коды, после чего вновь потребуется долгая и сложная работа по вскрытию шифрованной переписки, но из-за легкомыслия и халатности советского персонала этого не произошло. Утечка информации продолжалась, пресса публиковала одну радиограмму за другой, а наблюдавшие все это нарком иностранных дел Г. В. Чичерин и глава торговой делегации Л. Б. Красин бомбардировали ответственных лиц в Москве требованиями сменить шифрсистемы. Перелом произошел лишь в декабре 1921 года, когда М. В. Фрунзе сообщил в Кремль информацию, полученную от пленного начальника врангелевской радиостанции Н. А. Ямченко: “Секретнейшая переписка Наркоминдела с его представительством в Европе и в Ташкенте слово в слово известна англичанам, специально организовавшим для прослушивания наших радио целую сеть станций особого назначения. К шифрам, не поддающимся вскрытию немедленно, присылались ключи из Лондона, где во главе шифровального отдела поставлен англичанами русскоподданный Феттерлейн, ведавший этим делом прежде в России. Общий вывод такой, что все наши враги, в частности Англия, были постоянно в курсе всей нашей военно-оперативной и дипломатической работы” [13]. В самом деле, как выяснилось впоследствии, советские коды и шифры “Око”, “Пулемет”, “Стрелок”, “Пролетарий”, “Искра” и “Спартаковец” были настолько нестойки, что закрытые с их помощью сообщения вскрывались противником в течение часа. Более защищенные системы, такие как “УП Третий”, “Аро Первый” и другие, еще не появились.
Возмущенный протест Фрунзе оказал свое действие, радиообмен с делегацией в Лондоне прекратился. Связь с Москвой стала поддерживаться через официальных дипломатических курьеров и нелегалов, вербовавшихся Разведупром РККА преимущественно из числа моряков торгового флота, в основном немцев. СИС многократно пыталась получить доступ к вализам дипкурьеров, однако успеха в этом, судя по всему, не достигла. С марта 1923 года радиосвязь возобновилась, теперь уже с использованием шифра повышенной стойкости, однако и он продержался недолго. В мае статс-секретарь по иностранным делам лорд Керзон в очередной раз подвел своих разведчиков и дешифровальщиков, процитировав тексты перехваченных и расшифрованных советских радиограмм в так называемом “ультиматуме Керзона”. В нем он требовал от СССР компенсации за расстрел некоего Дэвисона (участника возглавлявшейся Полом Дюксом агентурной группы) и за арест других агентов, а также обвинял советское правительство в ведении пропаганды и подрывной деятельности в Индии и Среднеазиатском регионе и в финансировании антибританского движения. Под угрозой разрыва дипломатических отношений Керзон выдвинул условие в течение десяти дней прекратить всякую финансовую помощь Афганистану и Персии и отозвать из этих стран полпредов СССР. Кроме того, советскую сторону неофициально обвинили в финансировании ирландской экстремистской организации “Шин Фейн”. В ультиматуме содержалась, в частности, ссылка на документы, полученные через агента СИС в Таллинне БП11, незадолго до этих событий предоставившего выдержки из текстов двухсот адресованных в Москву телеграмм советского представительства в Берлине. Наркоминдел попытался объявить происходящее сознательной фальсификацией английской стороны, что ему отчасти и удалось, поскольку Лондон попался в собственную ловушку. Как выяснилось и было доказано в ответной советской ноте, тексты документов представляли собой фальшивку, почерпнутую недобросовестным агентом из издававшегося в Берлине антисоветского пропагандистского альманаха “Остинформацион”. До сих пор не установлено, хотел ли БП11 просто без труда заработать на непроверенной информации, или же его действия являлись сознательной дезинформационной операцией какой-либо из спецслужб. Кстати, даже Особый отдел Скотланд-Ярда сообщил, что “Шин Фейн” не только не обзавелся какими-либо денежными средствами невыясненного происхождения, но, наоборот, как раз в тот момент испытывал серьезные финансовые трудности. На фоне такого позорного провала как-то поблекли вскрытые ПШКШ действительные факты советской подрывной деятельности, и в дальнейшем любой демарш британского правительства Наркоминдел СССР стереотипно объявлял очередной фальсификаций, инспирированной реакционными кругами мировой буржуазии.
В 1924 году штат Правительственной школы кодов и шифров несколько увеличился, теперь в ней работали 29 офицеров и 65 вспомогательных сотрудников. Тогда же в ПШКШ была сформирована военно-морская секция, в 1930 году — армейская, в 1936 — военно-воздушная, в течение долгого времени считавшиеся второразрядными по сравнению с дипломатической. Например, в военно-морской секции в течение некоторого времени работали только два штатных сотрудника, которым по совместительству помогал специалист по радиосвязи. Естественно, что ожидать заметных успехов от столь скромного приложения сил было невозможно, но причины неудач криптографического ведомства в межвоенный период лежали несколько глубже: “Хуже всего был недостаточный интерес к радио как таковому. За двадцать лет с 1919 по 1939 годы большая часть работы ПШКШ была дипломатической, и большинство необработанных материалов поступало от коммерческих телеграфных сетей” [14]. До начала Второй мировой войны Правительственная школа кодов и шифров практически не использовала пеленгаторы, и когда надобность в них стала очевидной, то специалистов для работы с этой техникой пришлось готовить в срочном порядке. Пока же основная тяжесть работы в эфире против СССР лежала на военных. Армейские Группы радионаблюдения (В.О.Г.) срочно переориентировались на новые направления. В 1923 году в Сарафанд (Палестина) были передислоцированы В.О.Г. № 3 из Константинополя и часть В.О.Г. № 4 из Багдада, образовавшие 2-ю армейскую роту радиоразведки. По СССР также работал и флот, первоначально только с крайне неудачно расположенного поста перехвата во Флауэрдауне, а позднее и с кораблей. В 1927 году специально для активизации этой работы в Балтийское море в составе 2-й эскадры легких крейсеров был направлен крейсер “Кюрасао”, однако результаты его похода оказались крайне разочаровывающими. В дальнейшем Адмиралтейство несколько раз пыталось организовать эффективную радиоразведку РККФ, но без особого успеха. В 1931 году были подытожены результаты обработки перехваченных годом ранее примерно 3 тысяч сообщений. Выяснилось, что британцы достигли некоторых успехов во вскрытии советского военно-морского кода низкого уровня с перешифровкой (от 100 до 200 групп), но более сложные системы остались недосягаемыми. Не в последнюю очередь это произошло благодаря ограничению длины радиограмм 30 группами (в исключительных случаях — 100), не позволявшими исследовать большие массивы текс-тов. Наибольшие успехи во вскрытии советских кодов и шифров во второй половине 1920-х были достигнуты благодаря агентурной разведке. В 1925 году СИС добыла в Персии некоторые элементы криптосистем НКИД СССР, а в 1927 году в Пекине англичане получили таблицы добавлений к коду с перешифровкой. Однако в целом и ПШКШ, и радиоразведывательные органы видов вооруженных сил Великобритании пока еще действовали с невысокой эффективностью.
Великобритания являлась страной с весьма сложным агентурно-оперативным режимом и соответственно нелегкими условиями для работы иностранных секретных служб. Бывший начальник разведки абвера генерал-лейтенант Ганс Пикенброк позднее вспоминал: “Разведывательная деятельность против Англии затруднялась ее островным положением и обусловленным этим весьма сложным пограничным сообщением. В результате Германия не имела в Англии даже приблизительно такого числа агентов, как во Франции. Другая трудность состояла в том,
