4. Рузвельт, правительственный лагерь в целом и рузвельтовское большинство в конгрессе заняли сегодня по вопросам германского нападения на нас молчаливую, выжидательную позицию, которая, наверное, завтра прояснится, но пока что на фоне как нельзя более полезного, адресованного прямо США выступления Черчилля, еще более бросилось в глаза как доказательство колебаний, вытекающих из указанных групповых противоречий…
Сегодняшнее молчание американского правительства отражает стоящий перед Рузвельтом нелегкий выбор: слишком явного разрыва между линией своей и Черчилля он никак допустить не может, а стать целиком на черчиллевскую позицию боится по внутриполитическим соображениям.
Перспектива победы немцев для него неприемлема, ибо угрожает Англии и в конечном счете планам США, перспектива же нашей «слишком» сокрушительной победы и влияние на всю Европу его пугает с классовых позиций. Весь Рузвельт и его политика состоят сейчас из зигзагов между этими противоречиями. А запасы классовой ненависти к нам в США очень велики».[41]
Действительно, «запасы классовой ненависти» продолжали свое действие очень долго. Тем более что за предыдущие годы, как мы имели возможность убедиться, была создана широкая «инфраструктура» тайных межимпериалистических связей между Германией и Англией и Германией и США, которая функционировала как в канун второй мировой войны, так и в ее первый период. В 1941 году ей снова пришлось быть запущенной в ход.
Сегодня мы можем сказать: анализ советского посла был точен, хотя он не знал и не мог знать содержание многих документов, которые после войны были преданы гласности. Близкий к Рузвельту человек — Роберт Шервуд, возглавлявший бюро военной информации, опубликовал ряд свидетельств, характеризующих обстановку в Белом доме после 22 июня.
Первое из них принадлежало военному министру, который, по его собственным словам, «за последние 30 часов почти все время размышлял о германо-русской войне» и пришел к таким выводам:
— Германия «будет основательно занята минимум месяц, а максимально — три месяца задачей разгрома России»; за это время она «оставит или отсрочит» все другие военные планы (от вторжения в Англию до действий в Средиземноморье и возможной агрессии в Южную Америку);
— нападение Гитлера на СССР представляет собой «дар провидения», который позволит США обеспечить защиту Западного полушария.
Как видим, Стимсон не был слишком оптимистичен в оценке возможностей Советского Союза (британский генштаб давал такие же прогнозы). Но было бы несправедливым игнорировать и другое: в Белый дом поступали и иные предложения, куда более близкие к подлинным интересам Соединенных Штатов. «Самыми разумными» Шервуд называет идеи, содержащиеся в меморандуме видного политического деятеля Герберта Баярда Соупа. Процитируем его:
«Мы противники догмы коммунистов и нацистской догмы.
За двадцать семь лет — с тех пор как Россия стала коммунистической — Советы никогда серьезно не угрожали нашим национальным интересам и нашему укладу жизни. Однако за два года безумного похода Гитлера, предпринятого им с целью порабощения всего мира, возникла серьезная угроза самому нашему существованию как свободного народа.
Потенциальные квислинги в нашей собственной стране пытались внести раскол в нашу среду. Они старались вызвать расовые и религиозные разногласия; они обещали, что, умиротворив нацистов, мы обретем мир и спокойствие.
Теперь мы видим, какая это мрачная трагедия — мирный договор с нацистами. После того как были уничтожены одна за другой пятнадцать стран, положившихся на обещания нацистов, мы видим теперь еще одну жертву.
Мы не за коммунизм, но мы против всего, за что выступает Гитлер. Он и его безбожные нацисты — главная угроза миру, справедливости и безопасности. Путь к нашей безопасности — разгром Гитлера.
В этот момент, как и всегда, мы должны помнить, что наша главная сила в единстве, а величайшая опасность — в разногласиях».
Прекрасные слова! Того же мнения, что и Соуп, придерживался бывший посол в СССР Джозеф Дэвис. Когда война в России шла уже две недели, он написал:
«Сопротивление русской армии более эффективно, чем все ожидали. По всей вероятности, результаты будут зависеть от воздушной мощи. Если Гитлер будет господствовать в воздухе, в Белоруссии и на Украине произойдет, вероятно, то же самое, что случилось во Фландрии и во Франции, а именно — мы увидим неспособность сухопутных войск, не имеющих защиты с воздуха, отражать комбинированные атаки авиации, механизированных войск и пехоты…
…Я не забываю о том, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая «коллективную безопасность». Это, если возможно, следует нейтрализовать. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что, невзирая на идеологические разногласия, наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера…»
Кто же были эти «группы людей», о которых писал Дэвис?
Вот, к примеру, Уильям Буллит. После 22 июня он заявил: «Мы должны быть счастливы, что происходит эта борьба между Сатаной и Люцифером. Будем надеяться, что Россия и дальше будет истреблять германские войска. Но не надо быть настолько слепыми, чтобы использовать ее поддержку в установлении мира». Такова была вполне определенная концепция. Сэмнер Уэллес характеризовал ее так: «Многие финансовые круги США были твердо убеждены в том, что война между Советским Союзом и гитлеровской Германией лишь соответствует их собственным интересам. Россия, по их мнению, должна была неминуемо потерпеть поражение, и это повлекло бы за собой крах большевизма».
Упомянутые Уэллесом круги не только ожидали «краха большевизма». Печально известный комитет «Америка прежде всего» призывал правительство США принять участие в «крестовом походе» против большевизма. Комитет добивался не «вступать в войну под флагом Сталина». Для них Гитлер был желанным союзником. Так, когда упоминавшийся выше бывший посол Соединенных Штатов в Брюсселе, ведущий изоляционист Кадэхи 25 мая 1941 года — буквально на пороге немецкого нападения на СССР — был принят Гитлером, он рассыпался в похвалах фюреру. В протоколе беседы записано: он (Кадэхи) находился «под глубоким впечатлением от стратегического гения фюрера» и «надеется, что окажет своей стране услугу, если удержит ее от вступления в войну». В сентябре 1941 года журнал «Лайф» опубликовал прогитлеровские дифирамбы Кадэхи.
Что касается Линдберга и его единомышленников, то они развернули кампанию травли Советского государства. Гитлеровская агрессия вызвала у них ликование. Вот образцы из документов комитета «Америка прежде всего»:
«Нам не опасны ни конкуренция Гитлера на рынках, находящихся вне нашего полушария, ни Европа под господством нацистов» (11 сентября 1941 года).
«Еще в 1938 году я призывал Англию и Францию позволить немцам осуществить экспансию на Восток» (Линдберг, 10 октября 1941 года).
Совершенно недвусмысленным было обращение одной из руководящих деятельниц комитета, актрисы и летчицы Лауры Инголлс. Оно было адресовано германскому посланнику Гансу Томсену: «Настанет день, когда я буду приветствовать триумф великого фюрера и великого народа. У меня уже заготовлена телеграмма «Зиг хайль!», которую я пошлю Вам…»
Могут сказать: это уже крайности, в США господствовали иные настроения. Но при всей отрицательной реакции американской общественности на германскую агрессию в тиши кабинетов планировались действия, которые объективно шли на пользу агрессору.
Известен следующий — по хронологии первый после нападения Гитлера на СССР — эпизод. Он связан с именем нью-йоркского дельца Ф. Сталл форта. Сталл форт был давним знакомым бывшего немецкого посла в Риме Ульриха фон Хасселя. И, как считает западногерманский исследователь П. Гофман, «хотел помочь сохранению шаткого мира между Германией и США». Весной 1941 года он приехал в Германию и остался там надолго, добиваясь приема у Риббентропа. Встретившись с ним в сентябре, Сталлфорт предложил направить Хасселя в Рим, чтобы начать там переговоры с послом США. Другим возможным эмиссаром он назвал Шахта, визит которого предлагался прямо в США. Риббентроп не пошел на это (видимо, в сентябре 1941 года, когда было сделано предложение, в Берлине хотели выждать «падения Москвы»). Зато Хассель, который принадлежал к консервативной оппозиции, использовал Сталлфорта, чтобы передать свой вариант компромисса с США: устранение Гитлера, возвращение Германии к границам 1933 года (однако оставляя за рейхом Австрию, Данциг[42] и Саар), отказ союзников от репараций. Сталлфорт действовал не на свой страх и риск: он был связан с военной разведкой США. В октябре Сталлфорт сообщил Хасселю, что для вышеупомянутой программы «в Америке есть хорошая почва».
