Если за границей могли надеяться поддерживать с Гитлером и в дальнейшем мирные отношения, то нужно оставить это право и за Шахтом…
Я хочу напомнить суду, что после отставки Шахта за оба отчетных года, 1938/39 и 1939/40, на вооружение было истрачено 31,5 миллиарда. Это значит, что и без Шахта на вооружение производились затраты, и гораздо большие, чем при нем…
Учреждением мефо-векселей он создал автоматический тормоз для выплаты денег на вооружение. Это мероприятие, несколько смелое в финансово-техническом отношении, с юридической точки зрения было, однако, вполне терпимым.
Мефо-векселя служили финансированию вооружения, но тормозили дальнейшие траты на вооружение после срока наступления платежей, с 1 апреля 1939 г., потому, что империя была обязана их компенсировать. Предвидения Шахта оправдались. Увеличение затрат повлекло такое повышение государственных налогов, что выкуп мефо-векселей при наступлении срока, то есть через пять лет, стал бы нетрудным.
Кейтель показал, что в бюджетном году, начавшемся 1 апреля 1938 г., на вооружение было истрачено на 5 миллиардов марок больше, чем в предыдущем, несмотря на то, что 1 апреля 1938 г. частные кредиты имперским банком были закрыты.
Половины этих пяти миллиардов было бы достаточно для того, чтобы в начавшемся апреле месяце 1939 бюджетного года уплатить по мефо-векселям, срок уплаты по которым уже подходил… Он ограничил срок оборота мефо-векселей с самого начала пятью годами. То, что Гитлер просто не будет платить по векселям и нарушит свое обещание, Шахту, конечно, не могло быть известно.
Меморандум имперского банка от ноября 1938 г. повлек за собой отставку Шахта…
То обстоятельство, что он остался министром без портфеля, должно было помочь ему в получении информации о событиях, которыми интересовалась на пути достижения своих целей его заговорщическая группа больше, чем если бы он совсем отстранился от дел. Факт вооружения как таковой, таким образом, не может служить доказательством того, что Шахт сознательно принимал участие в подготовке агрессивной войны…
Отмечая тот факт, что Шахт был членом имперского правительства (до января 1938 года министром экономики, а затем до января 1943 г. — министром без портфеля), обвинение считает его, как и все имперское правительство, ответственным за военные нападения Гитлера, имевшие место в тот период времени. Эта аргументация действует убедительно на того, кто исходит из нормального понятия имперского правительства…
Имперский кабинет, который Гитлер называл клубом пораженцев, в последний раз собрался в 1938 году и то лишь с целью выслушать сообщение Гитлера, а не для делового обсуждения вопросов и принятия решений. Гитлер умышленно скрывал от имперского кабинета политически важные дела. То же самое относится и к членам имперского совета обороны, который весной 1939 г. Гитлер окончательно отстранил от дальнейшей подготовки к войне…
Если здесь один из подсудимых говорил о единстве германского народа во время Второй мировой войны в противоположность Первой, я должен возразить ему, так как едва ли когда-либо в своей истории германский народ был внутренне так расколот, как во время существования Третьей империи. Кажущееся единство было только спокойствием кладбища, вызванным террором. Отражением внутренней раздробленности германского народа, державшейся только искусственно в тайне вследствие террора гестапо, были противоречия между отдельными высокопоставленными лицами, о которых мы здесь говорили. Чтобы дать несколько примеров, я упомяну о том, что здесь перед нами выступили противоречия между Гиммлером и Франком, Гиммлером и Кейтелем, Заукелем и Зельдте, Шелленбергом и Канарисом, Борманом и Ламмерсом, СА и СС, вооруженными силами и СС, СД и юстицией, Риббентропом и Нейратом и т. д. Даже в отношении идеологии партия была расколота на многочисленные группы, что выяснилось в начале слушания дела уже из показаний Геринга. Эти противоречия были принципиальными, и Гитлер не примирял их, а усугублял. Они были клавиатурой власти, на которой он играл. Министры не были ответственными руководителями, они были не чем иным, как профессионально обученными служащими, которые должны были выполнять указания. Если какой-нибудь министр, как, например, Шахт, не подчинялся этому, то дело доходило, как и у него, до конфликта и отставки. Поэтому в преступлениях Гитлера, которые он совершил, навязав своему собственному народу и человечеству агрессивную войну, не мог принимать участие ни один заговорщик, а только служившие Гитлеру его помощники…
При таком положении власти в Третьей империи можно предположить, что было преступное соучастие или преступное пособничество, но не групповое уголовное преступление, каким является заговор. Вопрос о том, является ли каждый из подсудимых соучастником в совершенном Гитлером преступлении развязывания агрессивной войны, может быть рассмотрен и решен индивидуально в каждом отдельном случае.
Я рассмотрю его в этой плоскости только в отношении Шахта.
Даже при наличии объективного факта заговора в какой-либо части обвинения и даже при самой широкой трактовке понятия заговора заговорщик должен согласиться с планом заговора и с целью заговора, хотя бы частично, в форме «dolus eventuelis».
Если судья Джексон во время перекрестного допроса предъявил Шахту фотографии и фильмы, которые с внешней стороны документируют связь его с Гитлером и его паладинами, то это могло произойти только потому, что он старался завуалировать свою неприязнь к Гитлеру. Поэтому мне необходимо будет коснуться вопроса о фотографиях и о такого рода аргументации.
Судья Джексон дополнил предъявление фотографий цитированием речей, из которых можно сделать вывод, что Шахт даже во время путча был предан Гитлеру. Это представление цитат можно рассматривать в той же плоскости. Я думаю, что такая аргументация является несостоятельной и не может устоять ни перед жизненным опытом, ни перед историей… Он, как заговорщик, должен был особенно маскироваться. Это должен был делать каждый, кто жил в Германии при таком режиме…
Шахт, уходя с должности министра экономики и с поста президента имперского банка, с января 1939 года по 1943 год оставался министром без портфеля. Шахт говорил о том, что это было условием, которое поставил перед ним Гитлер перед тем, как он был снят с должности в министерстве экономики.
Для того чтобы его уволили с этой должности, необходима была подпись Гитлера как главы государства. И если бы Шахт не захотел остаться министром без портфеля, то совершенно очевидно рано или поздно был бы арестован как подозрительная личность в политическом отношении…
Он предстает перед Трибуналом, доверяя ему, как он это высказал в своем заявлении, посланном Трибуналу в начале процесса. Выдвинутые против него обвинения уголовного порядка он рассматривает с чувством полной уверенности в своей невиновности, и вправе делать это, ибо, кто бы ни был признан виновным и несущим уголовную ответственность за войну, зверства и бесчеловечность, которые были совершены во время ее, Шахт после установления обстоятельств дела может послать слова проклятия виновникам.
Я ходатайствую о признании Шахта невиновным в предъявленных ему обвинениях и прошу оправдать его.
СС: черная форма, черные дела
* * *
Даже ярые критики нацизма обычно не возражают против того, что Гитлер пришел к власти через выборы. В агитации, пропаганде, организации массовых мероприятий ему действительно не было равных. Якобы за приверженность конституционным методам его даже прозвали «Адольф-законник». Верно ли это?
Да, в июле 1933 г. НСДАП победила на выборах в рейхстаг, и 30 января 1933 г. президент Гинденбург законно назначил его канцлером Германии.
Но не надо забывать, что перевес голосов, поданных за нацистов, все-таки был не таким уж большим. Например, на выборах в 1930 г. НСДАП получила в рейхстаге 107 мест, а Коммунистическая партия Германии — 77. На момент назначения Гитлера канцлером нацисты занимали в рейхстаге 196 кресел, коммунисты — 100.
Долгое время чаши весов качались, и в борьбе за преимущество своей партии «Адольф-законник» применял все средства, в том числе физическое насилие. С конкуренцией идей, программ и другими атрибутами демократии это не имело ничего общего.
В августе 1921 г. в Германии под невинным названием «Гимнастический и спортивный дивизион» возникли формирования из крепких мужчин, которые сразу же активно включились в политику: били на улицах противников НСДАП. 4 ноября того же года эти любители гимнастики получили более точное название — «штурмовые отряды» (СА), под которым они и вошли в обвинительный акт Нюрнбергского суда в список преступных организаций.
Штурмовые отряды обычно называют полувоенной структурой, однако правильнее считать их настоящей нацистской армией, которой не хватало только винтовок. У них была коричневая униформа, за которую их назвали «коричневорубашечники», генеральный штаб, военное училище, готовившее командиров, учебные лагеря. В середине 1931 г. в этих формированиях состояло 400 тысяч человек, что превышало численность рейхсвера — тогдашних вооруженных сил Германии.
