Сумасшедший дом, а не страна. И, может быть, это-то и объясняло груду оружия, на которую смотрел сейчас Козларич? И никакого другого понимания эта груда не заслуживала?
Оружие в мечети, в том числе взрывное устройство, чтобы жечь машины и убивать солдат.
Невероятно.
Шади габи. Куплю хара. Аллах иа шилляк.
— Шукран, — сказал Козларич бригадному генералу, оставив при себе все прочие мысли. Потом пошел в свой «хамви», чтобы решить, куда двигаться дальше, но только он уселся, как его встряхнул громкий звук стрельбы.
— Пулеметный огонь, — сказал он, соображая, кто бы это мог быть.
Но это был не пулеметный огонь. Мощнее. Громоподобнее. Грянуло наверху, с восточной стороны, где кружили вертолеты АН-64 «Апач», и звук был такой силы, что, казалось, сотряслось все небо.
А потом грянуло еще раз.
— Ага! Досталось засранцам на орехи, — сказал Козларич.
Еще и еще раз.
— Ни хрена себе, — сказал Козларич.
Это был третий вариант войны на то утро.
За минуту пятьдесят пять секунд до первой огневой атаки два члена экипажа одного из круживших «Апачей» заметили на улице у восточного края Аль-Амина группу мужчин.
— Видишь, вон там люди стоят? — спросил один.
— Вижу, — ответил его напарник. — На той открытой площадке?
— Так точно, — подтвердил первый.
Все, что говорили между собой члены экипажа обоих «Апачей», записывалось, как и их переговоры с 2-16. Во избежание путаницы каждый, кто был в эфире, имел свои позывные. Например, экипаж головного «Апача» назывался Бешеный конь 1–8. Тот офицер из батальона 2-16, с кем этот «Апач» переговаривался чаще всего, был Отель 2–6.
Велась, кроме того, видеозапись всего, за чем они наблюдали, и в настоящий момент — за минуту сорок секунд до того, как они в первый раз открыли огонь, — они наблюдали за идущей по середине улицы группой мужчин, в которой несколько человек, похоже, были вооружены.
Все утро эта часть Аль-Амина вела себя наиболее враждебно. Пока на западе района Тайлер Андерсен прохлаждался под тенистым деревом, а в центральной его части, где был Козларич, постреливали лишь изредка, на востоке Аль-Амина вовсю гремела стрельба и порой раздавались взрывы. Докладывали о выстрелах снайперов, о погонях по крышам, о том, что по солдатам второй роты открывали огонь из реактивных гранатометов, и продолжающееся противостояние привлекло внимание Намира Нур-Элдина, двадцатидвухлетнего фотокорреспондента агентства Рейтер, жителя Багдада, и сорокалетнего Саида Шмаха, его шофера и помощника.
Часть журналистов, освещавших войну, делала это в сотрудничестве с американскими военными. Другие работали независимо. Нур-Элдин и Шмах принадлежали к числу работающих самостоятельно, и поэтому военные не знали, что они находятся в Аль-Амине. Об этом не знали ни люди из 2-16, ни экипажи «Апачей», медленно круживших высоко над Аль-Амином против часовой стрелки. С высоты вертолетчики могли видеть весь восточный Аль-Амин, но сейчас оптика головного «Апача» была жестко наведена на Нур-Элдина, у которого на правом плече висела камера и который находился в прицельном перекрестье тридцатимиллиметровой автоматической пушки «Апача».
— Да, так оно и есть, — сказал один из членов экипажа другому, глядя на висящую камеру. — Это оружие.
— Отель два-шесть, я Бешеный конь один-восемь, — радировал на землю второй вертолетчик. — Вижу людей с оружием.
Они не сводили перекрестие прицела с Нур-Элдина, шедшего по улице рядом с мужчиной, который, похоже, вел его куда-то. На правой стороне улицы были кучи мусора. На левой — строения. Теперь человек, с которым шел Нур-Элдин, взял его за локоть, подвел к одному из строений и жестом пригласил спуститься вниз. Шмах двигался следом и нес камеру с длинным телеобъективом. За Шмахом шли еще четыре человека, из которых один, похоже, нес АК-47, а у другого, похоже, был РПГ — ручной противотанковый гранатомет. Перекрестие переместилось теперь с Нур-Элдина на одного из этих людей.
— Ага, у этого тоже, — сказал вертолетчик. — Отель два-шесть, я Бешеный конь один-восемь. Вижу пять или шесть человек с АК-47. Прошу добро на поражение.
Он произнес это за минуту четыре секунды до первой огневой атаки.
— Вас понял, — ответил Отель 2–6. — На восток от нас наших людей нет, поэтому действуйте. Прием.
— Хорошо, начинаем, — сказал другой вертолетчик.
Но они не могли в тот момент стрелять, потому что «Апач», двигаясь по кругу, переместился в точку, где людей заслоняли строения.
— Они вне досягаемости сейчас, — сказал член экипажа.
Несколько секунд головной «Апач» медленно летел дальше по кривой. Теперь он находился почти точно за тем строением, к которому подвели Нур-Элдина, и вертолетчики увидели, что кто-то высунулся из-за угла, посмотрел на их машину и поднял что-то длинное и темное. Это был Нур-Элдин, поднявший к глазам камеру с телеобъективом.
— У него РПГ.
— Так, вижу человека с РПГ.
— Открываю огонь.
Но строение все еще мешало.
— Черт.
Чтобы стрелок мог чисто поразить цель, «Апачу» надо было описать полный круг и вернуться туда, откуда улица была видна полностью.
Еще десять секунд вертолет перемещался по круговой траектории.
— Как только будет цель, сразу открывай…
Почти долетев до нужной точки, вертолетчики видели сейчас троих из группы. Чуть-чуть осталось продвинуться.
Вот уже видны пятеро.
— Чистый обзор уже.
Не совсем. Мешает дерево.
— Теперь чисто.
Вот. Все теперь видны. Их было девять человек, включая Нур-Элдина. Он находился в середине группы, остальные толпились вокруг, кроме Шмаха, который в нескольких шагах говорил по сотовому.
— Вали их всех.
Секунда до огневой атаки. Нур-Элдин поднял глаза на «Апач».
— Давай… лупи.
Другие вслед за ним тоже подняли глаза.
Стрелок дал двухсекундную очередь.
Двадцать снарядов.
— Пулеметный огонь, — озадаченно проговорил Козларич в полумиле оттуда, когда, казалось, сотряслось все небо, а в это время здесь, на востоке Аль-Амина, девять человек вдруг начали хватать себя кто за какие места, улица вокруг взорвалась, семеро, мертвые или почти, стали падать, а двое бросились бежать — Шмах и Нур-Элдин.
Стрелок увидел Нур-Элдина, поймал в перекрестие прицела и выпустил по нему вторую очередь из двадцати снарядов. Пробежав с дюжину шагов, Нур-Элдин рухнул на кучу мусора.
— Добавь, — сказал другой вертолетчик.
Двухсекундная пауза — и третья очередь. Вокруг лежавшего ничком Нур-Элдина началось, казалось, извержение мусора. В воздух полетела земля, поднялась пыль.
— Еще добавь.
Секундная пауза — и четвертая очередь. Сквозь пыльное облако можно было разглядеть, как Нур-Элдин пытается встать, а потом человек словно взорвался.
Все это заняло двенадцать секунд. В общей сложности было выпущено восемьдесят снарядов. Тридцатимиллиметровая пушка теперь молчала. Пилот молчал. Стрелок молчал. Картина внизу, на которую они смотрели, состояла из клубящейся и плывущей вверх пыли, но вот местами пыль начала рассеиваться, и, еле видимый, в их поле зрения возник человек, который пытался укрыться, присев у стены.
Это был Шмах.
Он встал и бросился бежать. «Вижу, навел», — сказал один из вертолетчиков, и Шмах исчез в новом взрыве пыли, которая, поднимаясь, смешивалась с тем, что уже было в воздухе, в то время как «Апачи» продолжали кружить и члены их экипажей продолжали переговариваться.
— Так, хорошо, у тебя чистый обзор, — сказал один.
— Да, я просто пытаюсь опять найти цели, — сказал другой.
— Там несколько тел лежат.
— Да, восемь примерно.
— Неплохой урожай.
— Столько дохлых гадов — есть на что посмотреть.
— Хорошая стрельба.
— Спасибо.
Дым рассеялся, и теперь они ясно все видели — и главное скопление расстрелянных, из которых иные были простерты на асфальте, один сидел на корточках, один сложился под немыслимыми углами; и Нур-Элдина на куче мусора; и Шмаха, неподвижно лежавшего на левом боку.
— Бушмастер-семь, я Бешеный конь один-восемь, — радировали они во вторую роту, чьи солдаты двигались к месту событий. — Расположение тел: эм-бэ-пять-четыре-пять-восемь-восемь-шесть-один-семь. Они на улице перед открытой площадкой, где синие грузовики — несколько машин на площадке.
— Там один шевелится, но он ранен, — сказал кто-то, оглядывая сверху тела и теперь сосредоточив внимание на Шмахе.
— Я один-восемь, — продолжал вертолетчик переговоры по радио. — Там внизу, похоже, один раненый. Пытается уползти.
— Вас понял. Мы туда направляемся, — ответила вторая рота.
— Вас понял. Мы прекращаем огонь, — отозвались с «Апача» и продолжили наблюдать за Шмахом, все-таки еще живым, который, двигаясь как в замедленном кино, пытался подняться. Попробовал — и рухнул. Сделал еще одну попытку, приподнялся немного, но опять упал. Перекатившись на живот, начал было вставать на колени, но левая нога не слушалась, оставалась вытянутой, а голову он сумел оторвать от асфальта лишь на несколько дюймов.
