— Откуда такая уверенность?
— От жизненного опыта и знания людей. Мустафа — порядочный, надежный и не раз мною проверенный в делах человек. Заметь, в делах весьма щекотливых…
— Тогда давай, выкладывай все, пока женщины ушли на кухню…
— Ну, если ты настаиваешь, Ари, то слушай… Мустафа официально числится у меня охранником, а не официантом. Он — штатный сотрудник охранного бюро «Легионер». Но там ему платят гроши, вот он и подрабатывает у меня официантом.
— Получается, что он работает у тебя на двух должностях, так, Ага? Сколько же ты ему положил?
— Не много… Впрочем, основной его заработок — в чаевых. Поверь мне, Ари, это — общепринятая на Западе практика. Кроме того, он кормится здесь. Живет с нами на втором этаже, у него отдельная комната. Денег я с него ни за еду, ни за проживание не беру. Так что, думаю, обижаться ему не на что. Хотя, конечно, работа у него адская. Ну, представь, двенадцать часов на ногах. И, несмотря на то что зал у меня крошечный, за смену он, по моим подсчетам, проходит километров двадцать-тридцать. Да не прогулочным шагом с тросточкой в руках, а бегом с тяжеленными подносами. И так — через день. У него есть сменщик, француз Жюль, но тот часто болеет, так что Мустафе нередко приходится работать каждый день.
Мои клиенты, да и не только они, принимают его за алжирца. Скажу тебе по секрету: парижанки, посещающие «Акрополь», от Мустафы просто без ума. Некоторые приходят сюда только для того, чтобы с ним пофлиртовать, ну и, конечно, дают ему обильные чаевые. Общаясь с ними, Мустафа выучил французский, а проживая и работая с нами, он освоил греческий. Мустафа очень способный к языкам парень. Да и вообще он умница и очень хороший человек. Собирается скопить денег, чтобы открыть женский ресторан с греческой кухней. — Агамемнон раскатисто рассмеялся. — Наивный парень! Он думает, что сможет составить мне конкуренцию! К тому же он, как мне кажется, не скоро соберет нужную сумму для покупки какого-нибудь разорившегося или убыточного ресторана…
— Почему? — в один голос спросили Аристотель и вернувшаяся с кухни Ширин.
— Мустафа, чтобы поддерживать себя в боевой форме, дважды в неделю посещает спортклуб. Его любимый вид спорта — тхеквондо, у него очень высокий разряд, по-моему, «черный пояс» и какой-то «дан», я уж и не помню, какой именно. Кроме того, он ходит в тир, тренируется в стрельбе. У него даже боевой пистолет есть! Да, а вы что думали? Занятия в спортзале и в тире обходятся ему в копеечку, так что, как говорится, «не до жиру — быть бы живу!» — подвел итог Ага.
— А как к этому относится его жена? — проявила интерес Ширин.
— Он не женат…
— Такой красавец, и не женат?! А как же он обходится без женского пола? — настаивала турчанка.
— В Париже с этим проблем нет — столько продажных женщин, столько публичных домов! У меня есть подозрение, что именно там он успокаивает свою плоть и удовлетворяет голод по женскому обществу. А в общем, не знаю! — замахал руками Агамемнон. — Я с ним на эту тему не говорил, да и, вообще, не мое это дело… Хотя, помнится, однажды он привел сюда какую-то девчушку, то ли танцовщицу, то ли стриптизершу из «Мулен Руж». Ну та была красавица, фотомодель! Через некоторое время девочка стала приходить сюда каждый раз, когда работал Мустафа. Устроится где-нибудь в дальнем углу, закажет бокал ретсины и чашку кофе по-турецки и сидит так до обеда, не сводя глаз с Мустафы. А он даже не подойдет к ней, хотя до полудня у меня обычно очень мало посетителей. А вечером они встречаться не могли, так как она была занята в вечернем мюзикле «Мулен Руж». Вот так месяца три и продолжалась их, с позволения сказать, любовь. А потом девочка перестала приходить… Не знаю, что между ними произошло, не вникал я в их отношения…
— Вот это уже выглядит странно — уж мне ли не знать, какой ты, Ага, дотошный и любопытный, тебе до всего есть дело! — подначил брата Аристотель.
Видя, что Агамемнон не собирается поддаваться на провокацию, Аристотель попытался развить ранее затронутую тему.
— А что делал твой Мустафа в прошлом? Может быть, перед тем как воевать, он играл в каком-нибудь театре? А что? Я, например, вижу его в роли Отелло. Внешне, во всяком случае, он подходит на эту роль…
— Ари, ты не прав, — возразила Ширин. — Отелло внешне был отталкивающе, отвратителен, а Мустафа, скорее, похож на Яго… Такой же вкрадчивый, вежливый, с лукавым взглядом и приятной внешностью, если не сказать больше…
— Дорогая! — дурашливо сложив губы, воскликнул Аристотель. — Уж не влюбилась ли ты в официанта?! Смотри мне! А то я не постесняюсь тут же, в ресторане, исполнить заключительную сцену из шекспировской пьесы. Ты, надеюсь, помнишь, что сделал Отелло с Дездемоной…
Все дружно рассмеялись.
— Мустафа, с его слов, бывший десантник, — продолжил Ага, когда смех стих. — Я только из-за этого и выбрал его, когда три года назад мне пришлось обратиться в охранное бюро… О, это целая история! В общем, было так.
Три года назад, когда мы из Греции приехали в Париж и только-только открыли ресторан, на нас стали «наезжать» отморозки из местной мафии, требовали, чтобы мы им отчисляли часть своего дохода. Я — в полицию. А там мне говорят: «Все платят, а ты чем лучше? Плати!» Вот так и платил целых два года. Когда же появился Мустафа и свернул двум рэкетирам шеи, бандиты на некоторое время оставили меня в покое.
Я видел, как он это делал, — действовал Мустафа вполне профессионально, как на ринге в спортзале, — потому я и поверил, что он бывший десантник. Представляете, в одно мгновение свернуть шеи двум вооруженным ножами бугаям?!
Аристотель поморщился от этих слов.
— Брат, пощади психику моей жены!
— Нет-нет, пусть рассказывает, это все очень пикантно! — воскликнула Ширин.
— Ну так вот, — продолжил описывать Ага свои перипетии, — прошло где-то месяца три, как появилась новая пара бритоголовых с тем же предложением «делиться». Мустафа хотел тут же расправиться с ними, но я запретил ему это делать в «Акрополе». Тогда он, под предлогом передачи денег, назначил им свидание в Булонском лесу. С тех пор о них ни слуху ни духу. Да и вообще бандиты оставили меня в покое.
Беда пришла оттуда, откуда я ее меньше всего ожидал. Из полиции. После исчезновения тех четверых меня, Мустафу и Жюля каждый день вызывали в местный комиссариат полиции на допросы, длившиеся по шесть-восемь часов! Показывали фотографии тех самых рэкетиров, которых убрал Мустафа. Требовали, чтобы мы признались в убийстве тех вымогателей. Наивные люди! Ну кто ж будет свидетельствовать против самого себя и добровольно лезть в петлю, тем более что доказательств у полицейских не было никаких! Потом стали избивать резиновыми дубинками. Били по почкам, по печени… Это для того, чтобы не оставить следов. Мне пальцы сломали, засунув их в проем двери. Я после этого месяц не мог играть на аккордеоне. Правда, Жюля через некоторое время оставили в покое, перестали вызывать на допросы, но с нами, со мной и Мустафой, «обработку» продолжили…
— Извини, что перебиваю, брат! — вклинился в монолог Агамемнона Аристотель. — Ты-то сам не задумывался, почему Жюль перестал интересовать полицию?
— Ну, во-первых, Жюль — француз, коренной парижанин, к тому же — белый, поэтому к нему отношение было не таким, как к нам с Мустафой, инородцам. Во-вторых, он после этих допросов с пристрастием слег в больницу…
— Брат, а ты не допускаешь мысли о том, что полиция оставила Жюля в покое, потому что в ходе допросов он согласился оказывать им содействие в расследовании, а может, и вовсе является их осведомителем?
— Слушай, Ари, мне как-то и в голову это не приходило! Вот, оказывается, что значит пообщаться с профессиональным разведчиком! — Агамемнон и Агния с восхищением смотрели на родственника.
— Пожалуй, ты прав, Ари… Да, надо срочно искать замену этому хиляге, тем более что есть масса желающих работать у меня официантами… Решено! Я уволю его под предлогом, что он часто болеет, а мне якобы приходится платить Мустафе двойную ставку…
— Как же вам удалось выпутаться из этой истории? — поинтересовалась Ширин.
— Помог господин случай. Его, как говорится, трудно дождаться, но очень легко упустить… Я не упустил. Короче, однажды вечером в «Акрополь» заглянул кто б вы думали? Бывший мэр Парижа, а ныне президент Франции Жак Ширак! Да-да, собственной персоной, безо всякого предварительного звонка, да еще и без охраны. Может быть, она и была, но осталась дожидаться его снаружи, во всяком случае, в зал он вошел только с супругой. Стоп-стоп! Забыл сказать о самом главном. С Шираком был его личный секретарь, грек по национальности. Я это понял, когда он вслух, на чистейшем греческом, зачитывал меню, а затем переводил супругам Ширак.
Обслуживал чету Шираков я вместе с Агнией. И тут меня осенило: вот оно, мое спасение! Надо обратиться за помощью к секретарю, ведь мы оба греки, не может же он отказать в просьбе своему земляку! И, действительно, не отказал, слава Тебе, Господи…
