19 июня «Иосиф» сообщил об успешном приземлении, и после этого позывные «РR 7» на восемь суток пропали из эфира. Все это время Курмис не находил себе места. Задолго до начала службы приходил в кабинет и первым делом начинал названивать в радиоцентр. Но каждый раз дежурный докладывал одно и то же: «РR 7» на связь не выходит, на вызовы не отвечает».
День 28 июня оказался воистину счастливым для Курмиса. Не успел он переступить порог кабинета, как на столе требовательно зазвонил телефон. В трубке раздался хорошо знакомый голос дежурного по радиоцентру. Его бодрые интонации заставили радостно встрепенуться сердце Курмиса. В своих предчувствиях он не обманулся. Наконец поступила долгожданная радиограмма от «Иосифа». Две скупые строчки из донесения агентов прозвучали для него самой сладкой музыкой, и даже отсутствие на месте Лещенко не омрачило настроения. Возвращение в Москву главного фигуранта в будущей операции было лишь делом времени. После такого сообщения Курмис с трудом смог усидеть на месте, и как только в управление подъехал Курек, поспешил к нему с докладом.
Тот был на взводе. Вторые сутки с фронта, из-под Курска, поступали оперативные сводки одна хуже другой. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Курека, стал провал двух разведывательно-диверсионных резидентур. Из заброшенных в мае — июне в район Курска и Орла одиннадцати агентурных групп уцелели всего три. Фактически «Цеппелин» работал вхолостую. Сияющий вид Курмиса, а еще больше оживший «Иосиф» смягчили горечь от последних неудач и прибавили Куреку настроения. Первый шаг в операции «Иосиф» был сделан, и сделан успешно — агенты Попов и Волков легализовалась, и не где-нибудь, а в самом сердце большевизма — в Москве. С этим можно было идти к Грефе.
Доклад Курека вызвал у того двоякие чувства. С одной стороны, донесение «Иосифа» развеяло, возникшие было опасения в том, что заброска группы закончилась провалом, с другой — отсутствие на месте Лещенко не приблизило «Цеппелин» к главной цели — секретам советского командования. До начала операции «Цитадель» — сокрушительного удара вермахта по большевикам под Курском и Орлом — оставалась всего неделя, а доложить Кальтенбруннеру по сути было нечего. «Цеппелин» и он, оберштурмбанфюрер Грефе, по-прежнему были далеки от тайных планов командования Красной армии. А в них, как в воздухе, нуждался вермахт. Ждать до 25 июля — возвращения Лещенко в Москву — Грефе не мог и распорядился направить «Иосифу» срочную радиограмму. В ней он потребовал немедленно выехать к Лещенко в Тбилиси и провести его вербовку.
Курек с Курмисом в душе были против. Для еще не успевших как следует легализоваться агентов такая поездка таила серьезную угрозу, но, зная положение Грефе, промолчали. За провалы агентуры и отсутствие весомой развединформации ему каждый день приходилось отдуваться на ковре у Кальтенбруннера. Шеф Главного управления имперской безопасности требовал от подчиненных результатов, а не пустых обещаний.
Спустя час после совещания у Грефе текст новой радиограммы с его указанием «Иосифу» фельдъегерь доставил в радиоцентр. 30 июня ее принял Волков — Дуайт-Юрьев на конспиративной даче Смерша в Малаховке. В тот же день она легла на стол Утехину. Теперь настала очередь контрразведчиков сделать ответный ход, от которого во многом зависело успешное развитие операции «Загадка». Они не имели права на ошибку и потому с особой тщательностью готовили ответ «Цеппелину». Агенты Волков и Попов не могли не выполнить приказ Грефе, но столь быстрая вербовка Лещенко не входила в планы Утехина и Барышникова. Им требовалось принять Соломоново решение, и они его искали.
Для Курмиса потянулись часы томительного ожидания. В душе он был уверен, что поездка агентов к Лещенко в Тбилиси в лучшем случае не состоится, а в худшем может закончиться провалом. Вскоре его предположение подтвердилось.
3 июля в эфире зазвучали позывные «РR 7». «Иосиф» сообщал:
«Л» до конца командировки будет находиться в Тбилиси. Наша попытка выехать к нему на встречу едва не привела к провалу. Жду дальнейших указаний.
«РR 7»
После этого Грефе ничего другого не оставалось, как отменить свой приказ и отложить вербовку Лещенко до его возвращения в Москву.
Прошло двое суток. И сжатая до предела под Курском и Орлом гигантская пружина войны с чудовищной силой распрямилась. Ранним утром 5 июля в 2:20 за несколько часов до гитлеровского наступления советские войска нанесли мощный контрудар.
Предрассветную тишину расколол залп десятков тысяч орудий. В адской какофонии звуков слились воедино душераздирающий вой «катюш», разрывы тяжелых авиационных бомб и артиллерийских снарядов, стоны и крики раненых. Ураганный огонь стер с лица земли передовые укрепления гитлеровских войск. Казалось, ничто живое не могло уцелеть в этом огненном смерче. Но «Цитадель» вермахта устояла, и миллионная германская армада обрушилась на Воронежский и Центральный фронты. Стальной «зверинец» из «тигров» и «пантер», несмотря на огромные потери, в слепой ярости терзал оборону советских войск. Сил ему хватило не больше, чем на неделю. 12 июля части Брянского, Западного, а 15-го — и Центрального фронтов перешли в решительное наступление.
«Цитадель» рухнула. И напрасно Гитлер взывал к беспощадной борьбе с заклятым большевизмом и чести воинов-арийцев. Победный грохот советских орудий заглушал истошные вопли фюрера, а измотанные в кровопролитных боях войска вермахта откатывались все дальше на запад. Их грозное эхо докатилось до Берлина. В штабах вермахта, руководстве абвера и Главном управлении имперской безопасности царили растерянность и уныние. Поэтому сообщение «Иосифа» о возвращении в Москву Лещенко и встрече с ним Попова-Бутырина было встречено в «Цеппелине» без прежнего энтузиазма. Грефе вяло подтвердил свое распоряжение о скорейшей вербовке Лещенко и затем надолго слег в постель. Ответственность за операцию легла на плечи Курека с Курмисом. Они энергично взялись за дело и насели на «Иосифа», требуя ускорить вербовку Лещенко.
В Смерше не торопились идти им навстречу и осторожно прощупывали «Цеппелин», надеясь получить информацию о других его группах, действующих в Москве. Одновременно «Иосиф» короткими радиограммами подогревал интерес германской разведки к Лещенко. В августе сообщил, что «в разговоре, проходившем с «Л» втемную, Попов получил информацию о крупных перемещениях советских войск в полосе наступления войск Западного и Юго-Западного фронтов». Перед этим Утехину с Барышниковым пришлось основательно потрудиться с офицерами Генерального штаба, чтобы стратегическая деза не вызвала сомнений у руководства «Цеппелина». Она сработала, и интерес к «Иосифу» со стороны Курека снова возрос.
Так продолжалось до конца ноября. Выход Грефе на службу не привел к активизации операции. Мучительная болезнь изводила его и не оставляла времени на работу. У Кальтенбруннера, в конце концов, иссякло терпение, и 26 ноября он устроил ему разнос. После чего к Грефе пришлось вызывать врача. К вечеру он потребовал к себе Курека, Курмиса и лучшего аналитика подотдела «Цет-1 А» гауптштурмфюрера СС Альфреда Бакхауза.
Собравшись в кабинете Грефе, они с сочувствием посматривали на его пожелтевшее, словно лимон, лицо и косились на лежавшую на столе радиограмму «Иосифа». Она поступила накануне, и ее содержание им было известно. В ней, ссылаясь на Лещенко, он сообщал о прибытии 23 ноября 1943 года на станцию «Москва — Сортировочная» четырех эшелонов танкового корпуса и его последующей переброске в район Могилева для участия в зимнем наступлении. То была очередная стратегическая дезинформация Смерша.
Резолюция Кальтенбруннера на радиограмме предписывала Грефе подготовить докладные записки на имя рейхсфюрера Гиммлера и начальника Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Цейтцлера. Два восклицательных знака, поставленные на полях, лишний раз свидетельствовали о важности добытых «Иосифом» разведданных. В конце своего указания Кальтенбруннер решительно настаивал на скорейшей вербовке Лещенко и подключении его к работе в полном объеме.
Дважды напоминать об этом шефу Главного управления имперской безопасности не требовалось. Грефе и его подчиненным была хорошо известна цена слова «железного Эрнста». Они понимали: на этот раз им не отделаться заверениями и обещаниями. Кальтенбруннер требовал от них действий. Предложение Курека направить в Москву опытного вербовщика не только позволяло активизировать операцию «Иосиф», но и расширяло Грефе поле для маневра перед Кальтенбруннером. Тот уже не мог упрекнуть его в отсутствии инициативы и бездеятельности, а операция получала дополнительный импульс. Оставалось найти опытного вербовщика. Курмис, перебрав в уме бывших своих подчиненных по псковской разведшколе, предложил кандидатуру оберштурмфюрера Петра Делле. Она не вызвала возражений ни у Курека, ни у Грефе. В пользу Делле говорил его блестящий послужной список.
