До берега оставались считаные метры, и тут непослушные ноги потеряли опору, но крепкие руки Кавказа не дали упасть. С трудом выбравшись на берег, Ибрагим кулем свалился на землю. От озноба зуб не попадал на зуб, а тело задеревенело.
— Это тебе не Анталья, — посочувствовал Ахра.
— Чего зубы скалишь! Лучше бы дал согреться! — цыкнул Масик, снял с пояса фляжку и предложил:
— Ибо, глотни, полегчает! Потом разотри ноги.
— Я… Я не… не пью, — стуча зубами, пролепетал тот.
— Аллах или кто там у вас главный, он все простит. Здоровье дороже, пей! — поддержал Ахра.
Ибрагим воротил голову от фляжки. От запаха спирта его тошнило.
— Пей! Нам не нужен паровоз под носом у гвардейцев! — насел Кавказ и силой затолкал в рот горлышко фляжки.
После второго глотка Ибрагим едва не задохнулся. Рот и горло обожгло нестерпимым огнем, а из глаз брызнули слезы. Кружка с водой, которую он опустошил одним махом, притушила заполыхавший внутри огонь. Прошла секунда— другая — и грудь обдало приятным теплом, голова закружилась. Ему стало тепло и легко. Он вскочил на ноги, и здесь его повело.
— Ибо, ты можешь идти?! — всполошился Кавказ.
— Э-э д… — заплелся язык у него.
— Похоже, лишку дали, — с тревогой произнес Окан.
— Закосел парень. Мусульманин, ну что с него возьмешь, — посочувствовал Ахра.
— Помолчи! — оборвал Кавказ и, подтолкнув Ибрагима в спину, подбодрил: — Держись! В дороге разойдешься.
Он спешил поскорее покинуть опасную зону. Разведчикам это не требовалось объяснять. Придерживая оружие, чтобы оно не громыхало, они старались не отстать от Ахры. Опытный охотник, он только по известным ему одному приметам находил тропу и уверенно вел группу к цели. Долгий и затяжной подъем — по обрывкам фраз Ибрагим догадался: это была гора Ахбюк — измотал разведчиков. Здесь, на высоте, еще чувствовалось дыхание прошедшей зимы. Ноги скользили по затянутым льдом лужам и плотной корке прошлогоднего снега. После перевала стало легче, но Кавказ не делал передышек, рассчитывая до рассвета выйти на место.
Они прошли еще около десяти километров и к восходу солнца добрались до высотки, нависавшей над районом села Ачадара и западной частью Сухума, более известными в народе как Лечкоп. Где-то в этих местах, по данным разведки, гвардейцы зарыли танки и установили артиллерийские батареи. Они сидели как кость в горле у ополченцев. Их огонь не только накрывал передовую на Гумисте, но и наносил немалый урон тыловым порядкам. Под дулами грузинских батарей в дневное время нечего было даже думать о переброске подкрепления и боеприпасов на линию фронта.
Кавказ дал команду залечь, а сам, маскируясь за кустарником, внимательно осмотрел из бинокля склон, с которого открывался вид на Лечкоп. Его взгляд привлекла сторожка пастухов, не заметив ничего подозрительного, он решил, что более подходящего места для отсидки группы не найти, и распорядился:
— Ребята, короткими перебежками к кошаре!
Рассыпавшись веером, разведчики подобрались к ней и стали наблюдать. Время шло, но никаких признаков жизни глазастые Масик с Ахрой так и не заметили. Тем не менее опытный и осторожный Кавказ не спешил идти под крышу кошары и послал Окана проверить ее. Тот беззвучно растаял в кисельной пелене, а когда вернулся, то на его лице играла довольная улыбка.
— Командир, шашлык не гарантирую, бараны все разбежались, но крышу над головой обещаю! — бодро доложил он.
— Я не привередливый, согласен и на кофе! — оживился вечно голодный Масик.
— Тебе как — с лимонкой или…
— Хватит болтать, Цицероны! Пошли разбивать лагерь! — поторопил Кавказ.
Разведчики смолкли и, подхватив с земли рюкзаки с взрывчаткой, поспешили за ним. На этот раз им повезло — война обошла стороной кошару. Внутри было сухо, в дальнем углу валялись охапки прошлогоднего сена, а капитальные стены надежно защищали от пронизывающего ветра. Привычные к походной жизни, они быстро обжились и после завтрака все, кроме Масика, заступившего на пост, улеглись отдыхать.
Ибрагим пристроился рядом с Кавказом и едва закрыл глаза, как тут же провалился в бездонную черную яму. Проснулся он, когда солнце перевалило зенит. К этому часу все уже были на ногах и собрались вокруг походного стола. Дразнящий запах лаваша и мяса будили зверский аппетит, и, позабыв про обычаи, голодный Ибрагим набросился на китайскую свиную тушенку.
У Ахры брови поползли вверх, а в глазах заскакали веселые чертики. Он подмигнул Масику, тот хитровато улыбнулся в усы и мрачно обронил:
— Ребята, нам с Ибо крупно не повезло.
Тот от неожиданности поперхнулся и, когда кусок проскочил горло, растерянно спросил:
— Э-э… Почему?!
— Еще и спрашивает? Весь спирт выпил.
— А сейчас последнюю нашу китайскую свинью доедает, — присоединился к нему Ахра.
— Какая еще свинья?!
— А в руках у тебя что?
Ибрагим растерянно вертел в руках банку с китайской тушенкой.
— Вон как вцепился. Нет, Ибо, точно, ты не мусульманин, а китаец, — продолжал подкалывать Ахра.
— Какой еще китаец?! Я абхаз!.. — вспыхнул он как спичка и швырнул на пол банку.
— Абхаз-абхаз! На, выпей! — поспешил успокоить Кавказ и сунул ему кружку с чаем.
Ибрагим насупился и отодвинулся в дальний угол. Масик с Ахрой, тихо посмеиваясь, занялись взрывчаткой. Кавказ, перекинув через плечо автомат, взял с собой Ибрагима, и они отправились на пост к Окану.
Среди густого кустарника его не так-то просто было обнаружить, но опытный следопыт Кавказ безошибочно вышел на место. Окан, подстелив под себя куртку, через бинокль наблюдал за тем, что происходило на позициях гвардейцев. Они прилегли рядом, и Кавказ спросил:
— Ну что, нашел?
— Нет! Зараза, как сквозь землю провалилась! — в сердцах произнес Окан.
— Плохо смотришь.
— Куда уж лучше? Все глаза проглядел! — с обидой произнес тот и махнул рукой — луч солнца попал на окуляры и отразился яркой вспышкой.
— Ты что! Засекут! — всполошился Кавказ, забрал бинокль и принялся сам высматривать батарею.
Ему повезло больше. Он задержал взгляд на развалинах в верхней части района «Лечкоп» и с облегчением произнес:
— Никуда она не делась. Сидит на месте. Правее кирпичной трехэтажки.
— Не может быть! — не мог поверить Окан, потянулся к биноклю, навел фокус и с изумлением воскликнул: — Слепой индюк! Ну и хитрые же, сволочи!
— А ты как думал.
— А можно мне? — порывался к биноклю Ибрагим и, когда получил в руки, принялся вглядываться в район, куда тыкали пальцами Окан и Кавказ.
Перед ним крупным планом проплыли развалины, брошенный дом, но ничего похожего на орудие он так и не заметил.
— Ты на пацху смотри! — подсказал Окан.
Ибрагим навел бинокль на пацху. Все оказалось до банальности просто. Крыши над ней не было, а над стеной торчало напоминающее почерневшую от времени стропилину жерло орудия.
— Вижу! Вижу! — обрадовался он.
— Надо искать другие! — подвел итог наблюдений Кавказ.
После этого первого успеха Окан и Ибрагим принялись тщательно просматривать каждый дом и каждую пацху. Их старания не пропали даром: отыскались еще три орудия и два зарытых по башню танка. Кавказ нанес их на планшет, после этого они сосредоточили внимание на подходах к позициям артиллеристов. Через час для них не составляли никакого секрета места расположения постов. Теперь им оставалось ждать, когда наступит самый надежный союзник разведчиков — ночь.
С наступлением сумерек Кавказ распорядился всем, кроме часового, лечь отдыхать. Ибрагим снова забрался в сено, но так и не смог уснуть, волнение и тревога изнутри точили его. Конец им положила команда Кавказа:
— Ребята, подъем! Пришло наше время!
Было далеко за полночь, и разведчики, где перебежками, а где ползком, начали подбираться к батарее. Каждый имел свою цель, до которой оставались считаные метры и минуты. Ибрагим не замечал боли в оцарапанных руках и старался не отстать от Кавказа. Широкая спина друга, как щит, надежно прикрывала его. Неожиданно она провалилась вниз, он тоже приник к земле, потом приподнял голову и осмотрелся по сторонам. Перед ними возникали хорошо знакомые за долгие часы дневных наблюдений очертания позиции батареи.
— Окан, Масик, снять часовых! — тихо произнес Кавказ.
Бестелесные тени разведчиков исчезли в развалинах.
Кавказ, Ибрагим и Ахра замерли и ловили каждый шорох и каждый звук, но напряженный слух ничего, кроме унылого посвиста ветра в разрушенных печных и водопроводных трубах, не улавливал. В эти последние секунды до встречи с настоящим врагом время для Ибрагима словно остановило свой бег. Сердце бешено молотило, будто кузнечный молот, а в груди леденящим холодом разлилась пустота. Наконец раздался долгожданный крик «филина».
