Губительное для государственного деятеля смешение личных поступков с государственными актами выглядело достаточно нелепо, хотя с точки зрения обывателя, порой, было абсолютно логично.
Когда Павел I предложил царственным особам Европы решить межгосударственные конфликты путем поединка между монархами, как в старые добрые времена, вместо того чтобы отправлять на военную бойню солдат, это было встречено, мягко говоря, с недоумением.[41]
Павел I был «человеком жеста», поэтому очень часто его деяния носили совершенно театральный характер. Так, рыцари Мальтийского ордена, предлагавшие Павлу возглавить мальтийцев, прибыли к Зимнему дворцу в запыленных сапогах и каретах, словно проделали дальний путь. Соответствующим образом, как пилигримов и крестоносцев из земель Гроба Господня, их и встречали, хотя до аудиенции у Павла они больше месяца в покое и комфорте проживали в Питере.
«Отметим еще глубокую набожность Павла I, его аскетический быт. Спал он на жесткой солдатской кровати, носил простой мундир, не любил роскошных нарядов, увеселений… чувство мести было чуждо императору, он никогда не позволял себе расправы за шутки в свой адрес. Беспощадно суров он был только в том случае, если страдали интересы Отечества. Лень, казнокрадство, халатность, бесстыдство вызывали в нем справедливый гнев. Мягкий и чувствительный по натуре, Павел I предписывал себе неукоснительную строгость как обязательное качество государя, его непременный долг по отношению к подданным».
Павел считал исключительно важным поддержание непосредственной связи с народом. Во дворце по его приказанию установили специальный ящик, куда человек любого звания и сословия мог подать прошение или жалобу. Ключ от ящика был только у императора. Ежедневно Павел самолично вынимал оттуда почту и тратил иногда несколько часов на чтение корреспонденции и принятие решений.
Однако «Император культивировал гипертрофированное самовластье. Если учесть его стремление вмешиваться во все и вся, включая мелочи, можно себе представить, сколь быстро рос ком глупостей, всевозможных недоразумений, а значит, и раздражения в обществе».[42] Его политика была, в лучшем случае, непонятна, в иных вызывала сопротивление, которое очень быстро получало финансирование и управление. Павел плохо разбирался в людях, оболганный и затравленный, он распылил свою волю на мелочные придирки, восстановив против себя дворянство и гвардию.
Разлад с Австрией и Англией, сближение с Францией, присоединение к наполеоновской континентальной блокаде Британии больно ударили по интересам русского купечества: туманный Альбион – основной покупатель сырья, прежде всего леса, корабли великолепного английского флота построены из российской древесины. Понятно, что британцы недовольны и готовы финансировать заговор против императора…
И правда, у правителей туманного Альбиона были нешуточные основания беспокоиться. Заключив военный союз с Наполеоном, Павел I объявил войну Англии. Весной ожидалось открытие военных действий – совместный поход с Наполеоном в Индию. Тогда в обществе этот план представлялся заговорщиками безумным. Однако сегодня военные историки, исследовав все документы, уверяют, что кампания достаточно продумана и спланирована. В Тихом океане ее должны были поддержать три судна из Петропавловска-Камчатского. Не надо забывать, что Россия располагала в Тихом океане еще флотом Российско-Американской компании. Во всяком случае, Лондон был всерьез напуган: «Тревога почти всеобщая, – сообщает секретный прусский агент из Лондона, – особенно после того, как узнали о приказе императора Павла трем русским фрегатам выйти с Камчатки и перекрыть нашу торговлю с Китаем».
Наполеон, уже находясь на о. Святой Елены, неоднократно мысленно возвращался к своему союзу с Павлом. «Трагическую смерть его он воспринимал как крушение надежд, до конца дней он был убежден, что заговор и убийство – дело рук англичан» (Н. Я. Эйдельман).
Павел мечется, ощущая атмосферу предательства, сгущавшуюся вокруг него. Его преследуют мысли о смерти отца – Петра III. В этом ощущении надвигающейся смертельной беды он начинает строительство замка, где можно было бы укрыться, который заслонил бы его от непонимания, растущего не только в среде придворных, но и в стране. Все его мысли начинает занимать строительство дворца-крепости – Михайловского замка.
Для укрепления веры в необходимость данного шага был пущен слух, будто солдату, стоявшему ночью на часах в Летнем дворце, явился юноша, окруженный сиянием. Юноша сказал часовому: «Иди к императору и передай мою волю – дабы на этом месте был воздвигнут храм и дом во имя архистратига Михаила». Солдат, сменившись с поста, сообщил о происшествии начальству, а то – императору. Так, якобы, и было принято решение о строительстве нового дворца, и потому дано ему имя – Михайловский.
Наблюдение за строительством Павел I поручил Василию Ивановичу Баженову, наставнику императора в архитектуре. План будущего строения нарисовал сам Павел. 4 марта 1797 г. объявлено новое решение: «Строение Михайловского нашего дворца поручить беспосредственно нашему архитектору коллежскому советнику Бренне».
Павел I торопил и ускорял строительство. Винченцо Бренна получил в помощь Камерона и Джакомо Кваренги. Кроме того, вместе с Бренной работали Е. Соколов, И. Гирш и Г. Пильников. Для ускорения работ сюда были переброшены строительные материалы, предназначенные для других строек: из Таврического дворца – наборный паркет, декоративный камень, колонны, фризы и скульптуры из Царского Села и Академии художеств; со стройки Исаакиевского собора – фриз, который поместили над главными воротами. На этом фризе расположена надпись: «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ». Существует легенда, что по предсказанию, число лет императора равно количеству букв в тексте этого изречения. Было предсказание или нет – неизвестно, но совпадение налицо: 1754–1801 гг. – сорок семь лет, сорок семь букв.
1 февраля 1801 г. царская семья переехала в Михайловский замок, и всего через 40 дней (в ночь с 11 на 12 марта 1801 г.) здесь разыгралась трагедия, завершившая эпоху дворцовых переворотов – убийство Павла I.[43]
Кроме прямого агента англичан графа Никиты Петровича Панина (1770–1837), племянника графа Никиты Ивановича Панина,[44] кроме братьев Зубовых, ненавидивших Павла, был заговорщиком и адмирал Осип Михайлович де Рибас (1749–1800), легендарный основатель Одессы, первый, судя по всему, военный руководитель заговора против императора Павла.
Проходимец и авантюрист на все времена. По происхождению марран – испанский еврей, мать – ирландка. Де Рибас был классическим наемником, который во всем искал свою выгоду, и, как писал другой его современник, «остается еще под сомнением, кого бы он предал: его (Павла. – И. Т.) – заговорщикам или заговорщиков – ему». На личности де Рибаса сходятся два показательных обстоятельства: во-первых, цинизм наемника, во-вторых, внезапная смерть. Он неожиданно скончался 2 декабря 1800 г., скорее всего, его отравили.
Петр Алексеевич фон дер Пален (1745–1826) – «Иуда во плоти». Он сумел путем придворных интриг заполучить расположение императора и в 1798 г. получил высший орден Российской империи, а также назначение петербургским военным губернатором и титул графа.
После ссылки графа Панина стал главным руководителем заговора против Павла. Внезапная смерть де Рибаса сделала его главным заговорщиком. Редкий негодяй. Самое замечательное в этой истории, что Павел знал о заговоре, но был убежден Паленом, что сам граф Пален стоит во главе предприятия, чтобы не допустить его успеха, что все под контролем… Павел поверил!
Именно Палену принадлежит знаменитая фраза, что «нельзя приготовить омлет, не разбив яиц». Это – сигнал к непременному убийству императора… Но ничего бы эти люди не сделали, если бы их не поддерживала гвардия. Например, Петр Александрович Талызин (1767–1801), в 30 лет – генерал-майор, еще через два года – генерал-лейтенант, командир Преображенского полка, мистик, масон, деятельный участник заговора, рекомендован графом Никитой Петровичем Паниным, т. е. пребывал в числе мятежников изначально. Именно на квартире Талызина собирались заговорщики, именно здесь планировалось цареубийство. Но ровно через два месяца после событий в Михайловском замке Талызин внезапно умирает, отправив, впрочем, накануне смерти письмо Александру I с просьбой разделить его состояние между братом и сестрами поровну. Исследователи дружно выдвигают версию о самоубийстве. Скорее всего, это было позднее раскаяние в содеянном. Похоронен генерал на Лазаревском кладбище Александр о-Невской лавры.
Непосредственными исполнителями (палачами) стали гвардейцы:
