Возникает вопрос, если не было разгрома штаба немецкого корпуса, то чем занимались более трехсот вооруженных и подготовленных диверсантов? За что наградили участников этой операции? Почему потребовалось в декабре 1941 года подполковнику НКВД сочинять справку о мифическом разгроме штаба противника?
В результатах расследования, проведенного в 1960 году, есть еще один интересный эпизод. Речь идет о встрече командующего Западным фронтом Георгия Константиновича Жукова с командиром отряда Владимиром Вячеславовичем Жабо. Напомним, что осенью 1941 года шла знаменитая Битва за Москву. Враг был на подступах к столице. О чем могли говорить главнокомандующий и командир диверсионного подразделения?
Официальная версия причин этой встречи звучит так.
«Известно, что время начала марша от Муковнино (места формирования отряда. — Прим. ред.) к Угодскому Заводу и время начала операции предлагалось определить на месте, исходя из обстановки. Участники операции, бесспорно, могли точнее выбрать подходящий момент. Но важен был еще и совет военачальника, умудренного многолетним опытом человека, хорошо знающего общую обстановку на фронтах и умеющего глубоко оценить детали задуманной операции. Более того, человека, хорошо знающего места, где операция эта должна осуществляться. И такой квалифицированный совет партизаны получили от командующего Западным фронтом Г. К. Жукова».
Это из уже цитированной выше повести Евгения Носкова и Александра Тараданкина «Председатель из Угодки».
А вот что по этому поводу вспоминал сам Георгий Жуков:
«…Мне его рекомендовали как исполнительного и решительного командира. Я принял его лично. В.В. Жабо понравился мне своей готовностью идти на любое ответственное дело. Как уроженец тех мест, где отряду предстояло действовать, я знал хорошо местность, где дислоцировались соединения 12-го корпуса противника, и дал ряд советов…».[252]
На самом деле отношение к диверсантам было специфичным. Для него они были всего лишь одной из воинских частей, которые можно использовать для решения стоящих перед ним задач, особо не задумываясь о судьбе людей.
В качестве примера можно привести описание беседы Георгия Жукова с комиссаром спецотряда военной разведки (командир — капитан Иосиф Топкин) Василием Афанасьевичем Цветковым.
Перед отправкой за линию фронта руководство подразделения встретилось с начальником разведки Западного фронта полковником Яковом Тимофеевичем Ильницким. После короткой беседы Иосифу Топкину предстояло встретиться с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Василием Даниловчем Соколовским, а Василию Цветкову с членом Военного совета — обычная формальность (представление начальству). А вот что произошло дальше:
«Ранние солнечные лучи с трудом пробивались через густые кроны деревьев. Было тихо, безветренно. Вдруг справа на аллею неожиданно вышел генерал и остановился. Полковник Ильницкий подбежал к нему и что-то доложил. Это был командующий войсками Западного фронта генерал армии Георгий Константинович Жуков. Мы отдали честь, строго осмотрев нас, задал два-три вопроса Топкину, спросил меня, с какого года я в армии, и, обращаясь к полковнику Ильницкому, приказал: — Решайте вопросы оперативно. Должным образом снабдите отряд и обеспечьте успешную выброску.
Г.К. Жуков направился в противоположную сторону, а мы, вытянувшись «в струнку», долго провожали глазами коренастого человека…»[253]
Описанная выше встреча больше похожа на отношения командующего фронтом и командиров армейской разведывательной группы. Несколько дежурных вопросов, пожелание благополучного возвращения, и все. Обычно этот ритуал выполнял кто-нибудь из непосредственного начальства диверсантов, а не командующий фронтом. У военачальника множество других более важных дел.
А отношение Георгия Жукова к диверсантам НКВД было специфичным. В качестве примера приведем историю семи отрядов ОМСБОНа, которые погибли, выполняя приказы будущего маршала и его подчиненных. Формально отданные ими распоряжения были правильными. Фактически они обрекали людей на гибель, так как не учитывали особенности ситуации, сложившейся в отрядах. Знали ли об этом военачальники? Скорее всего да, так как радиосвязь с диверсантами была устойчивой. В своих воспоминаниях прославленный полководец по понятной причине не стал рассказывать об этом эпизоде.
Ранней весной 1942 года командующему Западным фронтом генералу армии Георгию Константиновичу Жукову нужно было любой ценой обеспечить небольшую, хотя бы на несколько дней, передышку для измученных боями в Московской битве войскам. Это можно было сделать двумя путями.
Первый вариант — заменить на новые части, а их не было. Вспомним, что осенью 1941 года в бой в качестве обычных стрелковых частей бросали курсантов военных училищ. Обычно так поступают, когда нет других резервов.
Другой вариант — хотя бы на несколько дней отодвинуть начало немецкого наступления, сорвав переброску подкреплений врага по железнодорожным магистралям «смоленского треугольника» Орша — Витебск — Смоленск.
Попробовали ВВС, но бомбардировочная авиация не смогла решить поставленной перед ней задачи. Наносить ведь удары приходилось в тылу противника, а там явное преимущество фашистов. Да и летчикам требовались точные указания координат целей для воздушных ударов.
Партизаны? Так весной 1942 года, что бы ни говорили советские историки, народные мстители действовали разрозненными отрадами. Может быть, они выполнили бы приказ командования Красной Армии, вот только кто им сообщит это распоряжение Георгия Жукова? Центральный штаб партизанского движения еще не был создан, спецотряды Четвертого управления только начинали действовать на оккупированных территориях и еще не успели трансформироваться в партизанские бригады. Оставленные за линией фронта партийные функционеры, те, кто пережил зиму, только начали устанавливать связи между отрядами в своих районах и областях.
И тогда Георгий Константинович Жуков решает использовать диверсантов. Они уже не раз доказывали свою эффективность и способность выполнить любое задание.
Военачальник ставит задачу: парализовать передвижение на магистралях оперативного тыла группы армий «Центр» на 7–10 дней. Спешно сформировали подразделение под командованием майора Петра Алексеевича Коровина (до отправки за линию фронта командовал 3-м батальоном 1-го полка ОМСБОНа), и 31 марта 1942 года 259 омсбоновцев в составе семи отрядов ушли за линию фронта.
Ушли на лыжах, хотя на дворе была уже весна. Другого способа перемещаться по глубоким сугробам с пятидесятикилограммовыми вещмешками[254] не было. И начались проблемы. Отряды начали растягиваться. По утверждению Владимира Воронова и Александра Крушельницкого, «один из семи отрядов — капитана Артамонова — за 19 ночей прошел 370 километров. Другой, старшего лейтенанта Баженова, одолел «лишь» 100 — в той оттепели лыжи годились разве что в качестве весел… Отряды растянулись на марше, и на отставшего обычно натыкался передовой дозор идущих следом. Разговор был коротким: «Дезертир!» Приговор приводился в исполнение на месте…».
Хотя самое неприятное ждало впереди. Если большинство спецотрядов Четвертого управления НКВД-НКГБ, ушедших за линию фронта, в это же время после такого марш-броска попадали в более или менее комфортные условия, например, расположение партизанской бригады, в не занятую немцами деревню или просто густой еловый или сосновый лес (нет проблем с дровами и сухо), то тех, кто дошел, ожидал неприятный сюрприз.
Выяснилось, что штабисты, определяя места дислокации (а обычно указывался конкретный район или несколько расположенных рядом друг с другом деревень), не учитывали особенностей местности. Один лесной массив находился в низине и поэтому был полностью залит талой водой, другой на поверку оказался жиденькой рощицей, третьего вообще не было в природе. Но дисциплинированные омсбоновцы разместили базы точно там, где было указано, — в затопленном лесу. Из шифровок в Центр: «Прибыл на базу назначения. Работа производится на лодках ввиду сплошной воды».
К реальной работе приступили только в начале мая 1942 года. И тут начались неудачи. По утверждению историков, а они ссылаются на показания выживших десантников, на собственных минах подорвались порядка 10 человек.
Несмотря на все трудности, спецотряд задание выполнил успешно. Удалось парализовать магистраль на 15–20 суток, а на некоторых участках и на 50. Формально спецотряд задание выполнил.
Об этом доложила Лубянка штабу Западного фронта. Командование бригады прямо не предлагает Георгию Жукову отозвать оставшиеся отряды, но намек был сделан более чем прозрачный: «В настоящее время отряды израсходовали взятое с собой подрывное имущество, продовольствие и нуждаются в немедленном его пополнении». Непонятно, почему командование ОМСБОНа не сообщило всю правду о сложившийся ситуации. Например, о том, что пополнить запасы боеприпасов и продуктов питания в том районе крайне сложно, так как противник начал проводить мероприятия по уничтожению диверсантов. А если докладывали Георгию Жукову не чекисты, а кто-то из старших офицеров штаба Западного фронта, то почему они не смогли или не захотели заявить о том, что диверсанты из-за отсутствия боеприпасов и продовольствия небоеспособны. Хотя, может, и доложили, вот только ничего это не изменило. Сейчас мы уже не узнаем, что тогда было на самом деле. Зато сохранилась резолюция военачальника. Она гласила:
