Но по мере успехов дружба между Гоминьданом и коммунистами стала давать трещины. Коммунисты смелели, вели себя самостоятельно. Заняв ту или иную местность, вводили собственные порядки, конфисковали заводы, фабрики, землю у крупных хозяев. Были и погромы, к Чан Кайши сыпались жалобы от владельцев. Состоятельная часть общества выражала возмущение. Указывала, что пора бы унять разгулявшихся повстанцев. Однако оказались задетыми интересы не только китайских хозяев. В ходе наступления были захвачены крупные иностранные концессии, гоминьдановское правительство объявило о их национализации. А при штурме Нанкина пострадали граждане западных держав. Кто-то случайно. А на ком-то китайцы отыгрывались за все хищничества и унижения.
И тут-то великие державы показали кулак. Военные корабли Англии и США подвергли Нанкин массированной бомбардировке. Крупнокалиберные снаряды крейсеров посыпались на жилые кварталы. Сотни, а то и тысячи мирных жителей погибли под завалами и в пожарах. После этого к китайским берегам начали стягиваться более крупные эскадры, и Англия, США, Франция, Япония и Италия предъявили Чан Кайши ультиматум – наказать виновных в нападениях на иностранцев, выплатить огромную компенсацию и впредь иноземцев не задевать. В общем, дали гоминьдановским правителям серьезный урок: говорить об «антиимпериалистической» борьбе можно сколько угодно. Но надо помнить о дистанции между собой и «великими». Надо обращаться к ним почтительно и не своевольничать.
Однако в это же время произошел полный разрыв с коммунистами. Советскими представителями в Китае оказались троцкисты – Иоффе, Ломинадзе. Да и Блюхер был недалек от них. Инструкции Сталина и Политбюро они нарушили, вместо сплочения китайских революционеров принялись организовывать заговор против Чан Кайши. Поучали коммунистов, что победа уже близка. Вот и надо устранить гоминьдановскую верхушку, возглавить революцию самим. Но китайский командующий узнал. Он был тертым калачом, и последовал удар исподтишка [16].
Шанхай считался «международным» городом, значительная его часть была экстерриториальной, принадлежала иностранцам. Они были хозяевами здешних промыслов, предприятий, портового узла. Когда наступающие части Чан Кайши приблизились к Шанхаю, коммунисты подняли восстание. Не дожидаясь Народно-революционной армии, отряды красногвардейцев захватили город, провозгласили свою коммуну, образовали правительство. Чан Кайши счел это мятежом в рамках планируемого заговора. Решил окоротить слишком самостоятельных союзников, а заодно угодить иностранцам.
Он договорился с шанхайскими преступными группировками, те охотно предоставили гангстеров. А воротилы европейского и американского бизнеса поддерживали с мафией плодотворные контакты, и карательную акцию против красных в полной мере одобрили. Председатель муниципалитета иностранной части Шанхая Стерлинг Фессенлен выделил гангстерам грузовики и оружие. На рассвете 12 апреля 1927 г. солдаты Чан Кайши и бандиты кинулись резать коммунистов и повстанцев. Врывались в дома, уничтожали вместе с семьями. Подвернувшихся женщин резали после надругательств, зверски приканчивали детишек. Всего было истреблено около 5 тыс. человек. Опомнившиеся коммунисты подняли было городскую бедноту. Но толпы, выплеснувшиеся на улицы, разогнали залпами винтовок и пулеметами. Потом начались уже целенаправленные поиски активистов. Арестовали 300 человек, третью часть казнили.
Аресты и расправы прокатились также в Кантоне, Сямыне, Фучжоу, Нинбо, Нанкине, Ханьчжоу и Чаньша. Конечно, подобный поворот совершенно не понравился ни китайским коммунистам, ни Москве. Красные части выходили из повиновения гоминьдановскому правительству. Стягивались к городу Нанчаню. Здесь под началом Чжоу Эньлая собралось 20–30 тыс. бойцов. Но Чан Кайши остановил наступление на север, развернул многократно превосходящие силы на коммунистов и разгромил их. Прокатилась череда и других восстаний – в Хунани, Кантоне. Но они уже были слабее, и давили их легче.
Так, в Кантоне у коммунистов набралось всего 2 тыс. солдат и 20 тыс. кое-как вооруженной бедноты. Рабочие и моряки соседнего Гонконга, принадлежавшего Англии, восстание не поддержали. Крестьяне тоже уклонились. Зато иностранцы вмешались уже непосредственно. Подошли военные эскадры, открыли огонь. Высадили десанты японцев, англичан и американцев. Британские и американские корабли быстро перевезли сюда части Гоминьдана, бросили на город с захваченного плацдарма. Снова были массовые расправы. Журналисты описывали, как солдаты хватали и истязали коротко стриженных девушек – короткую стрижку объявляли признаком коммунисток. Их расстреливали, сжигали заживо, облив керосином.
Погибло 6–7 тыс. человек. В их числе оказался и персонал советского генконсульства. Вице-консул Хассис, секретарь Уколов, еще трое русских и семеро китайских сотрудников были расстреляны. Чан Кайши распорядился закрыть все остальные консульства и торговые представительства СССР, выслать сотрудников за пределы подконтрольной ему территории. Он провел и чистку внутри Гоминьдана, изгнал или уничтожил оппозиционеров. Но при этом нащупывал и организовывал иную опору своей власти. В декабре 1927 г., в те же самые дни, когда в Кантоне казнили советских представителей и «коммунисток», Чан Кайши женился на третьей из сестер Сун, Сун Мэйлин. Для народа он стал как бы заочным родственником покойного Сунь Ятсена, узаконил себя в роли наследника. А «заодно» породнился с мощнейшей финансовой группировкой Китая.
Разумеется, в эту группировку допустили бы не каждого. Но Чан Кайши зарекомендовал себя подходящим деятелем. Его расправы с коммунистами и разрыв с Советским Союзом были восприняты одобрительно и китайскими олигархами, и великими державами. К нему потекли деньги национальных тузов, американских и британских банкиров. Потекли поставки оружия. Средства куда более щедрые и оружие куда более современное, чем присылал СССР. Правда, в отличие от советской помощи, не безвозмездное. Но Чан Кайши занимал достаточно высокое место, чтобы расплачиваться с кредиторами концессиями, подрядами, прочими льготами. Все возвращалось на круги своя. В отличие от империи Цин правительство Гоминьдана разве что пыталось бороться с наркоманией, строго пресекало продажу опиума.
Главным противником Народно-революционной армии оставался северный диктатор Чжан Цзолинь. Подавив коммунистические мятежи, Чан Кайши возобновил наступление на него, сумел взять Пекин. Но не тут-то было. В Токио не намеревались упускать из-под контроля Маньчжурию. И если американцы с англичанами не стеснялись применять военную силу для ограждения своих интересов, в Токио тоже не стали церемониться. В портах Северного Китая стали высаживаться японские части. Когда гоминьдановцы захватили город Цзинань, японцы подвергли его шквальному артиллерийскому обстрелу, заставив Народно-революционную армию бежать.
Чан Кайши пришлось прекратить боевые действия, оставить Чжан Цзолиня в покое. Впрочем, с политической точки зрения два правительства Китая оказались очень похожими. Разве что ориентировались на разные силы: одно на американцев с англичанами, второе на японцев. Одно на финансовые кланы, близкие к семейству Сун, второе на маньчжурскую мафию. Но к Советскому Союзу они относились одинаково. Когда Чан Кайши рассорился с русскими, властитель Северного Китая охотно подключился. По его приказам был захвачен советский пароход, курсировавший по р. Сунгари, а затем полиция произвела налет на советское полпредство. Посла и остальных дипломатов все-таки не тронули. Но 20 китайцев, работавших в полпредстве, казнили. Начались провокации на границе, на КВЖД. Под эгидой Чжан Цзолиня множились белогвардейские формирования. Обсуждался близкий поход на родину в союзе с японцами и китайцами.
Примирение с Чан Кайши и открытая японская помощь создавали уже явные предпосылки для агрессии на север. Но Советский Союз не стал ждать нападения чересчур распоясавшегося соседа. Разведчик ОГПУ Эйтингон совместно с резидентом военного разведуправления Салнынем организовали диверсию. В июне 1928 г. вагон, в котором ехал Чжан Цзолинь, взлетел на воздух. Специалисты по диверсиям и провокациям в советских спецслужбах были отменные. Умело перевели стрелки на… японцев. Распространили слухи, будто маршал вступил в тайные переговоры с Чан Кайши, и хозяева его прикончили. Хотя последствия оказались непростыми и далеко идущими.
Преемником диктатора стал его сын Чжан Сюэлян – его называли «Молодым маршалом». То ли он был большим патриотом, чем отец, то ли поверил в убийство отца японцами. Он и в самом деле принялся наводить мосты с Гоминьданом, выразил готовность подчиниться Чан Кайши, если ему сохранят такое же положение, как он занимал – правителя в Маньчжурии. Состоялась встреча северокитайского и южнокитайского лидеров, и Чжан Сюэлян объединился с Китайской республикой. Но и Чан Кайши принялся подталкивать его против русских. Он уже знал – англичане и американцы одобрят такую политику. А кроме того… не доверял «Молодому маршалу». Пускай ввяжется в войну на севере, и не сможет угрожать Гоминьдану. Если же выиграет, плоды побед станут общими.
