Я слышал, что великий могол получает в год доходов до сорока миллионов фунтов стерлингов, выключая, что ему дарит его протекции принцы, також и знатное купечество в падарок как алмазных камней, так и прочих дорогих других вещей, а одних только пошлин и податей сбирается»[55].
То есть Индию русские изучили неплохо, представление о ней и о положении дел в ней они имели. Часть морских офицеров понимали, как добраться в Индию морским путем. Кстати, Михаил Ломоносов предлагал плавать в Индию и в Китай через Северный Ледовитый океан, предвосхитив открытие Северного морского пути через двести лет.
Особого упоминания в рассказе об истории «русской Индии» заслуживает человек, которого звали Филипп Сергеевич Ефремов. Его официальная биография, оставляющая много вопросов, могла бы стать основой сценария отличного исторического боевика. Уроженец Вятской губернии, он в 1763 году поступил служить капралом в Нижегородский пехотный полк, через два года получил повышение до каптенармуса, в 1774 году стал унтер-офицером и был отправлен на заставу Донгуз крепости Илецкая Защита. Именно в это время на юго-востоке империи разгоралось восстание Пугачева. И как раз на ту заставу, где служил Ефремов, напали примкнувшие к восстанию башкиры и казаки, его захватили в плен. Почти как у Пушкина в «Капитанской дочке». Правда, в отличие от вымышленного Гринева, реального Ефремова собирались вешать, он смог бежать, но тут же попал в плен к «киргизцам», которые продали его в рабство в Бухару. Но там пленника ждала неплохая карьера — армия эмира пребывала в плачевном состоянии, воевать толком не умела, и офицеры, даже пленные, хорошо ценились. Филипп Ефремов смог заслужить доверие кушбеги, то есть главного министра, Данияр-бека. Он получил чин юз-баши, сотника, и в этой должности участвовал в войнах, которые вел Бухарский эмират. Он храбро сражался под Самаркандом, Мервом и во время похода на Хиву. Его, даже при том, что он отказывался принять ислам, пожаловали землей и деньгами. Но Ефремов сумел получить поддельные документы. И бежал. Он описывал это в своих воспоминаниях так:
«Аталык пожаловал меня тогда землею и деньгами и приказал быть в готовности к походу в Хиву с новым войском; обстоятельство сие подало мне повод и способ к уходу. Я просил писаря, чтобы он написал мне грамоту в таком смысле, якобы аталык послал меня послом в город Кукан, коего владетель ссорился тогда с бухарским; за сие обещался щедро наградить его деньгами. Он написал мне таковую грамоту и в благодарность получил от меня 100 червонных. Грамоту показал я сказанной ключнице и просил ее об доставлении для приложения к оной ханской печати, в чем она мне и услужила, надеясь чрез то и сама уйти вместе со мною. Дни чрез два получил потом я от аталыка приказание ехать в Хиву. Отправясь якобы к новосоставленному его войску, я поскакал с двумя русскими в Кукан, а ключницу принужден был оставить, ибо, взяв оную с собой, никак бы не мог спасти ни себя, ни ее, аталык хватился бы ее тотчас и послал бы искать повсюду.
Дорогою до Кукана, который проехал я мимо, снабжали меня с излишеством провизиею; по прибытии же в город Маргылян назвался купцом, переоделся в купеческое платье и расположился в караван-сарае, где, услышав, что некоторые купцы намереваются ехать в город Кашгар, состоящий под покровительством китайского богдыхана и имеющий потому для охранения своего китайское войско, купил такого же товару, каким и они торгуют, и, назвав себя нагаем (нагаями называют в тамошних странах всех в России живущих татар), поехал вместе с ними»[56].
Кукан в этом тексте — Коканд, столица ханства, с которым Бухара вела тогда войну. Дальше было многолетнее, невероятное путешествие через Тибет, Кашмир, Индию и Англию, но в итоге он возвратился в Россию после девятилетнего странствования. В своей книге «Странствование Филиппа Ефремова в Киргизской степи, Бухарии, Хиве, Персии, Тибете и Индии и возвращение его оттуда чрез Англию в Россию» он описал подробно жизнь и систему власти в тех странах, где он побывал, и главное — в конце его труда было приложено «означение расстояний до Бухары от Оренбурга и Астрахани и некоторое собрание слов бухарских с переводом их на российский и татарский языки». То есть было подробно описано, сколько переходов от одного пункта до другого, сколько потребуется остановок и кто кочует в тех местах. Интересно, что когда он вернулся, то был принят в 1783 году лично Екатериной II, далее ему дали чин прапорщика, устроили в Коллегию иностранных дел переводчиком с восточных языков.
Дальнейшая карьера Ефремова выглядит интересно: Санкт-Петербургская портовая таможня, затем с чином коллежского асессора направлен в суд на Кавказе. За службу ему был пожалован бриллиантовый перстень. А по представлению Потемкина его назначили в Астраханскую портовую таможню директором. Затем он стал чиновником Палаты Уголовного суда в Вологде. Затем Одесса, особые поручения, в 1796 году Ефремов пожалован на дворянское достоинство, ему дают герб, дальше он становится директором Кизлярской пограничной таможни, где, по свидетельству начальства, приумножил сбор пошлинной суммы. Его последняя должность снова связана с Азией — директор учреждавшейся Бухтарминской пограничной таможни. Это где сейчас находится город Усть-Каменогорск. Закончил он службу в чине надворного советника, что соответствует чину подполковника в армии. Биография крайне необычная. Скорее напоминает историю разведчика, чем просто случайного пленника киргизских разбойников. Кто знает, может, под видом бегства и похищения была реализована операция по долгосрочному оперативному внедрению агента русской разведки. Это звучит фантастично — но и судьба Филиппа Ефремова разве не фантастична сама по себе? И нет ответа на вопрос — почему сама Екатерина II приняла его по возвращении из путешествия? Дальнейшая его судьба весьма показательна — его как кризисного управленца кидают с одного участка работы на другой. И почти везде работа связана с таможней — лишь изредка передышки в каких-то губернских судах. А что такое таможня в те годы? Это граница, это как раз сбор разведывательной информации и контрразведка. Что важно — на каждом таком месте Ефремов демонстрирует высокую эффективность. Он всякий раз повышает собираемость таможенных платежей и борется с контрабандой. И он не взяточник, во всяком случае, по воспоминаниям современников, в отставке он жил довольно скромно и порой даже нуждался в средствах. Так что не все так просто в истории Филиппа Ефремова.
К концу 18 века торговые связи России с Индией сложились более чем тесные. В российских городах, в основном торговых, возникают даже целые колонии индийских купцов. Одна из самых крупных — в Астрахани, о чем нынешние жители этого города, возможно, даже и не знают. Иоганн Готлиб Георги, немецкий натуралист, этнограф, путешественник, академик Российской академии наук, глубокий ученый, первым высказавший предположение о тектоническом происхождении озера Байкал, в конце 18 века создал фундаментальный труд «Описание всех обитающих в Российском государстве народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей». Астраханскую колонию индийских купцов он описал довольно подробно, и позволю себе привести здесь обширную цитату, поскольку она весьма любопытно характеризует царивший там быт и нравы. В особенности интересно то, что к традициям индийцев, к их особенностям быта и власти Российской империи, и местное население относились толерантно, во всяком случае им никто не мешал справлять необычные для нашей страны религиозные обряды.
«Народ индийский со времени данных ему от Петра Великаго преимуществ живет постоянно в Астрахани, да несколько семей в Кизляре на Тереке; переселился же туда из разных западных сторон Индии, и большею частью из провинции персидской Мултянской, и, следовательно, суть прежние подданные великого могола. Они составляют между собою как в Астрахани, так и Кизляре соединенное общество от двух до четырех сот человек, под судом и расправою губернского правления; судей же и начальников избирают они из между себя. Вид индийцов сих весьма сходен с татарским. Они большею частью высоки, тонки, сухощавы; волосы имеют редкие, черные; глаза малые, черные; небольшие бороды, нос сухий, губы малые, зубы весьма белые, изжелта бледный цвет лица и важную осанку. В походке и поступках своих оказывают ленивую важность, говорят тихо, с расстановкою, и всегда подумав. Они в слове своем устойчивы, учтивы, услужливы, терпеливы, весьма решительны, осторожны и любят уединение.
Язык их есть весьма сходное с монгольским наречие, а потому и легко научаются оному калмыки. Пишут на оном собственными своими буквами, с левой на правую сторону, тростником, очиненным и обмакиваемым в тушь или китайские чернила. Они считают, как и мы, до десяти. Один называется на их языке ик, два — ду, три — треи, четыре — чаас, пять — панш, шесть — пни, семь — затше, восемь — атш, девять — нау, десять — да, одинадсять — яра, двенадсять — бара, трияадсять — тера, двадсять до пятидесяти — пандша, сто — сан, тысяча — гасаар, бог — Такур, человек — аадми, жена — пар и т. д.
