действовал вопреки общей стратегии государства Израиль. Но у него был еще один аргумент против переговоров с Россией, еще более «умный»: «Русские все равно нас обманут». У меня не было никакого желания возражать ему, ведь все сказанное им – чушь и глупость.
Одна из тем, поднятая моими собеседниками в России, была «Многие страны обращаются к нам с претензиями о нашем якобы сотрудничестве с Ираном в производстве ракет и ядерного оружия. Мы это слышим от немцев, французов, американцев. А когда мы спрашиваем, откуда они это взяли, они отвечают, что это не их источники, а израильтян. И мы удивляемся, почему израильтяне не говорят с нами напрямую, а все виляют вокруг да около. Говорите с нами. Мы готовы на переговоры с вами, и прекратите науськивать на нас других, не общаясь с нами. Непродуктивно действовать за чужой спиной. Мы вполне можем говорить напрямую». Но Амос Гильад решил, что русские его обдурят. Я ответил ему, что у меня не такое плохое мнение о наших способностях. Ведь меня им не удается обмануть. Они знают, что им трудно обмануть меня и, если они попытаются, я все равно это обнаружу. А кроме того, все разведслужбы, сотрудничая между собой, время от времени обманывают друг друга в соответствии со своими интересами. Я сказал ему: «Будь достаточно умным и достаточно профессиональным, чтобы справиться с этим». После этого в течение 45 минут Гильад читал лекцию об опасности обладания Ираном ядерным оружием и баллистическими ракетами, как будто он выступал перед женщинами преклонного возраста, сторонницами Израиля, в каком-либо провинциальном городке Соединенных Штатов. Я слушал его только из вежливости. Начальник разведуправления не вмешивался. О результатах моей поездки и предложениях российской стороны начальник аналитического отдела не захотел слушать. «Это меня не интересует», – сказал он, и на этом встреча закончилась.
Когда я сообщил в приемную министра обороны, что глава правительства просил меня доложить министру о моей поездке, то получил ответ, что предварительно будет встреча с его военным секретарем, Яковом Амидрором. Во встрече принял участие также Давид Иври, советник министра по стратегическим вопросам, но он почти не говорил и не задавал вопросов. Мне предложили доложить результаты встреч. На этот раз, по сравнению со встречей с начальником Разведуправления Генштаба, по крайней мере, меня выслушали. Амидрор сказал, что он передаст содержание нашей беседы министру обороны. Я возразил, что не таково было указание премьер-министра. Реакция Амидрора была: «Министр решит». Я, конечно, удивился такому порядку вещей. И до сегодняшнего дня я считаю, что Ицик Мордехай так и не получил серьезный и обстоятельный отчет об этой встрече. А жаль.
