Люшков 31 июля 1937 года получил назначение на должность начальника УНКВД Дальневосточного края. Приступив к работе, он всячески старался отвести от себя нависшую опасность и с учетом ростовского опыта рьяно взялся за выкорчевывание в партийных организациях края и органах троцкистов, зиновьевцев и «предателей». Первый, в ком Люшков распознал замаскировавшегося врага, был не кто иной, как его предшественник, комиссар госбезопасности 1‑го ранга Т. Дерибас. Тот с его подачи оказался одним из «главных организаторов» в крае правотроцкистского Дальневосточного центра. Выбить из Дерибаса нужные показания для команды костоломов Люшкова не составило большого труда. После этого оставалось только заполнить схему заговора исполнителями. Их долго искать не пришлось, все они были под рукой — заместители Дерибаса В. Западный и И. Барминский, последнего попутно сделали японским шпионом. «Заговорщики», естественно, действовали не в одиночку и втянули в свою преступную деятельность «перерожденцев‑предателей», начальников областных управлений: Л. Липовского, С. Сидорова, А. Льва, А. Лавтакова и других.
Очистка органов и партийного аппарата Дальневосточного края от «врагов народа» и «изменников» под руководством Люшкова шла такими темпами, что лимиты на приговоры «троек» по первой категории — расстрел (2000 человек) и второй категории — осуждение к длительным срокам (4000 человек) были исчерпаны к октябрю 1937 года. В наркомате пошли навстречу его настойчивым просьбам и пересмотрели их в сторону увеличения.
От такой работы Люшкова был в восторге первый секретарь Дальневосточного крайкома ВКП (б) И. Варейкис. В частности, в письме Сталину от 8 сентября 1937 года он писал: «После приезда в край нового начальника НКВД Люшкова было вскрыто и установлено, что также активную роль в правотроцкистском Дальневосточном центре занимал бывший начальник НКВД Дерибас». Затем он перечислил остальных участников «центра» и заверил, что партийные организации и дальше будут беспощадно бороться с «перерожденцами». Варейкис, когда писал эти строчки, вряд ли мог подумать, что благодаря новому активному начальнику НКВД уже в октябре он будет снят с должности и затем станет участником того самого правотроцкистского Дальневосточного центра[27].
К концу 1937 года в результате активной деятельности Люшкова в Дальневосточном крае было репрессировано несколько десятков тысяч человек. В январе 1938 года при подведении итогов работы наркомата НКВД Ежов в своем выступлении поставил другим в пример УНКВД по Дальневосточному краю и его начальника Люшкова — репрессировавшего 70000 (!) «врагов народа» — это был самый высокий показатель по стране [28].
После таких лестных оценок перед Люшковым снова открывалась перспектива оказаться на высокой должности в Москве. Но к тому времени Сталин уже раскладывал новый пасьянс. 14 января 1938 года на пленуме ЦК ВКП (б) с докладом выступил член Политбюро Г. Маленков и подверг резкой критике перегибы и перекосы в работе партийных организаций, связанные с «необоснованными исключениями коммунистов». По итогам заседания было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии».
Видимо, Сталин посчитал, что пришло время осадить своего «цепного пса» Ежова, а стране и народу в очередной раз явить «врагов» — виновников чудовищных злодеяний и преступлений. Одним из первых козлов отпущения стал нарком НКВД УССР Леплевский, наиболее рьяный исполнитель предыдущих разоблачений — «военно‑фашистского заговора в Красной армии» и в партийных организациях Украины. В январе его отозвали в Москву, сняли с должности и назначили начальником 6‑го отдела ГУГБ НКВД СССР. За это время Фриновский со своей командой, как следует поработав на Украине, набрал схему заговора и подобрал в нее исполнителей. А когда все было готово, настал черед Леплевского. 26 апреля его арестовали и предъявили стандартное обвинение — «участие в правотроцкистской антисоветской организации и проведение контрреволюционной предательской деятельности».
Узнав об аресте Леплевского, Люшков почувствовал, что запахло жареным. Эти ощущения подтвердил предстоящий приезд в Хабаровск ставленника Фриновского и Евдокимова, начальника УНКВД по Западно‑Сибирской области майора госбезопасности Г. Горбача. О цели своего приезда тот ничего не сообщил, но Люшков догадался, что настал его черед, и решил бежать. В ночь с 12 на 13 июля 1938 года под предлогом встречи с закордонным агентом он в полосе 59‑го Посьетского погранотряда перешел государственную границу и сдался японским властям.
В контрразведке высокопоставленного перебежчика полностью «выпотрошили» — вытащили информацию о зарубежной агентуре, руководящем и оперативном составе управления, а затем, используя знания о системе охраны и порядке передвижения Сталина, решили задействовать Люшкова в организации против вождя террористического акта. Операция получила кодовое название «Охота на медведя». Покушение, по предложению Люшкова, намечалось осуществить на водолечебнице, в Мацесте, во время приема процедуры. Люшкову, знавшему там каждый закуток, предстояло с группой боевиков из числа белогвардейцев со стороны моря проникнуть по сточным трубам в помещение, соседнее с ванной комнатой, и, уничтожив немногочисленную охрану, ликвидировать Сталина. Операция была согласована и затем утверждена на самом высоком уровне. Непосредственно ее подготовкой занимался военный разведчик Х. Угаки. Тренировку боевиков проводили на макете, который был точной копией водолечебницы и находился неподалеку от Харбина. Готовилась операция в глубочайшей тайне, но не от советской разведки. Через своих агентов Лео и Абэ ей удалось обеспечить оперативный контроль за ходом операции.
В сентябре отряд террористов из двадцати человек был переброшен из Китая в Турцию. Там, в Трабзоне, дождавшись сигнала о том, что Сталин выехал из Москвы в Сочи, они приступили к операции. Первая группа из 12 человек благополучно высадилась на морской берег неподалеку от Батума и затаилась. Вслед за ней двинулись остальные боевики во главе с Люшковым, но далеко им пройти не дали. Оперативно‑боевая группа НКВД блокировала их в ущелье. В ходе перестрелки раненому Люшкову все‑таки удалось вырваться из засады и уйти за границу.
В целях исключения провала харбинской резидентуры и зашифровки ее агентов одному из боевиков, Пашкевичу, советские контрразведчики подкинули информацию о «предательстве» другого участника группы — Осиповича и потом, как по нотам, разыграли его побег из Батумской тюрьмы. Это позволило отвести тень подозрений от Лео.
Что касается Люшкова, то по возвращении в Маньчжурию он не успокоился и принялся за подготовку очередного покушения на Сталина. Об этом вскоре также стало известно советской разведке, и она начала охоту за ним, но безрезультатно. «Группа Яши» к тому времени перестала существовать, а попытки харбинской резидентуры самостоятельно ликвидировать предателя ни к чему не привели. Японцы надежно укрыли его, видимо, в расчете на будущие операции. В течение последующих семи лет высокопоставленный перебежчик занозой сидел в сознании руководства НКВД, и лишь в сентябре 1945 года, когда советские войска, прорвав оборонительные порядки Квантунской армии в Маньчжурии, ворвались в Китай, по приказу полковника Такеоко, руководителя японской военной миссии, Люшков был убит вблизи города Дайрена.
Но тогда, в конце 1938 года, Люшков, видимо, в душе ликовал. Он избежал мучительных пыток и смерти, в то время как его покровители, Балицкий с Леплевским, и их общие враги, Фриновский с Евдокимовым, были уже мертвы. Не устоял и железный нарком Ежов: 25 ноября 1938 года он сдал пост Берии, а 10 апреля 1939 года был арестован и спустя девять месяцев расстрелян.
К тому времени все политическое поле Советского Союза было вытоптано. Вместе с бывшими соратниками: Зиновьевым, Рыковым, Пятаковым, Бухариным, Радеком, Томским и другими ушли в небытие и их палачи. Теперь на нем властвовал только он один — великий, непогрешимый и, казалось, вечный земной бог Иосиф Сталин.
Но его власть простиралась не дальше советских границ. Там, за ними, продолжал существовать и активно действовать реальный, а не мнимый противник. На улицах Варшавы, Праги, Берлина, Лондона и Парижа сотни тысяч русских эмигрантов, среди которых было немало князей голубых кровей, являлись лучшим напоминанием респектабельным господам о том, что их ждет, если под стенами родовых замков и офисов чеканным шагом промаршируют колонны «революционных масс». Кроме того, жуткие воспоминания о неудавшихся социалистических революциях: 1918 года — в Венгрии, 1923‑го — в Германии и Болгарии, 1924 года — в Эстонии, зловещий призрак которых пытались пробудить советские вожди, опутывая Европу невидимой сетью Коминтерна и разведывательных резидентур, вынуждали их делать подкоп под ненавистную советскую власть.
