Связав эти факты, Филби решил, что в Лондоне подозревают его не просто в причастности к побегу Маклина и Берджесса, но и в принадлежности к советской разведке. По расчету контрразведчиков, ощущение опасности должно было побудить его срочно связаться с представителями советской разведки в США, чтобы нелегально покинуть Вашингтон. Если бы события развивались по этому сценарию, то ФБР и МИ-5 не только предотвратили бы возможный побег, но и получили бы доказательства работы Филби на советскую разведку. Дальнейший ход событий подтвердил его опасения. Вскоре Филби получил телеграмму за подписью Мензиса о необходимости прибытия в Лондон. Перед отлетом Ким нанес протокольные визиты директору ФБР Гуверу и заместителю директора ЦРУ Даллесу, начальнику внешней контрразведки ЦРУ Энглтону, с которым был знаком по работе с 1943 года, и главному контрразведчику ФБР Лэдду. Встречи были непродолжительными и неформальными. Настораживающих моментов Ким не отметил.
В Лондоне при посадке в автобус Ким заметил мечущегося и кого-то искавшего Бремнера — высокопоставленного офицера административного управления СИС. По всей вероятности, это мог быть знак опасности, поданный Киму Истоном. Подписывая телеграмму о вызове Кима, Мензис дал указание Истону «подстраховать» прибытие Филби в Лондон, чтобы «ретивые ребята» из МИ-5 не перехватили Кима и не наделали глупостей.
По приезде из аэропорта домой Филби незамедлительно позвонил Истону. Истон переспросил, кто звонит. После ответа Кима раздался вздох облегчения. Истон попросил Филби немедленно приехать в СИС. Встретив Кима, Истон сказал, что директор МИ-5 Дик Уайт прямо сейчас хочет поговорить с ним по делу Берджесса и Маклина.
Первая беседа с Уайтом проходила в присутствии Истона и длилась часа полтора. В основном речь шла о Берджессе и его отношениях с Маклином, а также о том, как может объяснить все происшедшее Филби, хорошо знавший, по словам Уайта, Берджесса. Вторая и третья беседа Уайта с Филби уже проходили наедине. Уайт, к счастью, не был профессиональным следователем, и, задавая Киму вопросы напрямую, он невольно раскрывал, в чем подозревают Филби. Так, Уайт прямо сказал, что ничего нового в дело Маклина-Берджесса Ким не привнес, и предложил ему подробно рассказать, а затем и написать все о себе: об учебе в Кембридже, об участии в марксистском кружке, поездке в Испанию и собственной карьере в разведке, включая его роль в деле Волкова. Заранее продуманные ответы Филби явно не устраивали Уайта, и он с трудом сдерживал раздражение и негативные эмоции.
Попросив все подробно изложить на бумаге и передать ее Истону, Уайт на сей раз холодно попрощался с Филби, не подав руки. Кима такое поведение Уайта не смущало. Он понимал: первый раунд поединка с контрразведкой он выдержал и получил возможность подготовиться к дальнейшей борьбе.
В это же самое время генерал Мензис получил от директора ЦРУ довольно резкое письмо, в котором, кроме близких отношений Филби с Берджессом, приводились давние показания предателя Вальтера Кривицкого о том, что О ГПУ направляло во франкистскую Испанию своего агента — талантливого журналиста. Директор ЦРУ вспомнил и информацию Волкова о том, что начальник контрразведывательной службы в Лондоне — агент советской разведки, а также указал на некоторые неудачные, на его взгляд, совместные англо-американские разведывательные операции в период пребывания Филби в Вашингтоне. В конце письма Беделл Смит в категоричной форме ставил вопрос о невозможности возвращения Филби в США в качестве представителя СИС.
Сообщив Филби о полученном письме, Мензис попросил Кима подать в отставку. Вскоре после отставки Мензис вновь пригласил Филби к себе и сказал, что начато официальное юридическое расследование обстоятельств побега Маклина и Берджесса, которое поручено возглавить королевскому советнику Мильмо, работавшему во время войны следователем в контрразведке. В послевоенные годы МИ-5 привлекало Мильмо только в особо важных случаях. Первый же допрос Кима Филби Мильмо повел напористо, задавал вопросы в безапелляционной форме. Невооруженным взглядом просматривался обвинительный уклон и попытка уличить его в работе на советскую разведку. Филби оценил обстановку, отвечал предельно лаконично, чтобы не дать возможности следователю запутать его на возможных противоречиях. Ничего не добившись, дальнейшие допросы Мильмо поручил продолжить опытному следователю МИ-5 Скардону. Однако все его попытки «разговорить» Филби успеха не имели. Дело кончилось тем, что Кима Филби оставили в покое с небольшим выходным пособием.
А в это время Центр и лондонская резидентура задействовали все возможности, чтобы выяснить судьбу Филби и оказать ему необходимую помощь. В результате проведения комплекса оперативных мероприятий удалось установить, что Ким выдержал натиск контрразведки, но продолжает находиться под плотным наблюдением. Резидентура все же смогла конспиративно передать Киму деньги через связного, так как выходное пособие порядком истощилось и он был без работы.
Твердо отрицая причастность к делу Маклина-Берджесса и тем более к советской разведке, искусно строя защиту, Ким Филби ждал, когда его противники допустят просчет или ошибку, чтобы перейти от обороны к наступлению.
Не добившись от Филби признаний, МИ-5 инспирировала не только травлю его в «желтой» прессе, но и запрос члена парламента Липтона премьер-министру о роли Филби в деле Маклина-Берджесса. Филби решил воспользоваться этой возможностью, чтобы перейти от обороны к наступлению, и сумел добиться того, что в 1955 году министр иностранных дел Великобритании Гарольд Макмиллан во время дебатов в парламенте вынужден был публично снять все обвинения с Филби. Английским властям трудно было поверить, что талантливый разведчик Филби, награжденный за особые заслуги орденом Британской империи, — шпион.
Добившись снятия обвинений, Ким Филби вскоре при помощи своих старых друзей, и прежде всего Николаса Элиотта и Джорджа Янга, продолжавших работать в СИС и заинтересованных в полной реабилитации Кима, а также и всей их службы, выехал в Ливан в качестве внештатного сотрудника разведки под прикрытием корреспондента английских газеты «Обсервер» и журнала «Экономист» на Ближнем Востоке. Несмотря на то что контрразведка продолжала подозревать Кима Филби, он, проявляя свои бойцовские качества, вновь активно включился в борьбу с происками американских и английских спецслужб против СССР с территории государств этого региона. От него в Центр стала поступать важная политическая и оперативная информация о работавших в этом регионе сотрудниках ЦРУ и СИС, их вербовочных устремлениях. Складывалось впечатление, что Ким пытается наверстать упущенное время. Но советская разведка, зная о подозрениях МИ-5, принимала особые меры по обеспечению личной безопасности Филби.
Январским вечером 1963 года на квартиру Филби в Бейруте позвонила секретарша резидентуры СИС и попросила его приехать в посольство. Ким в это время болел: у него обострился бронхит, и поэтому договорились, что, как только он поправится, позвонит ей сам. Спустя несколько дней Ким позвонил секретарше и сказал, что готов прибыть в посольство. В ответ он получил приглашение посетить ее на квартире.
На следующий день Ким пришел к ней на квартиру и, к своему удивлению, застал там Николаса Элиотта, который предложил побеседовать с глазу на глаз. Предупредив сразу, что разговор будет неприятным, Элиотт заявил: «Я должен тебе сказать, что твое прошлое тебя догнало». Далее он пояснил, что от перебежчика Голицына и старой знакомой Кима Флоры Соломон контрразведке достоверно известно, что Ким работает на советскую разведку. Однако руководители СИС и МИ-5 уполномочили его предложить Филби освобождение от судебной ответственности в обмен на признание своей вины и выдачу всей интересующей их информации о сотрудниках советской разведки и известных Киму агентах. Филби, как мог, пытался убедить Элиотта, что это очередной навет и ему нечего добавить к тому, что он говорил следователям в 1951 году. На следующий день Элиотт пригласил Филби с женой на обед, на котором, кроме него, была секретарша резидентуры. Обед прошел в дружеской атмосфере. Прощаясь с Кимом, Элиотт сказал ему, что на следующий день возвращается в Лондон, и попросил еще раз обдумать их предыдущий разговор. О принятом решении Ким должен сообщить резиденту СИС в Бейруте Питеру Лану. Вскоре Лан позвонил Киму и поинтересовался, не хочет ли Ким встретиться с ним по известному вопросу. Ким ответил, что у него ничего нового для Питера пока нет. Если он что-нибудь надумает, то позвонит сам. Такой ответ Лану был продиктован необходимостью выиграть время. Вечером у Кима состоялась встреча с сотрудником советской резидентуры, на которой он рассказал о сделанном ему Элиоттом предложении и необходимости в этой связи срочно выехать в СССР. Центр незамедлительно дал согласие на отправку Кима по предложенному резидентурой варианту.
